Наверх
Герои

Выпускной для рыси

Как потомки Ивана Грозного переехали в Тверскую глухомань, чтобы выхаживать филинов, зимняков и рысей.
04.03.2020
Крапчатые черно-белые поля расступаются перед заснеженной утрамбованной дорогой. Ехать до реабилитационного центра диких животных «Ромашка» нужно на перекладных: автобусом до города Зубцова, потом – на машине с частником. Но это еще ничего: раньше сюда можно было добраться только на тракторе. 
Начало

Биологи Алексей и Яна Мурашовы оказались в деревне Желнино 33 года назад. Институт эволюционной морфологии и экологии животных Академии Наук СССР искал специалиста, который бы поселился на научно-опытном участке и отслеживал косуль и рысей в охотничьем хозяйстве. Первым на разведку из Москвы приехал Алексей – орнитолог, специалист по реабилитации диких животных. Дороги тогда толком не было, проехать можно было на тракторе или ГАЗ-66. Места его не впечатлили. 

«Вернулся в Москву, говорю Яне: «Думаю, мы не поедем туда». Но обмолвился, что там сидят две голодные собаки – к ним приезжали раз в несколько дней, высыпали в миску пачку геркулеса и заливали водой из колодца», - вспоминает Мурашов. 

Услышав это, биолог-охотовед и специалист по диким млекопитающим Яна твердо сказала: собак бросать нельзя. Летом 1987 года Мурашовы покинули родную Москву и поселились в деревне. 

Через несколько лет Мурашовых уволили по сокращению, слишком они мешали со своей честностью и любовью к животным. Алексей поймал с поличным сотрудника кордона, который вместо того, чтобы метить норку и выпускать, убивал ее и сдавал как пушнину. Такое биологам простить не могли. 

«Из арендованного институтом дома нас выгнали. Приехала милиция с приказом освободить жилье в течение суток. Мы наняли трактор, загрузили вещи и перевезли через дорогу», - говорит Яна. 

К тому времени Мурашовы, как чувствовали, уже купили дом неподалеку от научно-опытного участка. Еще полгода они продолжали работать, несмотря на подковерные игры, параллельно писали в НИИ, возмущались невыплатой зарплаты. Позицию обозначили четко: «Участок существует, мы работаем, увольнять по сокращению не имели права». Через полгода подали в суд и восстановились на работе с выплатой зарплаты за несколько месяцев. Тогда участок решили действительно ликвидировать. 

«А животных-то уже завезли: рысей, птиц, собак, косуль. Нам сказали: «Да усыпите их ради бога!». А если хотите оставить себе, выкупайте у института», – вспоминает Яна. 

И Мурашовы выкупили зверей, заплатив за хищников по два рубля. 
Рысь по имени Рыс. Фото: Александра Захваткина
Дом для рыси 

Алексей, улыбаясь, спешит по рыхлому снегу к воротам. Звякает замок, калитка распахивается. На трех гектарах, что принадлежат Мурашовым, выстроены вольеры для птиц, рысей, собак, лисиц и волков. В небольшом голубом доме, увитом диким виноградом, живут сами биологи. Неподалеку – еще один, который Мурашовы строят больше 20 лет. Гораздо важнее сейчас построить подготовительные и выпускные вольеры для рысей – на их строительство биологи собирают деньги с помощью краудфандинга. 

Вольеры займут около пяти соток – диким кошкам должно быть просторно. В прошлом году Мурашовым как раз удалось взять два гектара земли в долгосрочную аренду с правом строительства и выкупа. Это отдельная история.
Алексей Мурашов - московский биолог, переехавший в Тверскую глубинку. Фото: Александра Захваткина
Хороший мужик

«В начале 90-х годов мы взяли землю и платили устойчивую арендную плату – 600 рублей в год. Все было в порядке. Но в 2003 году указом президента земля была отдана местным властям – была федеральная, а тут стала собственностью района. И они сразу нам подняли аренду: потребовали за три гектара 80 тысяч в год! А местным было дешевле. Я говорю: «А чем мы отличаемся? Мы не россияне?». «Вы москвичи!»», - рассказывает Алексей. 

Мурашовы продолжали платить свои 600 рублей, а власти хитрили, как могли – даже номер счета прятали, только чтобы затруднить биологам оплату аренды и повесить на них долги.
«Я продержался. Всякими путями узнавал их счет и платил свои 600 рублей в год, как положено», – хохочет Мурашов. 

Спустя десяток лет власти сообразили: лучше сдавать людям землю за невысокую цену, зато иметь от этого постоянный доход. Впрочем, желающих брать поля в аренду сейчас немного. Раньше тут выращивали пшеницу, овес, рожь. В 90-е годы фермеры, продав квартиру в Москве, приезжали сюда с большими деньгами и планами. Покупали грузовик, арендовывали поля, но через три-четыре года разорялись: продавали все, только чтобы оплатить аренду, рассказывает Яна. 

«Последний фермер был – такой мужик хороший. Все время говорил: «У меня коровки, мои коровки». Ему дали на 50 коров три гектара. Остальное, говорят, покупай. Но это что? Чтобы прокормить одну козу, нужен гектар. А чтобы купить землю – продать всех коров», - вспоминает Яна. 

Фермеры потонули в долгах и разорились. Последний – хороший мужик – уехал отсюда на велосипеде. 
Сто тысяч для «Ромашки»

Сейчас у Мурашовых живут пять рысей, волчица, лиса, несколько кошек, собаки и десятки птиц: совы, филины, канюки, ястребы, аисты, мелкие соколы. Все животные попали сюда разными путями. 

Рысь Сильвера достали из капкана на озере Пено и привезли с гангреной на левой лапе – пришлось ампутировать. Сибирская рысь по имени Рыс осиротел после смерти любимого хозяина, с которым прожил в квартире девять лет душа в душу. А раненый в крыло канюк-зимняк приехал с ветерком на «Жигулях»: энтузиасты привезли его из Мурманска. 

Чтобы накормить зверей и прожить самим, биологам каждый месяц нужно 100 тыс. рублей. До 2000-х годов было полегче: мелких грызунов для кормления научно-исследовательский институт, где проводились эксперименты, отдавал бесплатно. Сейчас приходится покупать: одна мышь стоит 100 рублей, кролик – 1200. Прежде чем выпускать рысь в дикую природу, ее нужно научить охотиться – на это уйдет не один десяток кроликов. 

Государственного финансирования Мурашовы не получают. Зарубежные фонды, которые помогали биологам, из-за санкций покинули Россию. Выручают московские пенсии и обычные люди. Биологи просят: не нужно привозить к нам животных, мы – не приют. Все-таки главная задача Мурашовых – готовить животных к жизни на воле.
Сильвер лишился левой лапы, угодив в капкан. Фото: Александра Захваткина
«Не любит все человечество»

Рысей, которых готовят к выпуску в дикую природу, нельзя приучать к человеку, иначе зверь может потерять страх и потом выйти к людям. Иногда в поселки приходят и маленькие котята, которые остались без матери и не могут прокормиться. 

«В январе волонтеры четыре раза сообщали нам о таких рысятах. Что самое ужасное — Росприроднадзор распоряжался: выпустить. Рысят ловили и вывозили подальше в тайгу. На верную гибель. Я не видел еще ни одного чиновника Росприроднадзора, который бы разбирался в биологии! Мы все время не успевали спасти котят», - рассказывает Мурашов.

«Наших рысей мы не приручаем. Существует пять баллов приручимости, мы доводим до трех – больше нельзя. Пять – это преддомашний, когда зверь с тобой на равных. Но любое дикое животное не становится домашним – оно становится ручным или полуручным. И чем оно менее ручное, тем более опасное», - объясняет Яна. 

«Домашняя кошка и та – иной раз ее потреплешь, она вцепится. А это же дикий зверь! Он к такому обращению вообще не приучен. У него инстинкт: если его коснулись – он должен защищаться», - вторит Алексей. 

Мы подходим к вольеру Рыса. Он встает близко в сетке и, не меняя выражения морды, начинает недовольно ворчать. Шафрановые глаза буравят незнакомку, мохнатые лапы размером с три человеческие ладони переступают по снегу. Рыс готов нападать. 

«Он не любит человека как вид – все человечество. Даже когда я его кормлю, прекрасно знаю: если зайду в вольер, он на меня бросится. Загрызть, может, и не загрызет, но покусать и поцарапать может довольно серьезно. Он совершенно не боится человека и очень к нему агрессивен», – говорит Алексей. 
Рыс, по словам Мурашовых, не любит все человечество. Фото: Александра Захваткина
Нежная рысь

В Тверской области живет примерно 400 рысей. Это не так немного, уверены биологи. Власти считают иначе и продают на нее охотничью лицензию – цена вопроса около 250 тысяч на сезон. В соседней Московской области, например, рысь уже занесена в Красную книгу. 

Рысь, несмотря на грозную внешность, – нежное существо. У нее слабое сердце. Она легко «цепляет» болезни от непривитых домашних кошек. Рысь может травмироваться при прыжке с дерева или вообще не спуститься оттуда. Однажды Мурашовы трое суток дежурили под 20-метровой липой, на которую, испугавшись собаки, залезла рысь Луша. Тогда все обошлось, но в дикой природе, если мать идет с котятами по лесу и один из них забрался на дерево и не может слезть, его, скорее всего, бросят: выживает сильнейший. Так, одна рысь, выпущенная Мурашовыми, за шесть лет вырастила до полного возраста только двух котят. 

«Рыс, ты что? Мурлыкать решил? – Яна наклоняется к коту и прислушивается к его переменившемуся настроению, – точно, мурчит!»

Рыси живут в среднем до 25 лет. Подготовка животного к выпуску на волю занимает от трех до пяти лет. К пятилетнему возрасту у рыси отрастают зубы, длины которых достаточно, чтобы добывать крупную добычу. Рыси набирают и определенный вес – около 20 килограммов. Он необходим, чтобы сбить с ног косулю во время охоты. 

В вольере, где рысь проходит подготовку к выпуску в природу, должны быть кустарники, деревья и другие природные укрытия. Биологи запускают туда фазанов, перепелок, кроликов – нужно, чтобы рысь научилась ловить живую добычу. Когда зверь все умеет, его увозят на территорию, где будут выпускать. Но это еще не финал. 

«Есть два типа выпуска – мягкий и жесткий. Мягкий – когда выпускной вольер открывают, зверь уходит, но в случае опасности может вернуться. Со временем он все равно уйдет в природу. Жесткий – когда зверя привозят на определенную территорию и просто выпускают. Американцы доказали, что в таком случае приживаемость всего 5%. Они привезли на место и выпустили из ящиков 100 рысей, и ни одна из них не прижилась. Животные стрессовали и ничего не ели. В дикой природе это опасно», - рассказывает Алексей. 
Заваруха

В конце 90-х Мурашовы продали наследную московскую квартиру и на вырученные деньги планировали расширять центр. Картошку не посадили, сено заготавливать не стали: «все купим». 

В августе 1998 года Алексей поехал в Москву, чтобы забрать деньги из банков. Яна осталась в деревне. Через какое-то время Мурашов позвонил жене: «Тут какая-то заваруха. Банки закрыты, деньги никто не выдает». Возвращался Алексей автостопом –латыш-дальнобойщик подвез на фуре. 

«Из четырех банков деньги вернул только один. А у нас тогда было восемь собак, дойные козы, куры, бараны, кролики, огромное количество птиц. Продали что-то по мелочи, чтобы купить сено», - вспоминает Яна. 

Выручали водка и сигареты: тогда на каждого члена семьи по талонам выдавали две бутылки и блок папирос, которыми можно было расплатиться, например, за сено. Потом биологи продали нескольких баранов. Стали ездить по колхозным складам и скупать мясо для кормежки собак, перепродавая его знакомым собачникам. Яна раза три скатала в Польшу «челноком», но поняла, что это «вообще не наше». Почти год Мурашовы питались кабачками, которые сажали для коз. 

«Можете себе представить: утром, днем и вечером мы ели кабачки. У нас было какое-то сало, купили крупу – кажется, пшеничную. Прошло 20 лет, но и сейчас при слове «кабачок»…», - рассказывает Яна. 

«Я их на дух не переношу, – твердо говорит Алексей, – Если оглянуться назад, непонятно, что давало нам силы?»
Мурашовы пережили развал Союза, кризис 1998-го и многое другое, но животных спасать не перестали. Фото: Александра Захваткина
Кто не научится – погибнет 

В огромном вольере сидит пара рыжих филинов и зыркает по сторонам яркими, похожими на апельсины, глазами.

«Давайте сейчас быстро пройдем мимо, чтобы не тревожить», – говорит Алексей.
Птицы все равно шумно срываются с ветки, хлопают крыльями, делают круг по вольеру и усаживаются обратно.

«Их держали на сене в маленьком вольере. Первое время они не могли летать – падали, бегали по полу. Даже еду не брали. А потом мы выложили им пищу на сено — и получилось!», - рассказывает Алексей. 

Подготовка птиц к выпуску занимает около трех месяцев: два подготовительных этапа, третий контрольный и экзамен. Сначала в вольере выкладывают мертвых белых мышей: птица должна понять, что это – еда. Потом – живых. Со временем задание усложняется: птицам приносят серых и черных мышей, которые сливаются по цвету с землей. 

«Когда выпускаем серых мышей, вольер у сов устилаем листвой: птицы должны охотиться на слух. Шуршит листва – они нападают. Ставим разные укрытия, под которыми могут прятаться мыши, пытаемся создать природную обстановку», – рассказывает биолог.

Однажды ночью Алексей встает, берет в руки фонарик, корзинку с мышами и идет в вольер раскидывать пищу. Поначалу птицы не реагируют, а потом видят мельтешение и начинают охотиться. Важно научить птиц различать пищу любого цвета и при любом освещении.
 
«Птица должна не просто поймать и убить добычу – она должна уметь ее искать, и это сложнее всего. Когда готовишь группу птиц, трудно уследить, кто именно научился. Кто не научился – неизбежно погибнет. В среднем выживает 50% выпущенных на волю птиц, остальные могут попасть под машину, быть застреленными, не добыть достаточно пищи», – говорит Мурашов.
Алексей и Яна познакомились в Московском зоопарке благодаря белым мышам. Фото: Александра Захваткина
Девочки, мальчики и белые мыши 

Алексей начал работать с птицами еще в Московском зоопарке, организовав на базе секции орнитологии Центр по подготовке и выпуску. Вообще зоопарк с детства был у Мурашова любимым местом отдыха, а со временем стал и местом работы. 

Когда Алексею было шестнадцать, он стоял в зоопарке у пруда и разглядывал уток. Потом пошел к хищным птицам. Затем вернулся к пруду. Это заметила заведующая секцией орнитологии. 

«Вы не хотели бы летом поработать в зоопарке?», – спросила она.

Так Мурашов стал подрабатывать на каникулах. В 1975 году, вернувшись с практики с Памира, он оформился на временную работу – пока не началась учеба. В первый рабочий день приметил по пути к зоопарку Яну. Через несколько дней они познакомились. Помогли мыши. 

«В первый день пришла на работу. Такая девочка, всю жизнь общаюсь с животными, мышки там, хомячки. Мне дали в наставники бабульку, и она говорит: «Сейчас мышей привезут, мы их забьем да пойдем домой!». Как это — мышей забьем? Я чуть не уволилась! Но повезло, что мышей в этот четверг не привезли, а потом появились мальчики», – рассказывает Яна. 

«Девочки пришли к нам и говорят: «Вы бы нам помогли забить мышей». Я пошел, забил несколько штук: «Вот, все очень просто, можете продолжать», – смеется Алексей. 

Забивать мышей для хищных птиц – это необходимость, объясняет Мурашов. Кормить живыми нельзя – это травмирует посетителей зоопарка. А мертвые, как оказалось, иногда сближают. Через полгода будущие биологи Мурашовы пришли в ЗАГС. Яне исполнилось восемнадцать, Алексей заканчивал институт. 
Мурашовы живут в деревенском доме уже 33 года. Фото: Александра Захваткина
Жизнь как много маленьких эпизодов

Тридцать три года назад Мурашовы переехали сначала из Москвы в деревню, а потом – из казенного институтского дома в свой. Предки Алексея тоже переезжали, меняли города, страны и дома, двигаясь из Сербии через Чехию, Польшу и Белоруссию, пока не осели в Смоленской области. Алексей родился уже под Москвой – в Голицыно.

Предки Яны, напротив, – веками жили в Москве. Родилась в Москве и она – «так же, как и все родственники до Ивана Грозного». «Если вы посмотрите ее девичью фамилию – Бунакова первая стоит в списке родственников Рюриковичей», – уточняет Алексей.

«У нас даже дачи никогда не было. Родители сразу сказали: никаких садов-огородов нам не надо. Когда они переехали в Кунцево, бабушка, которая жила на Новослободской, сказала: «Я в вашу деревню ездить не буду». Я не знаю, откуда у меня такая тяга к деревне», – говорит Яна. 

Один из ее прадедов по бабушкиной линии – чех Карл Индрих владел в Москве типографией, в Чехии – издательством и огромным имением, много меценатствовал. Всю жизнь была у него необъяснимая страсть – гроза.

Первую Мировую войну он прошел артиллеристом – обожал, когда гремят пушки. Война закончилась, и одним из любимых занятий у него было — выйти на грозу и сидеть около дома. Такой довольный, рассказывают, бывал в эти моменты. Карл дожил до 102 лет. Началась гроза, он вышел ей навстречу. И его убило молнией.

На просьбу припомнить самый счастливый период в жизни со зверями и птицами Яна мигом отвечает, что «они все счастливые». 

«Есть много маленьких эпизодов, – говорит Алексей, – например, когда от нас улетел большой подорлик — случайно, оборвался ремешок, — а потом я нашел его гнездо с дикой птицей. Молодая птица, которая у нас воспитывалась, смогла жить на воле, создала пару и размножалась несколько лет подряд! Конечно, это было счастье».
Биологи покинули Москву в 1987 году, и ни разу не пожалели об этом. Фото: Александра Захваткина

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...