50% в тени: Главная загадка экономики

В самом деле, известны ли официальной статистике такие гибриды? Видимо, нет, ведь для Росстата занятые в неформальном секторе — это люди, которые работают в юридически не зарегистрированной организации либо на себя. А мы имеем дело со «второй занятостью».

В 90-х среди экспертов была популярна грустная шутка: «Если кто-то объяснит, как выживает русский народ, то ему надо будет дать Нобелевскую премию по экономике». Сейчас этот вопрос не то чтобы окончательно решен, но уже в определенной мере исследован.

Важнейший центр изучения сгруппировался вокруг Центра поддержки социальных исследований «Хамовники» и социолога Симона Кордонского в ВШЭ. Кордонский не устает доказывать: мы не знаем страны, в которой живем, а правительство управляет не той Россией, что существует на самом деле. Самые интересные полевые работы проведены социологом, профессором факультета социальных наук ВШЭ Юрием Плюсниным и его коллегами. Сейчас он работает над книгой о социальной структуре российского провинциального общества. Три главы посвятил неформальной региональной экономике, промыслам населения. По его наблюдениям, официальная статистика ошибается в подсчетах людей, занятых в неформальной экономике.

Вот как делает Росстат. Проводит опросы, определяя всех, кто работает за плату. Из отчетностей компаний получает количество рабочих мест, замещаемых у юрлиц. Вычитает из первого показателя второй — готово: 20% россиян работают неофициально.
— Это некорректная цифра, — объясняет Плюснин. — У нас в формальной экономике в среднем находится от 60% до 80% трудоспособного населения. В результате вне официальной экономики — от 20 до 40% людей (или даже 60% в малых городах). Где они? Часть из них — однозначно отходники. Другая часть — надомники и так называемые «гаражники». Если считать просто формально, то мы получим цифры, которые ни о чем не говорят. А если считать реально…

Отсутствие местного рынка труда заставляет многих людей мотаться в крупные города. Работать на стройке, охранниками, курьерами. Но о переезде речи нет: все хотят жить там, где живут. К тому же переезд затруднен из-за неподъемных цен на жилье в крупных городах, да и социально это сложно: дома хоть что-то есть, какая-то живая среда взаимопомощи или, по крайней мере, жилье. Таких людей профессор Плюснин назвал старым красивым словом «отходники» — те, кто отходит из своих мест проживания, временно уезжает на заработки в большие города.

В 2013 году у Юрия Плюснина с соавторами вышла книга «Отходники», где целая глава посвящена методам оценки неформальной занятости вообще и отходничества, «шабашничества» в частности.

По статистическим данным Кологривского района, из 4400 человек трудоспособного населения лишь 2700 человек официально трудоустроены и 100 официально безработных. Остальные, 1600 человек (36,4%) официальная экономика ничего не знает. А в Темниковском районе «неформальных» вообще 48,4%. Данные проверяли самыми разными методами: социологи проводили интервью с представителями местной власти, журналистами, изучали школьные журналы (данные о профессии родителей учеников), обходили дома в небольших населенных пунктах. Данные трудно сличить — разные методы дают от 10 до более 50% одних только отходников в небольших населенных пунктах Костромской области, а сами отходники считают, что «уехали почти все».

— Половина мужского трудоспособного населения в малых городах находится в «отхожих» промыслах, — говорит Плюснин. — В крупных городах есть рынок труда — нет смысла уезжать. А в деревнях и малых городах это типично. С 2013 года, когда вышла наша книга про отходничество, ситуация изменилась только в двух отношениях. Отходничество стало более широким: распространилось в деревни, ушло в Сибирь и на Дальний Восток, чего раньше не было, и в отходничество массово пошли женщины.

Вот отрывок исследовательского интервью из книги «Отходники»: «Интервьюер: А вы можете прикинуть, какая доля вот этого мужского населения уезжает на заработки? Отходник-Охранник: Да вы знаете, я бы сказал, половина не уезжает точно. Дело в том, что половине ехать просто… — Не на что? — Ну как, ребят, вам сказать… Ну не то что не на что… Я всегда говорил, что под лежачий камень вода не текет. Им охота сидеть дома, а иметь все».
То есть, говоря о неформальном секторе, мы имеем в виду не самую бедную, а самую активную часть населения небольших городов.

В целом ряде небольших городов расцветают небольшие специализированные ремесленные кластеры.

— Мы обнаружили в нескольких городах организацию производства по типу рассеянных мануфактур, как это было еще в XIV–XVIII веках, — говорит Плюснин. — Это исчезло, но в условиях кризиса возродилось. В Новохоперске и Урюпинске — изделия из козьего пуха. А самое яркое, с моей точки зрения, — мануфактура по производству ростовской финифти в Ростове Великом. Практически половина населения погружена в эту мануфактуру.
Это признак городов, которые нашли себе специализацию, опираясь на историю, традицию, туризм и на остатки советских производств. Вот, например, Углич. Был там с 1940 года часовой завод «Чайка». Гордость Ярославской области, мощнейшее предприятие, где из 30 тысяч населения города работали 10 тысяч человек. Девяностые, убытки, долги, банкротство — завод рухнул. А советских комплектующих там осталось столько, что люди расхватали их, разбежались по домам и стали делать часы.
— Завод благополучно рушился, а я начал интересоваться часами, заниматься, вникать. У нас же никто часы как часы не воспринимал: вообще не понимали, чем занимались! (То есть какая работа была, тем и занимались, большинству было не интересно именно часовое мастерство — «Репортёр»). А где-то в 2006 году завода не стало. И на его развалинах, как плесень, образовались мы, — говорит Сергей Волков.

Самозанятые вокруг обломков большой советской промышленности, похоже, часто не считают ситуацию чем-то нормальным. Норма для многих — советский порядок производства, и не потому, что он был эффективным (в том же позднем СССР были шабашки и неформальные «бизнесы» вокруг легальных производств), а потому что нормой был стабильная работа. Теперешнюю ситуацию люди считают выживанием, а не нормой, хотя честно и много работают, делают вещи, на которые есть реальный спрос.
— Последний раз на «Чайке» я работал гравером, — продолжает Сергей Волков. — Сейчас у меня своя часовая мастерская. Миллионы не зарабатываю, но денег на семью хватает мне и двум помощникам, один из которых трудится в нагрузку к официальной работе.

На вопрос об объеме неформального сектора Сергей отвечает уверенно:
— В провинции это большинство. Потому что у нас, в отличие от столичных городов, нет каких-то институтов, вокруг которых вертятся финансы. Здесь все брошено на самовыживаемость. Вокруг много дачных поселков, и мужчины в большинстве работают по строительству, штукатурят. С частными клиентами за наличный расчет. Вот так вот люди живут.

Юрий Плюснин рассказал об одной женщине, типичном примере «второй занятости». На официальной работе у нее зарплата где-то 12 тысяч рублей в месяц. Но еще она заготавливает варенья, соленья и прочее — все это продает и дополнительно добывает по 20–30 тысяч рублей. Торты печет на продажу. Тысяч 70–100 в итоге вырабатывает — то есть она крайне успешна для своего региона. Но встроенность в общество и часто самооценка определяются официальной зарплатой в 12 тысяч. Хотя это производительный и мощный класс — одновременно и предпринимательский, и трудящийся.

— И таких людей много, практически все население занято промыслами. Но посчитать их невозможно, — говорит Юрий Плюснин. — После опубликования нашей книги про отходничество в 2013 году как раз и возникла инициатива как-то назвать этих ребят. Назвали самозанятыми. А далее начали думать, как их определить, кто они такие. Но до сих пор не могут.

Человек может зарегистрироваться как самозанятый, если работает на себя в одиночку и зарабатывает не больше 200 тысяч рублей в месяц. При работе с физическими лицами он платит налог по ставке 4%, а с компаниями — 6%. Налог в общем небольшой, и платить можно через мобильное приложение. Но зачем платить, если можно не платить?
Легализация, как считают авторы закона, пойдет только на пользу: люди получат, например, дополнительные возможности по банковскому кредитованию. Точнее, должны получить.

— С самозанятыми банки работать не хотят, — говорит директор центра бухгалтерского аутсорсинга в Томске Наталья Цавро. — У меня есть знакомая, которая помогает выдавать кредиты — оформляет все документы, справки, работает с банками. Она пыталась оформить самозанятым кредиты. Не получается. Самозанятый, по сути, ничем не отличается от безработного: сегодня я пеку тортик, завтра не пеку, сегодня делаю ногти, завтра нет. Как банк может обезопасить себя, если вы не гарантируете, что завтра захотите работать? В приложении «Мой налог» дается распечатка, которую каждый самостоятельно делает. Вроде бы да, подтверждение дохода есть, но банк и его не принимает: оно нигде никем не зафиксировано.

К концу марта этого года 550 тысяч россиян зарегистрировались как самозанятые. В их числе клиенты бухгалтера Натальи Цавро; она таким образом является экспертом по невидимой или отчасти видимой экономике.

Например, семейная пара занимается продвижением в социальных сетях на аутсорсе. Зарабатывают хорошо, но, когда понадобилось, не смогли подтвердить источники дохода. Зарегистрировались самозанятыми.

— Ничего не поменялось с тех пор, как они числились безработными. Только теперь имеют статус самозанятых и платят налог, — говорит бухгалтер. — Единственные льготы, которые получили, — 10 тысяч, на которые можно уменьшить свой первый налог. Больше ничего. Ни кредитов, ни дотаций и льгот.

Петербуржец Денис Белов занимается строительно-отделочными работами. Лет восемь назад шабашил в одиночку, потом стал привлекать людей; теперь у него своя мастерская.
— В том году мне начали блокировать карты — якобы у меня какие-то операции проходят левые, — говорит Денис. — И я подумал, что мне нужно зарегистрироваться, выйти из тени. Налог на самозанятых, в принципе, небольшой, и я бы его платил. Но хотел бы четкого контроля за тем, куда уходят эти деньги! Плюс мне этот режим не подходит: у меня есть наемные работники. Я хотел зарегистрироваться как ИП. В итоге не стал этого делать, потому что год закрыл в минус, а потом начался карантин.
Другие наши герои также не видят плюсов в статусе самозанятого. Художник-керамист Марина Иванова говорит, что все банально: «Казна пустеет, милорд». Охотно бы платила налог ради медицинской страховки. Вот только в государственные клиники она давно уже не обращается — «сами понимаете, почему».

С другой стороны, налогообложение несложное, от самозанятых не требуется никакой бумажной отчетности: каждое поступление от труда нужно вносить в специальное приложение. Про НДФЛ и НДС можно забыть, за исключением НДС при ввозе товаров из-за границы. Да и отказаться от применения этого налогового режима, как сказано в законопроекте, можно в любой момент.

— Была даже такая фишка пущена: если ты нарушишь что-то первый раз, то наказывать тебя не будут, — говорит бухгалтер Наталья Цавро. — Это было связано с так называемой временной отсрочкой, поскольку к новому налоговому режиму нужно привыкнуть и понять, как его применять.

Но на практике, по ее словам, все не так радужно. Статьей 129.13 НК РФ за нарушение порядка и сроков передачи сведений о расчетах плательщиком налога на профессиональный доход предусмотрен штраф в размере 20 процентов от суммы такого расчета. Это за первое нарушение. А за повторное взыщут штраф в размере всей суммы расчета.
— Налоговики уже начали привлекать самозанятых к ответственности: были такие случаи среди моих клиентов, — говорит Наталья Цавро. — Я думаю, что эксперимент с самозанятыми нужен, чтобы людей заманить. Сейчас всех вытянут, они мордашки покажут, а через десять лет, когда эксперимент закончится, уже за ширму спрятаться не получится.

— Ты сейчас зарегистрировался — все легко и просто, — соглашается Денис Белов. — Но неизвестно, как потом этот налог переведут и какие будут ужесточения налогового режима. Ты, конечно, можешь перестать быть «самозанятым». Но уже будет известно, что ты этим занимался — и можно предположить, что просто в тень ушел. А вот если ты из нее и не выходил, вопросов к тебе не будет. До поры до времени, конечно.

— Да. Но зачастую ситуация сама так складывается, что приходит мелкий заказ и можно заработать денег. Ну и когда я просматриваю все эти стабильные работы, то понимаю, в какую это рутину может вылиться. Плюс деньги там приходят нескоро — месяц-полтора… А так я могу за несколько дней найти себе заказ, и деньги будут при мне.

Понятно, что не все занятые в неформальном секторе — люди с настоящим предпринимательским мышлением. Например, отходники готовы идти на любую работу за сотни и тысячи километров, чтобы прокормить свои семьи. Но и это не пассивные и не вялые, а свободные люди. Зависимые от государства и от обстоятельств никуда бы не уехали. То есть у нас в стране образовался огромный класс людей смелых, мобильных, готовых работать и предпринимать.

Нашими собеседниками движет что-то и помимо желания заработать. Тем более что никто из них миллионов не наживает. Истории в целом похожи: была работа официальная, начали совмещать ее с «неформальной», затем и вовсе ушли в свой труд.

— После того как я ушел с завода и начал заниматься часами, у меня пропала жизнь как таковая, — говорит Сергей Волков из Углича. — Вся моя жизнь превратилась в то, чем я занимаюсь. Потому что наемный рабочий в пять часов «выключает мозг» — тот отдел, который ответствен за выполнение работы, — и спокойно уходит домой. А я себе такого позволить не могу: практически каждую минут думаю о том, что делать, как делать… У меня постоянно голова занята работой. Но это понятные трудности! Ты не воюешь с дураками, не выполняешь идиотских поручений. Ты понимаешь, куда тратишь свое время. Видишь результат. Или отсутствие результата — но и это опыт.

Кроме того, меняется структура спроса: вместо однотипных дешевых фабричных вещей «без души» люди все чаще стремятся покупать вещи, которые их отличают от других.
— Знаете, что я заметила? Не знаю, как в больших городах, но в Костроме буквально полтора года назад что-то переключилось в сознании людей — они начали переходить к индивидуальным вещам, — говорит Марина Иванова. — В еде, в домашнем обиходе… У меня и такие знакомые есть, которые занимаются разработкой одежды. Появился запрос на индивидуальное потребление, люди стремятся быть особенными. Такое чувство, что массмаркет отходит, и сейчас все стараются выбирать своего мастера, повара. Спрос рождает предложение — вот и появляются такие мастера.

Но, как считает профессор Плюснин, в делении на формальную и неформальную экономику уже зашита ошибка. Это для налоговиков важно делить население на тех, кто платит налоги и контролируется государством, и на тех, кто работает на себя без всякого контроля извне.
— Само это деление порочно. Оно основывается не на деятельности как таковой, а именно на подконтрольности государству. Это не только порочно, но и абсурдно. Численность самозанятых никогда не будет известна. Попытка же их посчитать и классифицировать — необоснованная и ненужная. 

А что нужно? Какой правильный вопрос? Точно не о том, как взять со всех налог. Это бессмысленно — эффект для бюджета минимальный, как показывает опыт введения налога на самозанятых.

Правильный вопрос, кажется таков. Как на самом деле устроено хозяйство в России и какова занятость населения — и как превратить ее из застывших форм выживания в источник развития? Почему большая часть трудоспособного населения — причем самая работящая, свободная и предприимчивая часть — находится вне настоящей экономики с деньгами, кредитами, технологиями? И — как использовать этот ресурс для построения такой экономики?

— Все люди, не только жители России, стали зависимыми от государства и настолько к этому привыкли, что считают это совершенно естественным, — говорит Плюснин. — Мне один сосед рассказал историю про кур с птицефабрики. Когда их выпускают в огород, на волю, в усадьбе, они стоят и могут так весь день не сойти с места. Потому что выращены на птицефабрике: для них все это чуждо — быть вольной птицей. Так вот мы, нынешние люди, — словно куры с птицефабрики, которые привыкли к клеточному содержанию, и выход на волю вызывает у нас шок и ступор.

— Те люди, с которыми я общался, не очень похожи на кур…
— Так вот это куры, которые гуляют сами и выращены в огороде! Когда они день постоят на месте, они потом начинают гулять и понимают, что такое свобода. Вот в чем разница между трудящимися на себя и работающими на государство. Как между зайцами и кроликами. Кролики в клетке, а зайцы в лесу: трудно жить и добывать себе пропитание, но зато вольно. А в клетке хорошо, тепло, сытно, но жрешь всякую дрянь, которую тебе поднесли. И ждешь праздника, когда тебя скушают наконец.