Двенадцатилетний Ваня проходит лечение в тюменском онкодиспансере. Диагноз: саркома Юинга
С первого взгляда детское отделение тюменского онкодиспансера напоминает садик. Здесь игрушки, картинки. Но вместо воспитательниц медсестры с грустными и сосредоточенными лицами. А ещё родители. Последние ходят за детьми словно тени. Вдруг ребёнку станет плохо после химии? Алевтина Хабарова среди них как бунтарь. Одна улыбается. Несмотря ни на что.
— Мы здесь с 2011-го каждый месяц. Здесь наша жизнь. Бывает, три недели здесь, неделю дома. Здесь наша семья. Домой приезжаем и скучаем по ним (медсёстрам, врачам – прим. авт). Всё началось с диагноза — саркома Юинга. Простым языком — это рак кости. На первую биохимию мы приехали в Ванин день рождения. У нас после пошла динамика положительная. Потом опять рецидив. Опять химии. Химичимся...
Ваня — 12-летний подросток. Как и все сверстники, любит сидеть в интернете, смотреть телевизор. Вне больницы катается на роликах, велосипеде, выжигает, мастерит поделки. Только взгляд совсем не детский. Алевтина говорит: «Он у меня, как старичок — мудрый».
— Я считаю, что ребенок не должен видеть этого всего. Ваня сам, во-первых, этого не любит: «Чё, у нас всё плохо?». Я говорю: «Нет, всё хорошо».
Из-за болезни у Вани уже было семь операций. В 9 лет ему ампутировали руку.
— Больно стало ручку разгибать. Просто на ровном месте температура под сорок. Я уже тогда знала, что нам будут убирать ручку... Но Ване ничего не говорила. Так, намёками. Он мне всё время так говорил: «Думаешь, её так просто уберут? Вначале надо, чтобы заражение крови!» Тут просто был мальчик, у которого обе ручки убрали. Он рассказывал Ване, как это всё происходит. Ни с какими психологами мы не занимались. Он так мужественно всё перенес. Не надо было его подготавливать.
В это время Ваня играет с девушкой-волонтёром в холле. Смотрит, как та мастерит из шариков разные фигуры, и молчит. Но на лице улыбка. Детская, искренняя.
— Даже врачи при Ване не говорят про метастазы и всё такое. Об этом он ничего не знает. Дома стараемся эту тему не задевать. Строго с этим. Я с Ваней общаюсь как со здоровым ребёнком, это наша такая позиция. Бывает, спрашивает: «Может, я в детстве где ударялся? Вот рука и заболела...»
У ребёнка должно быть детство, без страшного слова «рак», считает Алевтина. Хотя кажется, что, пока она сама избегает этого слова, спасает не только Ваню, но и себя.
— Я такой человек, не люблю, чтобы меня жалели. Я считаю, что легче не будет, если буду скулить на каждом углу. Я ночью пореву. Если мне будет тяжело, то и ему будет тяжело. Потому что он всё это понимает...
Саркома Юинга — не приговор, говорят медики. С болезнью живут. И я верю, что история Вани будет тому подтверждением.
— Мы здесь с 2011-го каждый месяц. Здесь наша жизнь. Бывает, три недели здесь, неделю дома. Здесь наша семья. Домой приезжаем и скучаем по ним (медсёстрам, врачам – прим. авт). Всё началось с диагноза — саркома Юинга. Простым языком — это рак кости. На первую биохимию мы приехали в Ванин день рождения. У нас после пошла динамика положительная. Потом опять рецидив. Опять химии. Химичимся...
Ваня — 12-летний подросток. Как и все сверстники, любит сидеть в интернете, смотреть телевизор. Вне больницы катается на роликах, велосипеде, выжигает, мастерит поделки. Только взгляд совсем не детский. Алевтина говорит: «Он у меня, как старичок — мудрый».
— Я считаю, что ребенок не должен видеть этого всего. Ваня сам, во-первых, этого не любит: «Чё, у нас всё плохо?». Я говорю: «Нет, всё хорошо».
Из-за болезни у Вани уже было семь операций. В 9 лет ему ампутировали руку.
— Больно стало ручку разгибать. Просто на ровном месте температура под сорок. Я уже тогда знала, что нам будут убирать ручку... Но Ване ничего не говорила. Так, намёками. Он мне всё время так говорил: «Думаешь, её так просто уберут? Вначале надо, чтобы заражение крови!» Тут просто был мальчик, у которого обе ручки убрали. Он рассказывал Ване, как это всё происходит. Ни с какими психологами мы не занимались. Он так мужественно всё перенес. Не надо было его подготавливать.
В это время Ваня играет с девушкой-волонтёром в холле. Смотрит, как та мастерит из шариков разные фигуры, и молчит. Но на лице улыбка. Детская, искренняя.
— Даже врачи при Ване не говорят про метастазы и всё такое. Об этом он ничего не знает. Дома стараемся эту тему не задевать. Строго с этим. Я с Ваней общаюсь как со здоровым ребёнком, это наша такая позиция. Бывает, спрашивает: «Может, я в детстве где ударялся? Вот рука и заболела...»
У ребёнка должно быть детство, без страшного слова «рак», считает Алевтина. Хотя кажется, что, пока она сама избегает этого слова, спасает не только Ваню, но и себя.
— Я такой человек, не люблю, чтобы меня жалели. Я считаю, что легче не будет, если буду скулить на каждом углу. Я ночью пореву. Если мне будет тяжело, то и ему будет тяжело. Потому что он всё это понимает...
Саркома Юинга — не приговор, говорят медики. С болезнью живут. И я верю, что история Вани будет тому подтверждением.