Глубже в лес

Всё, что во мне от человека – никогда не любила,
Всё, что во мне от женщины – вы… и забыла,
Всё, что во мне от божьего пупа – смешно и грустно,
Гори без времени во мне всё, что во мне.

Лирика Нины Потехиной – штурм метафизического горизонта, это своего рода поэзия наощупь, ищущая прорыв в безначальное, бесконечное, надындивидуальное. От рэпа она берет лишь необходимое лично ей – магию речитатива, гипнотизм заклинания. Александр Башлачёв сетовал тридцать с лишним лет назад: «Мы путаемся в рукавах чужой формы. Зачем играть реггей, если ты живешь в Норильске? Нет уж, ты пой песни вот этой ушаночки и этого тулупчика». И как раз сибирский панк в рукавах не запутался, перекроил чужеродное на себя. И вот теперь та же подлинность и аналогичный градус экзистенциальной ярости ощущается в песнях Нины Потехиной. Особенно это касается последнего альбома «Детский сад Афродиты», выпущенного в конце 2021 года.

Большой мир себя исчерпал

Когда я слушаю твои песни, у меня возникает двойственное ощущение – с одной стороны, радость солидарности (все так, так и есть!), а с другой – ужас прямого свидетельства изнутри …, бездны. Есть ли что-то, что противостоит этому? Насколько тебе вообще присущ дуализм, борьба тьмы и света? Если что-то, кроме этого … [крантеца, апокалипсиса]?
… – это прекрасно. Ни во мне, ни в моем язычестве, дуализма нет.

Только …, бездна? Но разве это не пугает?
Конечно, пугает. Но тьма пугает не грязью и грехами, а тайной, неизвестностью, знаниями, обнаженной Исидочкой. Кто рожден для бездны, у того нет иного выбора, ничего не поделаешь. Где-то я слышала, что можно жить только ночью или только днем.

Но все же одно неполно без другого?
Скорее, разные состояния одного и того же. Мне близко древнее представление о том, что все имеет единое начало, но разные воплощения.

Как происходит переход от обычного человеческого состояния к вот такому ощущению, что все едино?
Как правило, в ритуале. Но вообще, кто как себя смог раскачать, со временем этот переход может осуществляться где угодно. Но к тому времени уже и быт становится священным. До такой степени, что идешь пить пивко с пацанами, лишь бы земного, человеческого вдохнуть.

Заземлиться?
Да. Я как-то зожничила пять лет, и так преисполнилась этим, смотрела на людей исключительно как на унтеров и вату. Спасли меня только две чекушки и сон в обнимку с унитазом. Утром на солнечный свет намолиться не могла, с каждым жучком-паучком миловалась, выгул собаки мне показался каким-то путешествием в иной мир, так уж меня колдо… сказочно, освободилась. Водочка оказалась спасительницей.

ЗОЖ не сработал?
Конечно. Аскет позволяет себе столько же, сколько и запрещает. В моем окружении есть люди совсем непьющие, я к ним отношусь точно так же, как и к выпивохам, это не основной критерий для человека. А все эти зожи, экологические акции, праздники урожая от местной администрации мне неинтересны. Социальщина.

А новая этика?
Социальные движения сейчас клеенчатые. Светская мораль удобна, но совершенно пуста, в нее сложно верить. Наверно, я могу сказать, что не ассоциирую себя с обществом вообще. Поезд, … [несущийся] в ад, не остановить и не развернуть. Тем более, игрушечными методами. Мне сложно в содружествах, в течениях. Я только в прошлом году нашла друзей. В каком-то смысле люди вернутся к общинному строю, думаю, где будут небольшим числом объединяться «по интересам», помогать друг другу морально и материально, быть друг для друга и Семьей, и Родиной. Большой мир себя исчерпал.

А раньше как было?
Я бы в любом обществе была маргиналом, и даже в стране своих грез я живу на периферии. Так что просто не имею права решать судьбы мира. У меня есть ЕР, называется «Вечно недовольная». Недовольство однозначно про меня. Никогда нельзя сказать «ну наконец-то». Жизнь не должна быть удобной. Жизнь всегда жертвоприношение. Своего невежества, страха, слепоты, гордыни, денег, времени, крови – гони, чо есть. Внутренний мир слишком текуч, переливист, игрив, как танцующий Пан. При жизни этот танец нельзя закончить, дальше не знаю.

На районе

Расскажи, пожалуйста, про детство. Как было там?
Были двухэтажные дома. Сараи. Была рощица небольшая возле дома, был храм. Круглосуточные киоски с пивком, игровые автоматы. Дворовая российская эстетика – мать родная, я с данью уважения к ней отношусь. Все эти пьянки, безумные женщины, героинщики-убийцы, онанисты по кустам. Открещиваться от этого не стану, творческой интеллигенцией, замурованной в Хюгге, себя не считаю. Был тот уровень кошмара, при котором уже весело. Переехать на другой район хотелось, но только потому, что это открывало больше возможностей. Творчество, например, только с переездом пришло. А страх ушел. На районе было небезопасно, никогда не знаешь, откуда прилетит: менты заявятся, пацаны предъявят, или мамка отругает в конце концов. Сейчас, правда, все уже померли или сидят.

Сейчас этого нет?
Дверь даже на ночь не закрываю, вдруг кто-то придет (смеется).

Это из детства в песнях так много страха и мотива борьбы с ним?
Смешит то, что содержание связывают исключительно с личностью автора. Будто бы это не про вас (смеется). Боятся все. Из дихотомии «свобода – страх» каждый выбирает свое.

Ты один раз выбираешь или всегда?
Всегда. Страх же любит щекотать животик регулярно, я ему отвечаю тем же.

Я вот много всего боюсь...
Люди почему-то не подвергают сомнению свой взгляд на мир, даже когда этот взгляд, очевидно, мешает жить. Выдвигаются тезисы типа «я такой». Я там меланхолик, или водолей, боюсь вот этого, люблю вот это. Мыслить себя как некий завершенный, даденный набор с инструкцией … [ужас] как скучно. Но инаковость требует усилий, а обыденность … [ничего] не требует.

Нина Потехина – настоящие имя и фамилия?
За этот вопрос вообще спасибо. Сейчас настоящее, я поменяла паспорт, всю херню. От рождения меня звали Балаева Юлия Андреевна.

Ого, совсем по-другому…
Помню, что мыла пол, я еще с матерью жила, какими-то бытовыми делами занималась, и думаю: «Нина Потехина». Угар. Надо. Помню, потом пару дней ходила: «Мам, тебе бы понравилась Нина Потехина?». Сестру ... [доставала]: «А вот если бы человека звали Нина Потехина, как бы ты относилась к ней?»

И что они говорили?
Что я их … [замучила] со своей Ниной Потехиной. Всегда говорят, что я мертвого из гроба подниму. Я поменяла имя в социальных сетях в 2015 году, думаю, для рэпа пойдет. В 2017 я поменяла все документы, потому что Нина сильно начала вытеснять конкурентов. Доходило до путаницы среди однокурсников и преподавателей, стало неудобно.

Когда меняла документы, тебя не спрашивали, почему ты берешь новое имя?
Я сказала, что это мой сценический псевдоним, а мне говорят: «давай напишем, что в честь бабушки». Для официальной версии так лаконичнее, я и не сопротивлялась. Теперь у меня есть еще мифическая бабушка, в честь которой я названа.

У тебя не так много прямых отсылок к политической повестке, но, тем не менее, в текстах упоминаются Pussy Riot, Центр «Э», Чечня, «Норд-Ост». Учитываешь ли ты политический климат, когда пишешь песни?
Нет. Единичный случай – единичный случай.

А мнение аудитории тебе не важно?
Меня может ранить только мнение близких людей. Так что нет. Когда-то я пришла к идее, что хочу делать такой рэп, который сама хотела бы слушать. Самодовольство, как и самобичевание, пока берегут.

А как относишься к коммерческой составляющей? Раскрутка, известность?
Прекрасно, пусть поют. Мне предложат выступать за бабки, если чуйка не будет сопротивляться, я пойду. Но по контракту мне было бы грустно. Я, скорее, готова смириться с тем, что сейчас нищенствую и живу от копейки до копейки, чем с тем, что надо сидеть во дворце, за который ты платишь своим горбом, слезами или писей. Я бы очень быстро умерла.

А на работах ты работаешь? Как это у тебя обычно устроено?
Проводила экскурсии в музее. Последние два года перебиваюсь подработками. Заборы красила, дворы мела, за собаками убирала в приюте, сейчас вот пробую устроиться церемониймейстером (ведущим похорон). Недавно две недели проработала в офисе, друзья позвали. Я ушла, меня … [достало], и я не подходила. Мое окружение знает, что я … [лентяйка] , и периодически мне чего-то подбрасывает – Нин, вот есть какой-то проект, подработка. От постоянной работы мое нутро отплевывается. Это кабала, … [гребаное] рабство, так невозможно жить. Люди терпят. Я начинаю сразу ныть и разлагаться, умирать, конфликтовать. Больше всего мне нравится вообще не работать. Я в деревне выхожу с утра, наливаю себе кофеёк, там участок огромный, полгектара, и лес рядом. И я прям с кофейком хожу, на этом пеньке посижу, на другом. Советский человек сказал бы, что я тунеядец. Внешнее бездействие обманчиво. Я это называю «графские прогулки» (смеется).

Многие люди в такие моменты, мне кажется, начинают суетиться и переживать, что они не при деле… Ты ходишь в офис, зато избавлен от внутренней паники.
Я не осуждаю людей в офисе, я осуждаю офис в людях. Тут не поможешь. Я потому и не веду за собой никого. Слишком личные дебри.

Ты всегда была такой?
Недавно сидела в метро, ждала поезд, наслаждалась своей сексуальностью, пока она моя. И ушла во времена, когда где-то на лугу сидела такая же Нина Потехина, в ее мышцах было столько же силы, в голове столько же ума, и смотрела она на мир моими глазами, а я теперь ее глазами смотрю, потом мы эти глаза, этот ум, стихи, любовь передадим дальше. Дух меняет тела. В современном же смысле можно сказать да, вот тебе дата, штамп, документируй. Но это очень условно. По правде же, не помню свою жизнь без Бога, хотя помню себя с раннего возраста.

Тебе жаль, что ты не родилась в традиционном обществе, где с Богом было бы легче?
И сложнее, и легче. Что мне нравится сейчас – всем … [наплевать] на Бога. Никакой конкуренции между монастырями, орденами, общинами, никаких экономических факторов, никакого принуждения, то есть никаких вторичных причин и выгод для веры. Бог сейчас для большинства ничем не отличается от тамагочи. Типа играли, помним, было весело, ностальгировать можно, но относится серьезно к тамагочи, когда у тебя есть смартфон – средневековье. Остались избранные, те, кто иначе не может. В традиционном мире я бы неизбежно делала то же самое, что и сейчас, колдовала бы и читала рэп. Просто в традиционном мире у тебя есть какая-то паства. Крестьяне бы ходили за приворотом, отворотом, советом. А сейчас всем ... [наплевать]. Есть ты и Бог. И всё. В этом плане меня все устраивает. Из минусов: на выкорчевывание светского воспитания уходят годы. 

Хотел родиться птицей

Когда и как ты начала сочинять рэп?
Скучная история. Школьная подруга решила податься в операторы, а снимать было нечего. Предложила мне песню написать, в школе, говорит, ты же читала как-то рэп. Посвященный школе, … [блин] (смеется).

У тебя был такой рэп?
Один раз было, она запомнила. Короче, я написала песню, мы сняли клип, она ночь посидела за монтажом и поняла, что не ее это дело. А я так и осталась со своим любимым мальчиком хип-хопом.

Та первая песня сохранилась?
Удалила, потерялась. Карандашный набросок теряется под слоями краски, много лет уже прошло.

С какого-то момента, года с 2019, в твоих песнях всё больше фольклорных мотивов, интонаций, речевых оборотов. Что-то изменилось в мироощущении?
Глубже в лес. Звук бубна, народное пение, горловое пение, духовные стихи, старообрядческие песни, всяческие ритуальные вопли когда-нибудь сведут с ума моих терпеливых соседей и собаку, но не меня. И бабушка, в первую очередь. Мой хип-хоп достался мне от моей бабушки. У меня бабка настолько была аутентичная… Она говорила всё время только какими-то прибаутками матершинными, замысловатыми, до безумия непристойными, притом, что она городской была житель. Такая, знаешь, бабка-трикстер. Она уже умерла, земля пухом. Очень много в ней было какой-то народной свободы .

Как рождался твой последний альбом «Детский сад Афродиты»?
В 2020 году я работала дворником. За работой часто приходят дельные мыслишки. Даже не образы появились, но будто приливом сил меня окатило в процессе уборки. Думаю, ну значит, это будет большой альбом, про любовь. За год мы его «на…и и народили», как говорила моя бабушка. Над тетрадями я обычно не чахну, дело неблагодарное и горделивое. Напишется – во славу, нет – так и … [все равно].

А мелодия cразу появляется? Ты заранее знаешь, как это будет звучать?
Да, сразу.

я вообще хотел родиться птицей
и гулять по тревожной чаще,
а то писька эта девчачья
встанет в дверном проеме
и смеется, что я не мачо…

Тебе интересна андрогинность?
Вопрос об андрогинности – о мужском и женском – часть общего вопроса о противоречиях. Божественному несвойственны противоречие. Вот это, единое, мне интересно очень. Я говорю за рамками гендерного баловства. Становление женщиной, как и мужчиной, тоже путь.

То есть это про религию, не про гендерное?
Я не знаю. Сейчас любой порыв души кладут под скальпель, современный мир не позволяет свершиться чуду. Не мешай, чудо само знает. Я не знаю и знать не хочу, как и где выстрелит религиозный путь. Я не приверженец современного подхода, типа, мы решаем конкретную проблему.

Как в психотерапии?
Да! Необдуманно забытое сейчас явление, которое должно стоять во главе угла – смерть. Со смертью своей надо дружить, целовать ее в пупочек, жаловаться ей, засыпать и просыпаться с ней. Вокруг этого строится все остальное. Мне нравится выражение «твоя смерть одновременно везде и нигде», я сама себя так часто чувствую. Не нужны никакие кумиры, мудрецы, психологи, волхвы, список любимых авторов и музыкантов. У тебя есть твоя смерть, она тебе и мама, и папа, и мерило всего вообще. «Ты умрешь» – поет метафизика, подпевай ей, другого я не знаю. То, что тебя беспокоит, само отвалится.

Благодаря знанию о личной смерти?
Индивидуальность, «я», поставленное в центр внимания, разлагает. Должна быть вертикаль. Я просто очень ленивая по своей природе. Я не знаю, что в мире есть такого, за что бы я могла умереть. Ладно умереть, да хотя бы встать с дивана. Если это не второе пришествие – отвали. Меня не пугают голод, холод, одиночество, проходили, ничего там страшного, только окно закрой, пожалуйста, мне дует. Но вот что меня пугает, так это люди, способные очень серьезно относится к своим бирюлькам.

А почему люди всем этим заняты? Как ты думаешь?
Кали-юга, последние дни (смеется). Я не знаю, но я … [трахала] держаться за такую реальность, пусть рушится.

А какой твой Бог, в чем твоя религия?
Сибирский шаманизм. Я появилась где-то в лесу совсем голеньким первочеловеком и пошла нащупывать мир. Ушла в те пространства, где у богов еще нет имен. Богословия, как такового, нет. Но основные мифологические категории в шаманизме схожи везде. Шаманизм как законченная этническая религия у конкретных народов появился позднее, но как этап, был пройден всеми народами, наряду с анимизмом или тотемизмом. Элементы экстаза, измененного состояния сознания, трехчастное деление мира и души, танец как ритуал, нарочито театральное чтение славлений и молитв, почитание предков, путешествие по мирам, солнцестояния и равноденствия – это и многое другое, как говорится, встречается в разных вариациях везде. Для шаманизма, например, характерен анимизм, это значит что все живо, ибо все есть дух, врубаешь? К тому же, мне по характеру близко выйти в поле, … [побить] врагов и перетрахать любимок, в афро-бразильских культах я бы и дня не продержалась. Ладно, день бы продержалась. Пою, праздную, веселюсь.

Лес – это место для таких опытов?
В современном мире – да. В городе ты блюдешь образ самого себя даже наедине с самим собой. Лес позволяет увидеть себя оголенным или вообще перестать себя видеть. Это страшно. Инициация – это всегда болезненно. Лес и раньше был пограничной зоной, сейчас его «пограничность» увеличилась в разы.

С чего это началось? Ты куда-то пришла, что-то поняла?
Тотальная неинтересность и скука современной игры, банальный духовный поиск, абсолютно тюремный по своей сути материализм, ощущение, что за каждой вещью стоит что-то еще, кроме нее самой, ощущение присутствия – все это и многое другое в одну копилку. Механически, как у всех, тут подсказали, там намекнули. Ушла в леса, потом в книги.

Выезжаешь в одни и те же конкретные места? Или в разные?
В разные. В основном по Новосибирской области. У меня, к сожалению, нет средств, чтобы ездить на Алтай, который близко, или в Тыву. Некоторые язычники покупают просто дом в деревне. Я в деревне, пока что, больше гость. У друзей там частенько бываю.

Но это же все твое язычество, мягко говоря, странно для большинства людей. Не показывают пальцем?
Я готова быть лапотницей. Ты же видишь, как живет сейчас человек. Так вот лучше сдохнуть, чем так жить и, тем более, слушать его примитивные аргументы типа «ты сама себя в этом убедила, тебе хочется в это верить». Совсем тупых и наглых можно смело … [далеко] посылать. Каждый сквозняк не отрефлексируешь. 

А можно научиться этой твоей практике?
Все хотят сразу волшебных даров, избавления от всего и приобретение всего. С потребительским отношением не надо идти даже в эзотерику самого низкого сорта. Вот, я замечаю, что люди интересуются тюрьмами, маньяками, копрофилами, извращениями, нетривиальными ситуациями или событиями, всем, что вызывает сильные эмоции. Но они этим именно интересуются, врубаешься? Они пытаются к этому приблизиться, как бы говоря: «ну я-то не такой. Мне вот интересно, но сам я не такой». Через фильтры, через интервью, через статьи, через какой-то продукт они проживают то, чего и близко не могут себе позволить. Смотрит она кино свое, плачет, иди у матери своей на плече поплачь!

Радикальный опыт в безопасной обертке?
Я не знаю людей, которые сразу бросались бы в радикализм. До него нужно дорасти. Там, где в мышлении присутствует радикализм, там настолько забвенное одиночество, что не каждый, думаю, сможет это вынести.

Но сама ты склонна к радикализму?
Страстное, полярное, насыщенное и очень категоричное. Басни про уравновешенность и золотую середину посылаю в середину. Либо будет, как я хочу, либо не будет вообще, костьми лягу.

Янка, Летов и анекдот про Безрукова

Какая тебе близка философия?
Философия мне интересна, но я скорее любитель. Я не могу про себя сказать: «я экзистенциалист» или «я стоик». Сейчас занимают Жорж Батай и Мартин Хайдеггер. Хайдеггер – лапуля, его не перелопатить. Если говорить о самом принципе, мне чуждо вечно опираться на кого-то, показывать пальцем на титанов за моей спиной, ссылаться и раболепствовать. Кто-то когда-то уходил в пустыню, в лабораторию, в бордель, в библиотеку. Ты чем хуже? Они-то свою жизнь прожили, и свое знание выстрадали и отвоевали.

Но восхищение чужим творчеством тебе свойственно?
Конечно. Но это и остаётся на уровне восхищения. Например, Головин (Евгений Головин, поэт, мыслитель, переводчик, один из лидеров «южинского» кружка) – один из немногих деятелей в культуре, который мне очень близок. Его дух очень близок моему духу, я это сильно ощущаю. Но я не могу сказать, что вот Головин повлиял на мое творчество и сформировал меня как личность. Он бы и сам с такой чепухи занемог.

Сорокин? Елизаров?
В один присест и того, и другого прочитала. Мне всегда казалось, что реальность в таких книгах гораздо правдивее, чем декорации той реальности, которую люди пытаются удерживать и сохранять. Обычно считается, что есть наша благолепная реальность, а вот эти все книжки и песенки – это фантазии. Выдумки разной степени ужасности. Я думаю, наоборот. … [капец], у меня полный набор правоконсервативного интеллектуала и мистика, аж тошно (смеется).

А Янка?
Да, мне нравится. Я хоть из хип-хоп культуры (усмехается), больше слушаю как раз авторской песни. Очень мало слушаю рэп-музыки. И в контексте авторской песни – конечно, мне нравится Янка.

А ещё?
Олег Медведев, Веня Дркин, Корней, Бранимир, Алексей Вдовин, Саша Башлачев, группу «Пикник» люблю. Сплошная классика, не знаю, где находят этот андеграунд. Человек с гитарой, который рвет глотку. Но при этом я до сих пор основательно не познакомилась с Егором Летовым. Несмотря на то, что нас часто сравнивают. Есть мем, где нарисован Есенин и написано: «Будь ты проклят, Безруков!». И я могу то же самое сказать про Летова (смеется). Подростком я обожала «Ночных снайперов», но никто не говорит: «Вот тут у тебя слышно что-то снайперское». Из Летова знаю основные песни, которые знают все. Не читала его интервью, не смотрела его выступления. Он меня не привлекает. Я понимаю, что это громадный человек, но у меня нет желания погрузиться. … [хрен ли] поделать, сравнивают. Даже чаще, чем с Янкой.

У меня тоже возникло ощущение, будто вы подключены к похожему источнику…
Хорошая формулировка. Надо сказать, люди постмодерна или метамодерна (их не разобрать) буквально повернуты на заимствовании, на преемственности, на отсылках. Цитата убивает всякое творчество как откровение, а сама ничего не значит. Ну, значат только то, что автор читал ту же … [хрень], что и ты. И вы вместе оргазмически содрогаетесь от своей уникальности и от чужого невежества. Меня, возможно, сформировали автоматические стихи Бориса Поплавского или Пригова (люблю, кстати), или японские авторы, или те же средневековые гримуары, южноамериканский шаманизм, … [побои] в подъезде. Это как определять и главное – зачем? Человек сейчас явно не там ищет. Тексты становятся бюрократическими.

Твой ранний альбом называется "Как живопись, только рэп". Насколько важна для тебя живопись? Много ли ты рисуешь?
Я художник и есть. Угораю с того, что я творец, надо же колхоз в тонкие материи погружать.

Сама рисуешь?
Периодами. Обычно под настроение беру коробки в магазине по пути домой, разрываю их и на картоне рисую. Не настолько увлекаюсь живописью, чтобы тратить деньги на холсты, но коробки – это удобно. Они плотнее, чем бумага.

У тебя на страничке в вконтакте есть фото выставки с акварельными … [фаллосами], расскажи.
Акварельная сказка. Обожаю делать такие местечковые акции, на которые приглашены только мои домочадцы.

А где это было и как это было?
У меня дома. Очень элитарная была выставка, закрытая (смеется).

Сколько человек ее увидело?
Один. Или два, я не помню...

Самый последний вопрос – про надежды.
Ветер подует – я за ним. Планов нет.