@PolinaChekh

Когда выездов нет, отряд гоняет чаи, играет в нарды и смотрит телевизор. Зомбоящик показывает на Первом «Человек и на закон», а по России какую-то мыльную оперу про полицейских. Спасатели комментируют каждую сцену и посмеиваются над неточностями. Показывают сцену, когда главный герой уплывает на лодке от преследователей, и вдруг взрывается причал. Огонь, дым, грохот.
— А мирные поди как всегда решили, что это учения, — вставляет свои пять копеек командир отряда Андрей.
— Скучно? — с улыбкой спрашивает меня Геворг, один из спасателей.
Я смущенно киваю.
— И мне поначалу было скучно. Потом как-то попривык.
— А почему не уходил, когда было скучно?
— К графику привыкнешь.
— Да, мне вот сейчас, например, невыносимо было бы в офис каждый день ходить, — подключается Андрей. — Я в школе еще туризмом занимался всяким, а потом вдруг папа предложил пойти в пожарники. Я и подумал: о, как круто! Полгода посидел на зарплате в шесть тысяч… Ну и ушел. А тут в спасителях место освободилось. Мне говорят: пойдешь? Я-то? В спасатели? Конечно! Так и остался. Сейчас идейных уже нет… Ну, разве что совсем ветераны, как Валера.
— Просто спасатель — очень гуманная профессия, — вступает сидящий на кортах Валера. — Тебя все уважают. Вот милицию не уважают. А тебя да.
Андрей задумчиво затягивается электронной сигаретой. Геворг после паузы произносит:
— Вообще, у нас не всегда бывает скучно. Бывают дни, когда ты не присядешь, вот когда с Украиной все было, у нас каждый день с беженцами проходил. И когда самолет падал… Это же наша смена тогда была. И денек выдался не из легких. Дерево-дерево-ДТП, дерево-дерево-самолет…
— Почувствовали себя героями?
Парни отрицательно замотали головами и скривили мины.
— Ты что, плащей у нас за спинами нет. Да, поначалу есть какая-то бурная романтика, мол, сейчас я кого-нибудь жизнь спасу. А потом это пропадает.

Александр Коваленко, заместитель начальника поисково-спасательной службы, занимает свою должность уже шестнадцать лет и уходить не планирует.
— Когда я сюда пришел, мне сразу сказали, что дольше 2-3 недель тут не держатся. Это очень тяжело, потому что ответственность большая. Зам ведь должен быть центром, организатором. Нужно, чтобы тебя уважали, но и хребтину ломать не стоит. И я каждый день стал ездить с отрядом. Они же работают сутки через четверо, вот я и стал рассказывать одним отрядам про то, что было у других. И все поняли, что я нужен. Так и остался.
Александр Григорьевич родился в Запорожье, но Ростов все равно называет «родным». Здесь он служил после училища, потом жил в Германии и на Дальнем Востоке. 
Мы едем в служебной машине, по пути он показывает местные достопримечательности.
— Впереди будет дом, там на втором этаже молодой человек, видимо, в пылу любовных чувств, приковал свою девушку наручниками и поджег квартиру… А в другом дворе кто-то открыл баллон с газом, а в соседнем кафе людям плохо стало. Хорошо хоть это был не хлор какой-нибудь или аммиак. Вот это и есть город для спасателя. Многие едут по городу и видят дерево, а спасатель: «О, здесь было то-то, а здесь то-то». Это отпечатывается, потому что в такие моменты сердце колотится. А что до меня… Знаете, вот у каждого человека есть свой двор. Двор, который рядом с его домом. Ему может быть не все в этом дворе нравится, но человек его все равно любит. Как говорится, мерзавец, зато свой, — смеется Александр Григорьевич. — Вот для меня Ростов и есть такой двор. Но очень большой.
— А чем этот двор отличается от других? В чем его особенность?
— Здесь нет футляров. К тебе в трамвае может подсесть какая-нибудь казачка и начать говорить с тобой так, словно вы знакомы тысячу лет. Ростов без футляров живет.