Возможно, мы все не доживем, но попытаемся

Тогда же сформировалось понимание, как я хочу в этом мире жить. Я хочу, чтобы было все волшебным, было место волшебству. Мы все сейчас рациональны и циничны. Мы летаем в космос, и физики знают, как устроено вселенная в ее началах и концах. В наше время сложно верить в магию, и вообще верить. Особенно когда официальные религии стали не очень котироваться. Рыба с ногами — это вера в то, что все не так просто, как кажется, что все равно наш мир сложен, хотя с рациональной точки зрения кажется простым. 

Предчувствие волшебства в мире и привело меня в мультипликацию. Да и гораздо интереснее видеть в событиях духов и их шалости, а не дурацкие совпадения.

— Это все-таки мировоззрение или игра?
— Мне бы хотелось, чтобы это было мировоззрением. Оно балансирует на грани игры, я не всегда верю в то, что верю. Но очень хочется верить. Иногда происходит событие и я вижу в нем волшебство. Но другая часть меня, конечно, ищет научное объяснение и находит.

— Были ли в это десятилетия книжки, которые укрепляли это мировоззрение?
— «Дом, в котором...» Мариам Петросян и «Хазарский словарь» Милорада Павича. Еще — «Песий двор», собачий холод», но это не столько про магию, сколько про то, как все очень сложно в мире. В ней тема — «подростки и революция», понятная тема, захватывающая. Но внезапно в книга становится про ответственность за переворот, который вы совершили, за его последствия. А «Дом, в котором…» и «Словарь» были крючками магии, за которые я зацепилась, и они меня не отпускают до сих пор. «Словарь» учит отношению к волшебному как к реальности, и про то, что они неотличимы. А «Дом…» мне не хочется интерпретировать в лоб — что это про трудности социализации инвалидов и сирот, что вся книга — метафора. Но мне не хочется думать, что это метафора. Он все же про то, что можно уйти или перепрыгнуть в иные реальности.

— Ты сказала про ответственность за переворот. Но в это десятилетие разное было, в том числе и перевороты. Как это все проникало в твою жизнь?
— Когда я уже закончила школу. В школе я вообще умудрилась не ловить никаких отголосков внешнего мира. Я не знала ничего про феминизм, например. А потом почему-то начало проникать, в универе. Открылась новая грань этого мира, сажают за репосты, нельзя выйти на митинг. Что очень много девушек боится пройтись по улицам, потому что «половина населения — потенциальные насильники». И тут надавило. Если честно, я хочу вернуться в школьные времена, когда я этого всего не знала. Меня это очень тревожит, мне это сложно осмыслить. А что делать? Я это изменить не могу, политическим активизмом я тоже вряд ли смогу заниматься. Я остаюсь наблюдателем, который должен быть причастным, но не причастен.

— А те твои ровесники, что ходят на запрещенные митинги и хотя переворота, они, как в той книжке, осознают ответственность за последствия?
— Я не уверена. Я не уверена и в том, что переворот произойдет. Хотя все к этому идет, мне кажется. Они точно не осознают, что все очень сложно, что все враз поменять не получится. Но то, что они пытаются обратить внимание на проблему или даже на себя и их мысли обратить внимание, что хватит выпускать дурацкие законы

— А в школе вообще никакие события не проникали в твою жизнь?
— Проникали, но не было эмоционального отклика.

— А откуда возникли эмоции? Студенческая среда?
— Да, но еще и то, что я достигла совершеннолетия, детство и хиханьки-хаханьки закончились. Надо чем-то заниматься и интересоваться миром.

— А откуда этот полный мрачняк, «Половина населения — потенциальные насильники»? Разве это все так? Насилия все же не так много, то есть много, но как всегда и не тотально, скорее мир становится гуманнее.
— Настроение такое. Если я этого не чувствую, то мне повезло. Но я читала многие истории девушек, которые если не подвергались насилию, то их домогались. И их происходит не потому, что вокруг маньяки, это делают все вокруг, в том числе и близкие.

— Речь о том, что культура ухаживания часто не исключает приставания, грубости и того или иного вида насилия?
— Да, парни порой не видят пеньков. Ну то есть не все а многие. Я понимаю, что есть адекватные парни вокруг меня. Они прекрасны, они знают про принцип согласия, что «нет» это «нет». Но многие не понимают, что «подкатить» к девушке, потому что тебе самому этого хочется, может быть неприятно, что это нарушение чужого пространства. И мне еще самой сложно знакомится, парень подходит, понятны его намерения, он хочет романтических отношений, а ты не готова.

— А чем в плане сексуального поведения ваше поколение отличается от поколения родителей?
— Возможно, тем, что мы стали больше об этом думать и говорить. Блоги и социальные сети. Я про секс узнала очень рано, случайно наткнулась на статью в интернете.

— Тебя шокировала эта информация?
— Не очень, честно говоря. Я не была очень впечатлительным ребенком. А вот от средствах защиты я узнала не так рано. О презервативах все знают — они продаются на каждом углу, а вот о том, что есть и другие способы — гораздо позже, если специально не пойдешь искать, не узнаешь.

— Ваше поколение — это...
— Поколение потерянных детей. Мне кажется, никто не понимает, что делать сейчас. Даже те, у кого есть ясная цель. Моя подруга еще в 9 классе решила, что станет врачом и уедет в Германию учиться. Но гораздо больше людей совершенно потеряны, не знают, как в этом мире жить. С одной стороны — различные проблемы, дурацкие законы, посадки за посты в интернете. С другой стороны, надо пойти учиться, а потом работать. Ты не понимаешь, чего хочешь, да еще и образование такое — кусками. И никто не поможет — только сами. Но это и неплохо, в этом есть что-то правильное.

— Не знает поколение как правильно жить?
— А ваше знает, ка как правильно жить?

— Наше поколение очень сильно романтизировало любовь и профессии.
— И наше. Многие любят читать и смотреть про «чистую любовь». Особенно легко проследить по культуре фанфиков. Очень много светлых фанфиков — чудесные отношения, пришел в кофейню, а там — знакомый барриста. Кто-то скажет, что фанфики — нископробные творения, то это очень важный способ самовыражения поколения.

— Нравится ли вам жить в твоей стране, эпохи, городе?
— Страна мне нравится. Эпоха — мне очень нравится. Возможно, было бы интересно жить и лет 50 назад, чтобы был шанс стать пионером в анимации. Но я очень люблю наше время. И я люблю... Россию. Другой город — может быть, если рядом будут мои друзья и близкие. Н я не очень представляю жизнь в другой стране, мне страшно. Но то, что в России есть проблемы, причем такие, которые могу и меня затронуть — не круто.

— А какие реальные риски в нашей стране?
— Ограничения интернета и свободы слова. Ты не можешь сказать какие-то вещи. Чего-то кому-то не понравиться — и посадят на семь лет. И это совершенно безумно.

— Это дело Егора Жукова или что-то еще?
— Егор Жуков учился в моей школе, но есть и другие ребята. Много женщин страдает от того, что у нас нет закона о домашнем насилии. Наоборот декриминализовали, побил жену заплати пять тыщ — и свободен..

— Новый закон как раз сейчас и обсуждается.
— Все равно проблема - у нас культура не выносить сор из избы. Многие женщины страдают, а тут еще митинги против закона о домашнем насилии.

— Ну и пусть у людей будет другое мнение, отстаивайте свое.
— Но это же затрагивает большую общественную тему. Конечно, в каждой теме есть разные мнения, но менять положение дел-то все равно надо, не прикрывать другим мнением ничегонеделание.

— Реально ли в вашей среде опасаются писать в соцсети? Удивительно, реальных дел с реальным сроком очень мало?
— Но они все на виду. Я сама не опасаюсь, ничего такого не пишу. Но активисты и активистки пишут на общесоциальные темы. 28-летнюю Юлию Цветкову за блог «Монолог вагины» пытаются засудить за порнографию и пропаганду ЛГБТ, хотя и близко там ничего такого нет.

— Через что происходит информирование по таким случаях?
— Инстаграм, обычно я узнаю такие новости от феминисток-активисток.

— А почему от них?
— Они занимаются важными проблемами, насилием.

— А закон о гей-пропаганде?
— Не работает как и многие. Да и к чему, что считать пропагандой? Никто не станет из-за пропаганды менять сексуальную ориентацию. Какое кому дело? Не нужно все списывать на моду — все стали гомосексуалами, у всех биполярочка и все такое.

— Но есть такая тема с психическими проблемами?
— Безусловно. Но это, возможно, и не проблема поколения, просто другое отношение к этому. Больше стало психотерапии, уменьшается стигматизация, не говорят типа «ты псих». Девочка из Минска, с психиатрическим диагнозом, над которой было совершено насилие ведет блог, в котором обсуждает эти темы. 

— Грета Турнберг правду говорит?
— Почему не правда? Из-за того что она девочка с диагнозом не значит, что это неправда.

— То есть ты тоже думаешь, что мир катится в пропасть?
— Да. Но все-таки не так быстро. И планета может приспособиться, и люди будут становиться умнее.

— Что еще произошло за 10 лет?
— Переживание любви и ее огромной важности. Я три года в школе с 7 по 10 класс безответно была влюблена в мальчика, и только когда это чувство пропало, я поняла насколько это было прекрасное чувство. Я ощутила ужасную пустоту. И до сих пор избавиться от нее не могу. Я вдруг осознала, насколько пустой я могу быть.

— Первая любовь?
— До этого был мальчик, который считал, что в меня в влюблен. Ухаживал, а потом драматично бросил, мне было 12, и я не понимала, что ему нужно, и к чему это.

— Ты не ощущала себя жертвой?
— Нет, я просто осознала весь ужас ситуации с его и с моей стороны.

— А ты винишь семью или школу за что-то?
— Нет, но, может быть, какие-то проблемы происходят и оттуда. От школы (очень хорошей) я все же ждала большего участия личного, мне, кажется было ужасно одиноко, не со стороны сверстников, а по общению со взрослыми. Мне казалось, что кто-то может меня мотивировать, но у нас в школе считалось, что все и так мотивированы и самостоятельны. Многие были, но не я. Родители — не знаю. Мне кажется, мы очень мало все общались. Ощущалась дистанция не только с родителями, но с братом и сестрой.

— Технологические изменения за 10 лет как-то повлияли на жизнь?
— ВКонтакте во втором классе у меня появился, мы играли в «Веселого Фермера». Вообще это десятилетие — десятилетие социальных сетей. Появилось веселой пространство с немного отбитым юмором на грани абсурда, сюрреализма и криков о помощи. Стало возможно публиковать свои работы, например рисунки. Полно художников со своими группами Вконтакте, Тамблер — тоже художники ос всего мира. Ютуб стремительно в это десятилетие начал развиваться.

— А когда в жизни появились видеоблогеры?
— Довольно поздно, уже в конце школы. Первым был Иван Гай, ролики про игры. Он сейчас судя по соцсетям ищет себя, прекрасно его понимаю. Видеоблогеры – тоже дверь в новый мир. Пропитываешься энергетикой этих людей, как будто проходишь в их мир.

— В этом и прикол — как будто без дистанции говорят? 
— Да, но бывают разные форматы, шоу интервью — там иначе. Разные мнения — источник разных взглядов, это тоже важно. Собирается пул общественного мнения вокруг тебя.

— Телевизор прошел мимо?
— По-моему в моем поколении уже никто его не смотрит. В 2010 году еще что-то было. Аниме и мультики на 2х2 перед тем, как идти на художественную гимнастику. Но сейчас телевизор идет через Ютуб, блогеры делаю трэшовые шоу про телевизор, и это забавно.

— Гимнастика… А спортивные события за 10 лет?
— Олимпиада наша сочинская была классным событием. Мы даже что-то смотрели. И как патриотично это бы ни звучало, я горжусь, что мы сделали такое большое событие.

— А чего стыдится, или в твоей среде стыдно гордиться страной?
— Нет, но все понимают, сколько денег было вбухано, и что они могли бы пойти на что-то более нужное и социальное. Раздаем кредиты, строим стадионы, а другие проблемы не решаем вообще. Чемпионат мира по футболу — все неожиданно прилизались, надели на себя улыбки для иностранцев, а потом сняли. Но судя по отзывам, всем понравилось. Это было круто, потому что все радовались, а когда все радуются, это хорошо для мира.

— А в твоей сфере, мультипликации, что-то за 10 лет изменилось, что самое важное?
— Миядзаки, конечно. «Песнь моря», «Тайна келлс», это — революция в сфере, совершенно отличный от среднего диснеевского стиля. Тайная жизнь пингвинов» и «Однажды в Токио». Навскидку, много чего было.

— Что тебя больше всего раздражало в это десятилетие?
— ЕГЭ. Оно всех поломало.

— А как было бы правильно?
— Я не нет человек, что решает все проблемы, я даже не понимаю, как завтра жить-то буду. В целом-то идея ЕГЭ хорошая — общего для всех вузов экзамена. Но он как-то ужасно ломает детей, их начинают готовить очень рано, они не успевают получить радость от знаний. И это подготовка к формальным ответам, а ответы шаблонные. Я сдала плохо ЕГЭ по литературе, для себя плохо, я хотела на бюджет пройти, чтобы никого не обременять. Я, конечно, не приложила гигантских усилий, мне казалось, что я знаю. И уж точно в сочинениях попытка придумать что-то свое не по шаблону грозит низкими оценками.

— Чем вы отличаетесь от поколения родителей?
— В моральной области. Все у нас стало более черно-белым. Как только ты занимаешь какую-то активисткую позицию, тебя интересует только она, и ты никого не слышишь. Я не говорю про всех активистов, конечно, тренд такой.

— И еще раз, в завершение, как бы ты назвала свое поколение словом или фразой?
— Возможно, мы все не доживем, но попытаемся.

— Но почему, никаких больших потрясений не было же в детстве?
— Все пострадали ментально. Все вокруг давит, аресты, законы, глобальное потепление, все это так давит, как будто ты это должен решать.