«Хуже, чем со мной, этой девочке нигде не будет»

Оксана сдает верхнюю одежду в гардеробе, просит белый халат, надевает его и отправляется в палату, где ее ждет двадцатилетняя девушка, которая вчера родила ребенка.

Оксана работает в проекте «Профилактика отказов от новорожденных» благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Вчера вечером ей позвонили сотрудники роддома, а сегодня днем она уже стоит в палате, облокотившись на пеленальный столик, и слушает историю молодой женщины, которая сутки назад стала мамой и хочет отказаться от своего ребенка.

— Хуже, чем со мной, этой девочке нигде не будет.

Когда Оксана спрашивает, почему она так считает, девушка начинает говорить, что она сама ребенок, что она не готова, что домой приходят коллекторы, что за долги их с мамой могут выселить, что снимать жилье ей не на что.

Задача Оксаны в этой ситуации — быть рядом. Она не дает советы, не склоняет девушку изменить решение. Она кладет на прикроватную тумбочку визитку со своим номером и аккуратно рассказывает, какую помощь ей может предоставить фонд, что ей положено по закону, сколько времени есть у девушки на принятие решения, а сколько — на то, чтобы это решение изменить.

Их беседа длится около получаса. Девушка много плачет, рассказывает о себе. В палате она лежит одна. После родов она не видела дочку. Близкие люди ей звонили, но не навещали. Спустя несколько дней Оксана узнает, что эта девушка ушла из роддома одна.

В 50-60% случаев ребенок остается с мамой, но иногда от него отказываются.

— Я часто слышу от женщин: «Ребенку будет лучше где-то там, но не со мной». Фраза эта как могильной плитой придавливает. Становится горько. Но я всегда стараюсь прояснить, что за ней стоит. Для меня это фраза отчаяния: «Мне настолько плохо, я настолько не знаю, что мне делать, что ребенку будет лучше не со мной». Очень часто это просто эмоциональная фраза. Был такой случай. Я приехала к женщине, она долго не шла на контакт, а потом мы больше часа проговорили, она много плакала. Эта женщина написала отказ, а через день после того, как ушла из роддома, она вернулась и забрала ребенка. Ему скоро будет два года, мама работает. И когда мы с ней общаемся, она до сих пор иногда вспоминает и говорит: «Как я могла, как мне стыдно».

— А помнишь свои первые выезды?

— Я помню несколько первых выездов: там были и отказы, и случаи, которые мы брали в работу. Страшно не было, было непонимание, как удержаться и сохранить позицию… Они же не психолога вызывали, для них я сотрудник благотворительной организации. И было сложно удержаться в человеческой позиции, терапевтической позиции и не занырнуть во все это слишком глубоко. Один из первых случаев, на который я выезжала, был таким. Женщина, молодая, 18-летняя, плохо говорящая по-русски, очень хотела забрать своего ребенка. Но ее мать сильно на нее давила и склоняла к отказу. Было сложно во всем этом разобраться, потому что мама девушки, знающая русский, говорила нам одно, а картина была совсем другой: молоденькая девушка сидела с ребенком, и у нее лились слезы. Выглядело все так, что она не хочет расставаться с ребенком, а мама переводила: «Мы оставляем и уходим». Эта история долго тянулась. В итоге, ребенка не оставили, и мама девушки сейчас его воспитывает. Она глава семьи, все на себе тянет, и этот внук для нее как еще один ребенок.

— А часто ты слышишь: «Я не готова стать мамой»?
— Да, но когда начинаешь погружаться, оказывается, что все это слова, а на самом деле причина в другом. Например, молодой человек бросил, и она не хочет воспитывать ребенка одна. Говорят об этом мне женщины часто. Личная жизнь не состоялась: мужчина не поддерживает или просто ушел. «Я осталась одна, без поддержки, у меня разбито сердце».

— Ты не даешь женщине совет, как быть, и не склоняешь ее к какому-то решению. В чем твоя задача?

— Когда становится известно, что женщина хочет отказаться от новорожденного, нам поступает сигнал от роддома. Врачи спрашивают, хочет ли девушка пообщаться с организацией, которая может ей помочь. Если мама согласна, мы приезжаем и беседуем. Медперсонал объясняет ей, как выглядит процедура отказа, сколько у нее времени по закону на передумать и когда ее выпишут. Из роддома она должна выйти с каким-то решением: либо забирает, либо пишет отказ. Времени на решение у нее мало. И в этот непростой для женщины период мы находимся рядом. Мы можем выехать один раз, можем выехать несколько раз. Наша задача стать для нее опорой.

— С посторонним человеком, который занимает нейтральную позицию, легче поговорить?

— Родственники часто влияют и раздирают женщину разными позициями, и она либо примыкает к какой-то их этих позиций, либо идет против всех. У нас невозможно факт отказа от ребенка оставить незамеченным. И мы всегда корректно объясняем, что скрыть свое решение невозможно. Кровных родственников уведомят, потому что государство должно задать им один вопрос: «Знают ли они про ребенка и не хотят ли выступить опекунами?». К сожалению, часто приходят девушки с иллюзией, что они тихо напишут отказ и никто не узнает. Была такая история, когда девятнадцатилетняя девушка не сказала о беременности своим родственникам, написала отказ на ребенка, выглядела очень закрытой. Я сказала ей, что родителям сообщат, предложила ей поддержку, она от всего отказывалась, а через неделю выяснилось, что когда ее маме сообщили, что у нее в Москве родился внук, она приехала и забрала его и дочку.

Но была и другая история. Женщина отказалась от ребенка, потом забрала его, уже родила второго. У нее появилась поддержка со стороны нового мужчины, но родственники по-прежнему категорически отказываются с ней общаться.

— А работаете ли вы с семьей?

— Когда женщина рассказывает, что есть непонимание со стороны родственников, я аккуратно спрашиваю, не хочет ли она, чтобы я поговорила с ними. Чтобы я сообщила, например, что ребенок здоров, какую помощь может предложить фонд. И люди меняли мнение, а потом благодарили и уточняли: «А вы, правда, привезете коляску и одежду?» Да, правда. И я потом сижу и думаю: «Ну что такого мы сделали?» Что такое памперсы, одежда, коляска? Это небольшая материальная помощь, а человеку этого бывает достаточно.

— То есть часто проблема именно в финансовом положении?

— Да, поэтому и возникает эта мысль, что где-то там, где нет таких сложностей, ребенку будет лучше, а я не справлюсь. Но часто проблема не только в этом.

— Почему работа проекта так важна?

— Мы были рядом, когда женщине было трудно принять решение. Мы не помогаем ничего сохранять, потому что та, которая отказалась, может сказать, что ей мы тоже помогли. Я ведь могу и сопроводить отказ: быть рядом, когда она его пишет и плачет, дать ей возможность после всего этого позвонить мне, чтобы поговорить. Когда человеку плохо, я рядом. Это максимально гуманистическая позиция. Мне это придает силы.