Наверх
27.02.2018

Театр не театр, если в нём не раздеваются

Представьте молодого человека (хотя, какое там ― парень сед). Он сидит на краю сцены и разговаривает с луковицей. «Я знал одного Пера Гюнта. И был уверен, что он до конца своих дней будет верен самому себе». За его спиной вдоль сцены остальные персонажи. Стоят спиной ― оставили его наедине с самим собой. Похороны. Дамы в тёмных платьях. Мужчины в строгих костюмах. Тишина. Только что они плакали и вспоминали хорошего парня — работягу и семьянина. Но наш герой представляет, будто это его похороны: «Здесь лежит Пер Гюнт, благороднейший человек, император всех других животных. Никакой ты не император, ты — луковица!». Он чистит луковицу, сдерживая слёзы, снимает шелуху, приговаривая: «Это спасшийся в кораблекрушении, плывущий на обломке корабля пассажир с лёгким запахом Пера Гюнта». Сдирает кожу луковицы дальше и перечисляет: «Это ― охотник за пушниной в Гудзонском заливе, это ― археолог, это ― работорговец, это ― золотоискатель». Говорит тихо, бурчит себе под нос, так что мне на 12 ряду почти не слышно. Зато понятно, что он хочет найти ядро у луковицы. Чистит по-честному, до конца, так и не найдя ничего внутри.
19.09.2017