Наверх
Репортажи

Тележиха: подальше от цивилизации

Что делать городским в алтайской глуши
06.06.2019
В четырёх часах езды от Бийска – Солонешенский район. А там, у подножия горы Бутачиха, разбросала свои дома деревня Тележиха. Когда-то на карте её отмечали чёрным крестом: местные не слишком были рады гостям, а ружьё имелось почти в каждом доме. Сегодня здесь нет работы, газа, интернета и сотовой связи: разве что местами можно быть онлайн. Но, несмотря на это или этому благодаря, Тимофей Вишняков вместе с женой Алиной переехал сюда из Санкт-Петербурга. Началась новая жизнь.
Гудбай, деньги!
– Последний раз медведь в деревню спускался четыре года назад. Так баба тут одна на него с вилами вышла. Он у неё корову разорвал. Муж следом выбежал с ружьём, – Тимофей рассказывает не фольклорный сюжет, а случай из жизни.
Мы трясёмся в «Буханке» из Солонешного в Тележиху по каменистой дороге, тянем за собой хвост пыли. Справа бурно течет холодный Ануй. Берёзы поднимаются до верха гор, отдельные участки которых огорожены заборами: тут разводят оленей и маралов. День жаркий, облака акварелью размазаны по небу.
– Здесь другое качество жизни. Другая планета. Здесь можно просто сказать: «Мне плевать на деньги. Мне нужно то-то и то-то». Здесь это можно получить без денег, а с деньгами получить нельзя. Чтобы понять это всё, нужно хотя бы год тут пожить, – говорит Тим.
Сам он вместе с женой переехал на Алтай в 2016-м. С того времени производит пихтовое масло. За год семья сменила два дома, купила участок земли в Топольном, пилораму в Тележихе и там же сарай для пихтоварки. Наняли рабочих.
– Деревня пьёт. Люто пьёт. У меня мужики, если в запой уходят, то всё – беда. Но вроде понял, как с ними управляться. Зарплата семь тысяч рублей – это много. Поверь. Здесь это много.
Берег на заднем дворе пихтоварки.
Деревня тупиковая и, в отличие от других, где дома ровными рядами обрамляют заасфальтированную дорогу, участки слегка разбросаны. По пути встречаем местного рыбака: он всегда при оружии. Пасечника, мёд которого даст фору любому в округе, и ещё пару местных. Но людей на улице немного.
Миновали руины бывшей фермы. На горке кузов от «Жигулей». Слышен лай собаки – мы на месте.
Жилище Тимофея в низине, огород порос сорняком – конопля и крапива, - в двух шагах речка, за ней гора и туда не забраться. Запущенный сарай плавно перерастает в добротно облицованный дом.
– Место специально под горой выбирал. Алинка говорила: «Ой, солнца мало будет». Я ей: «Подожди, тут еще часа два-три деревня подыхает от жары, а у тебя прохладно, ваще кайф».
Нас встречает у порога пёс. Тимофей просит меня постоять в стороне: говорит, кидается на людей дворняга. Тут же возникает котофей. Совсем малыш, но хитёр уже и на всю деревню известен своим любопытством. Тим шутит, что кот долго не проживет – не боится собак, нос суёт, куда вздумается.
Тимофей Вишняков. 
За входной дверью кухня. Древесный цвет преобладает. Решетка окон по обеим сторонам двери делит стёкла на маленькие квадратики. Справа шкаф – с любовью из Петербурга. Банками, чашками и прочим заставлен стол. На полу грязно: следы от обуви. Справа плита, рядом газовый баллон. Листья табака сохнут на диване. Остальную часть дома Тимофею ещё предстоит отделать.
– Ну, я думал, что недели на две зависнем в палатке, дом сделаем по-быстрому и переедем. А блин, так шикарно в палатке жить, что можно не торопиться. В середине августа ночью будет холодно, в дом переберёмся. А сейчас пока и тут хорошо.
Здесь можно получить без денег то, что с деньгами получить нельзя.
.
Жена Алина на несколько дней уехала в Бийск к матери. Тим бегло показывает участок. Подходим к реке. Присел, умылся, хлебнул – вода чиста и прохладна. Глубина по пояс.
Гору напротив речки местные называют Будачихой [официально же – Бутачиха – прим. ред.]. На другой её стороне деревня Рыбное, где часа через полтора мы будем париться в бане. Живут там Роман и Людмила. Тоже бывшие городские. Старожилы из приезжих, так сказать: пятый год на Алтае.
Из ниоткуда возникает фигура. Седые взъерошенные волосы и борода, рыжие усы, того же цвета брови домиком, за тёмно-синими стёклами очков глаза с яркими зрачками. Он в шортах и расстегнутой летней рубашке.
– Сань! Иди сюда, – окликает его Тимофей.
Поверить трудно, что этот 51-летний мужик, которого здесь прозвали Дедом, еще пару лет назад был обычным жэковским электриком в Питере. Теперь же он местный домовой, настоящий деревенский чудак. В левом ухе слуховой аппарат. У него похожий на еврейский акцент, что-то среднее между картавостью и шепелявостью. Короче, не сразу поймешь, что говорит. На участке Сани-Электрика сорняком растёт конопля, а вечерами он берёт себе парное молоко. Каждое утро его ждёт Будачиха, где легче, как сам говорит, поймать сигналы. Откуда? Дед не разглашает.
– Сань, в Рыбное поедешь? – спрашивает Тимоха.
– Ажь… э… ню… – мямлит тот.
– Поехали! В баньке попаримся.
– Ну що… Пьехаи.
Не сказать, что он долго раздумывал. Скорее приземлялся, вспоминал, где находится и совсем вылетело из головы, куда направлялся.
Покачиваемся в «Буханке», Дед вспомнил, что забыл какую-то вещь. Он снимает часть домика почти в конце деревни.
Приехали. Вернулся в машину с пустыми руками: он забыл, зачем возвращался. Едем в Рыбное.
Заброшенная ферма у дома Тимофея. 
По дороге в Топольном к нам подсаживается Саня Борода. На Алтай переехал из Саратова с женой года три назад. В самом тупике Рыбного у подножия горы – дом. Вверх идёт дым: Роман и Людмила знают, что к ним едут званые не первую неделю гости.
Огород ухоженный, просторный. Место обжитое. Ребята перебрались сюда, как Дед, Алина и Тим из Петербурга, где торговали дисками. Первый год в глуши жили совсем без денег. Дом почти даром достался. Сейчас их кормит огород и что Бог пошлет.
Речь и голос Романа строги, как выражение лица. Часто говорит командным тоном, моментами это вроде как в шутку. Меж бровей глубокая морщина и такие же по углам рта. Он носит усы и прямо держит спину.
Кухня Тимофея.
Людмила в сарафане, волосы убраны. Она покорно мелкими шагами подходит к нам.
Прислужливым, слегка неестественным тоном спрашивает, что подавать на стол. Позже мы будем есть, Людмила сядет чуть в стороне. Как раньше в деревнях: за столом только мужчины, женщина – отдельно.
Пока она готовит, мы расселись в тени на крыльце. Закурили. Рядом с домом бродят коровы. Мычат то и дело. Из последних сил пытается напомнить о цивилизации газонокосилка. Жужжит неподалеку, а через десять минут сдаётся.
– Мне система всё время пытается подкинуть какие-то бонусы, – заговорил Борода. – Я в Москве когда был, стройкой занимался там. Решил, что всё: надо гнать на Алтай. Достало. Так мне сразу звонят, мол, заказ поступил, объект большой, перспективы. Я им «да-да, хорошо», а сам раз – и на Алтай. Но деревня-то всё равно вырождается.
– А может перерождается, не думал? – подметил Тимоха. – Чтобы начать новую жизнь нужно решиться. Решительных людей мало. Но может это и хорошо.
Саня Борода ещё не раз упомянет «систему» и что-то связанное с городом, что заставляет его личность, как сам говорит, делиться на две противоположности, которые вечно борются перед выбором. А баня тем временем готова и чай на столе.
Ближе к закату тронули обратно в Тележиху. Роман тоже с нами: от жены отдохнуть, да и так, развеяться.
Пилорамщик прошлой жизни
Котёнок Полоскин раздирает на полу кухни жирную мышь. Он хрипло мурлычет, она же вырывается то и дело. В окно просунул морду пёс Муха: скулит затяжно и наблюдает, цепью звякает.
Над Будачихой поднимается солнце, лучи его разрезают занавеску. Коровы звенят
боталами на холме недалеко от дома. Чуть пахнет навозом, мятой и коноплей. Роса ещё блестит на траве. Местами скисают остатки тумана. Шумят берёзы на горах, а вода в реке прерывистыми басами прыгает с камня на камень.
Ни выходной, ни будний в Тележихе начинается новый день.
– Полоскин! Поло-о-скин, ну всё, ты – котяра. Ты молодец. Ты поймал мышь! Лютый ты мой. Только ни на кого не прыгай, – хвалит Тимофей кота за первый улов и наливает зверьку победной простокваши в миску.
На пилораме – она близко к дому на пригорке и под открытым небом, – уже сидят рабочие. Трое мужиков в одинаковых кепках и пацан – без.
– Он точно из Москвы? Не из соседней ли деревни? Одет-то как местный, – шутит про меня самый высокий и говорливый из них Николай.
Знакомятся местные всегда с вопроса: «Ну чо, как тебе наша природа?». При этом улыбаются с подвохом: привыкли, что ответить словами редко кому удаётся.
Никола объясняет, как идут дела. В станок заряжен ствол дерева, частично спиленный по бокам на доски. Вокруг полно опилок, огрызков коры.
– Ща прикинули. Провисла… Будем подкладывать.
– Видишь, Антох, – говорит мне Тим, – безотходное производство. Там лапку [ветки пихты – прим. ред.] гоним. В масло. Сюда древесину – на пилмат.
– В основном просто мат, – подшучивает Никола, и мужики хором смеются.
– Но иногда и «пил», – подхватывает Тимофей.
– Выпил – мат. А почему мат? Потому что хреново выпил, – заключил рабочий.
Сразу же хором молчат. Неподалеку мычит корова, собака лает где-то. Облака цепляются за Будачиху. Печёт солнце. Воздух жаркий и приятная скука в нём.
– Ну, я не знаю, до четырех ща попробуем допилить… потом вот эту кучку добьём, – объясняет Никола. – Потом это собрать, если будут дожди. А они будут.
– Тогда на пихтоварку подтягивайся потом. Или можем через тебя пройти, забрать всё отсюда.
Двое других рабочих покуривают, говорят редко. Глаза слегка прищурены. Улыбаются. Пацан Денис, рот открыв, старших слушает. Смеётся, но шутки понимает чуть запоздало.
– Здрасте, – мимо проходит белобрысый мальчишка лет шести.
– Здарова, ну и где ходишь? – бодро спрашивает Никола.
– В смысле?
- Ну, а кто, б***ь, запускать будет? Мы сидим тебя ждём.
– Хэ-хе-хе-хэ – заржали мужики.
– Кто пилораму будет заводить?
– Я не ум-м-ею… – растерянно отвечает мальчишка, уронив голову.
– Как это не умею? Всё иди, а то озадачился. Спать не будет.
– Смотри, вечером запустит, – шутит Тимофей.
– Скажет: «Поди в прошлой жизни я был пилорамщиком».
В своё время, чтобы валить лес, на Алтае достаточно было прийти к леснику. Тот бумагу
выписывает, идёт и показывает, какие стволы рубить, какие нет. Сейчас же для получения делянки леса приходится ждать около года. Да и её нужно вывезти в сжатые сроки, а то – штраф. Валежник бесплатно тоже не возьмёшь. Деревья копятся, отсюда и короед, как местные говорят, и следующего поколения леса может не быть.
Пихту Тимофей варит в сарае прямо у дома Саши-Электрика. Оказавшись на месте, он увидел, что бочка не разгружена с прошлой варки, свежую лапку никто не сложил. Тут и появляется причина Тимохиной матерщины – Денис.
– Ну, мне сначала некогда было, а потом… я как бы, – оправдывается паренёк.
– Некогда было! Тогда вот этот вопрос разъясняет многое. Четыре дня разгружаешь бочку,
которую разгружать два часа!
– Я пришёл. Ливень начался. Дожди шли. Я не успел.
– Денис, ну три дня точно нет дождей!
– Ну как бы. Два дня-то. Дожди шли.
В сарае два помещения: в одном пихтоварка, в другом станок для дробления лапки. Измельченную хвою Денис складывает в мешки, а свежую подает Тиму. Тот дробит её.
Роман топором срубает толстые ветки, периодически помогает то здесь, то там, как в прочем и другие без лишних слов меняют занятия.
Устал, запарился – речка рядом и она прохладна. В Тележихе много воли, спонтанностей и доверия. Просыпаешься вместе с солнцем, с ним и ложишься. Трудишься, пока дело до конца не доведёшь. Машины и жилища местные редко запирают – все свои, все дома. Скотина пасётся круглые сутки, и каждая семья знает, как боталит его корова или лошадь.
Сегодня Тимофей наметил закончить с дроблением лапки. Завтра будем варить. Поэтому обед станет ужином. Жара гонит из тела седьмой пот.
Картошка раздора
– Так. Тебе наполнять? – спрашивает Роман Тимоху.
– Ага.
Сидим вчетвером у костра на участке Тима. Парни взяли самогона. Закопали картошку в угли. Давно стемнело, и полная луна поднимается из-за Будачихи. Рядом разбиты две палатки. Всё также боталит скотина, подыгрывая реке и берёзам.
– Знаешь, чем в деревне уважение проявляется, прям вот можно замечать? – спрашивает
Тимофей. – Кому-то самогон дают в полторашках пластиковых, а кому-то в графинчике. Но
графинчик нужно вернуть. Это тоже будет знак уважения: то, что я о вас забочусь, не забыл.
– Будем, – пробасил Роман.
Звякнули рюмки.
Саня-Дед не пьёт. Сидит кота гладит и смотрит в огонь. Много молчит, но не громко. Рома прилёг. Тимофей палкой перебирает угли в костре. Полоскин кочует по нашим коленям и ловит мух то и дело. Ещё выпили.
– Здесь очень много чего можно получить без денег, и много чего с деньгами получить нельзя, - начал Тим. – Я принял такую позицию, что зарабатывать – это неплохо. Заработок – это оценка твоей деятельности от людей, которых ты не знаешь.
– Можно же и не оценивать, – вступил Роман.
– Любое действие, так или иначе, оценивается. Если оно делается не только для себя. Если ты в коннекте с обществом, по любому это предполагает какую-то отдачу, либо наоборот стопор, резонанс, какое-то взаимодействие. Параллельно идти невозможно в социуме. Параллельно можешь идти только ты и социум, но тогда ты себя открещиваешь нахер от всего. Но если у тебя есть хотя бы пять друзей – это уже социум. И оценка в любом случае должна быть. Но она может быть просто словесной, так и денежной. Типа как здесь: нужен мне конь, а человеку нужны дрова: меняемся – работаем. Н-нафиг не нужны эти деньги! Всё хорошо. Но блин, приезжают ко мне за дровами люди, которых я не знаю, и знать не надо, ни им ни мне. Им нужно быстро получить дрова, а мне как раз эту размен валюту, которая всеми принимается.
Скотина пасётся по всей округе практически круглые сутки. В жару уходит высоко в лес на горах.  
Губите вы природу, только выгоду получаете. В итоге, что вам даст Вселенная? Жопу с маслом и кучу проблем.
– Но оценка всегда происходит с двух сторон. И ты ж понимаешь, что она всегда не совпадает в какой-то степени.
– Нет. Объясню. На своём примере. Смотри: дрова они везде дрова. Есть их рыночная стоимость. И есть пихтовое масло. Я знаю, что Юра в Топольном тоже гонит пихтовое масло, но оно людям не нравится. И у меня хватает какой-то смелости повысить цену. И всё равно люди берут.
– Мне, кажется, нужно оценивать по деяниям. Вот какие твои с Юрой деяния? Вот губите вы природу, нихера не делаете, только выгоду получаете. В итоге, что вам даст Вселенная? Жопу с маслом и кучу проблем.
– Объясняю. Лес валится. Короед жрёт его, потому что сильно заросший лес. Всё завалено. Лес пе-ре-пол-нен. И здесь дают делянку, но есть растения семенняки и вот их мы не имеем право трогать. За каждый срубленный семенник мы обязаны будем заплатить штраф.
– Чтоб ты не разжевывал эту тему я тебя просто подведу к тому: какое право вы вообще имеете что-то вырубать? Вы это сажали? – напирает Роман.
– Нет.
– Это то же самое, что я приду к тебе и буду у тебя вырубать. Я ж не буду иметь на это право. А человек взял и подумал, что всё, что на Земле – это его. Да нихера это не его! Вы пользуетесь этим для выгоды. Для выгоды финансовой.
– С одной стороны ты прав. Но если мы не перестанем этим пользоваться, то многое не поменяется. Потому что лес. Он. Гниёт. Раньше можно было брать поваленные деревья бесплатно, теперь нужно платить.
– Парни! Неужели вы думаете, природа не знает, где чему упасть? Это всё
придумал человек: «Надо вырубать, надо вырубать». Да нихера не надо!
– Давай не будем спорить, Ром. Что ты предлагаешь, хорошо?
– Я ничего не предлагаю.
– Вот. Я не спорю, что человек паразит на этой планете. Но всему есть свои пределы. Короед сжирает, человек вырубает, марал вытаптывает: жертвы в любом случае будут.
Дом Тимофея и Алины.
–Тыжь можь хватить ужье печь? – заговорил Дед.
Все замолчали.
– Что? – уточнил Тим.
– Я го, можьет хватит ужье печь?
Тимофей потыкал картошку. Закопал обратно.
– Да не, сырая еще.
Снова разлил самогон по рюмкам. Горы совсем почернели. Луна оставила Будачиху в покое и залезла отражением в реку. Деревня спит.
– Энергия всё время перерождается в другое. Не думал об этом? – продолжил Тим. – Вот смотри, дерево стоит. Пилили. Умерло. Но сохранило жизнь кому-то
другому в плане, допустим, дров. Замёрз бы человек без него.
– Да человек мог бы использовать хворост.
– Ладно, хорошо. Масло пихтовое… полезно-полезно. Да, можно обойтись без него, но тогда можно обойтись без этого, без того и так далее.
– Ты  начинаешь оправдывать себя. Когда занялся этим делом ты сам мне говорил, что тебе жалко пилить, когда видишь, как они валятся.
– Да, но я знаю, что если их не спилю я, то на следующий год их съест короед. Я не боюсь брать на себя ответственность. Не проси у меня масло больше. У нас даже в законодательстве заказчик преступления получает больше, чем исполнитель. Не проси у меня больше масло.
Парни допили самогон. Разговоров сегодня больше не будет. Роман ушёл в палатку: «Спокойной ночи». Тимофей остался у костра и долго мычал песни без слов.
Николай работает на пилораме.
Эфирная баня и учителя на оленнике
Бочка на четверть забита пихтой. В печи трещат дрова. Покрасневший, мокрый от пота Денис ногами трамбует как виноград сырье в бочке – только и видать голову.
На самодельном тракторе всё также в кепке на глазах и в зубах с сигаретой подъехал Никола. Оперся на забор. Подшучивает о чем-то, травит истории: собрал народ вокруг себя. Тимоха тем временем сменил Дениса, высовывается из бочки, кашляет.
– Э! Мешок кто-нибудь подайте.
Баня не сравнится: ногами работаешь, топчешь, дышишь эфирными маслами, потеешь, раз – и в речку холодную. А выходишь – пошатывает. Тело расслаблено. И дальше за работу. Труд хоть и приятный, но в одиночку нелегкий.
– Тимофей приехал сначала. Весь такой бледный, пребледный, прям такой худенький. А ща молоток, прям крепонький, такой хорошисткий. Наш деревенский. Конечно, ща здорово, – оживилась продавщица тётя Лена, узнав, чей я гость.
Продуктов в магазине мало. Сигареты и водка под прилавком. Тётя Лена говорит чуть тише, что вино есть хорошее. Свет выключен. Гудит холодильник. По её словам, гибнет деревня, от того и уважение к тем, кто делом занят.
– Деревня, чем живёт: пенсионеры в основном. И у нас оленник. На оленнике работают учителя. Работы нету. Короче… и пилорама вот. Тимофей, там своим… Ну, а школа… учителя ребятишек учат и всё. Развалили всё. Видите, у нас и ферма хорошая была. Совхоз большой был. Я бухгалтером работала. Всегда за копейки работали. Вот. Ну, и здесь ребята… маленько… Мы любим выпить. Некоторые.
Саша-Электрик.
Саня-Электрик на кухне в своем доме у плиты обжаривает лук. Роман рядом нарезает огурцы и картошку. На кресле сидит местный парень Ваня, он щелкает семечки. Открытая дверь выходит сразу во двор, на другом конце которого пихтоварка. По полу котенок и кошка гоняют мух. Крыльцо в тени и дует легкий ветер.
– С бабами-то у вас как? – спросил Роман у Вани.
– Да… – вздыхает тот уныло, – Нету почти. Старшие замужем. Та-ак… малолетки подрастают. Но растут быстро!
– Понятно.
Рома высыпал картошку в сковороду и вышел покурить сигареты Деда. Тот принялся размешивать на огне еду. Параллельно наливает чай. Он рассказал, что сюда перебрался два-три года назад. Сначала в Бийске жил. Потом год в горах, в палатке. Кормил и пас коров. Особого занятия у него нет. На пенсию живёт, читает книги, пишет письма друзьям в «Одноклассниках» и «Вконтакте».
Кухня Саши-Деда. 
Тимофей и Денис почти утрамбовали всю бочку. Мешки закончились и нужно ещё надробить лапку. Солнца за горой не видно.
– Тимоха! Идём жрать! – кричит Роман басом с крыльца.
За стол садимся впятером. Едим из одной сковородки. Электрик, как и кошки, лупит мух. Периодически что-то бубнит.
Совсем стемнело, и ударила гроза. Пихтоварка забита. Тим закрыл её крышкой, и начал варить: на это уйдет часов девять. Все разойдутся спать, а он останется до утра и будет следить, чтобы давление не поднялось. Подбросит дров, когда нужно.
Утро
Около десяти все собрались на кухне у Деда. Тот с утра злой: мухи всю ночь покоя не давали. Тимофей поспал всего два часа, но держится почти бодро. Роман сегодня собирается назад в Рыбное.
– Так. Это я возьму себе, – поднимает кабачок с пола, не спрашивает, а говорит.
Чуть раньше он забрал последнюю сигарету у Электрика. Позавтракали омлетом с хлебом, выпили чай. Забросив вещи в «Буханку», поехали домой втроем.
– Мне, Тимоха, еще кабачков бы. Скажу Людмиле, чтоб варенье с апельсинами сделала, – говорит Роман.
– Ща заедем тут, возьмем.
Кабачки тётя Таня дала здоровенные, ещё и шишек кедровых пакет. У неё же Тим берёт молоко и яйца – всё по бартеру.
Пёс скулит – давно не ел, да и соскучился: встречает нас у дома. Елозит в разные стороны.
Тимофей встал перед ним так, чтоб тот не дотянулся до него. Строго смотрит на дворнягу. Муха не унимается, но видно – знает, чего хотят от него. В конце концов, сел смирно и получил награду: почесали за ухом.
Дом всю ночь был не заперт. Мы с Ромой собираем свои вещи, затаскиваем в машину. Об ноги трётся хитрый Полоскин: простокваша, видите ли, в миске не первой свежести. Но план его провалился – ест, что было.
Тимофей ни с того ни с сего обрушился на пса матерщиной. Кричит, ругает, за шкирку треплет. Топнул ногой. Нервы сдали от трудовой ночи. Может, и другие причины.
По дороге в Солонешное молчим. Небо затянуто тучками. Рома несколько раз позвонил кому-то. Пятьсот рублей занять хотел. На апельсины. Для варенья.
*****
Забираешься на Будачиху, и Тележиха где-то там внизу боталит, журчит рекой. Голоса отчетливо слышно и смех с пихтоварки. Березы хоть и шумят, но стоят неподвижно. Скотина бродит по лесу, уходит дальше в горы. Ей дали волю, но далеко не разбредется. И даже с этой высоты не видно, как солнце садится. Закат где-то за горами, но не здесь.

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...