50 людей будущего:
новая элита Ростовской области

Александр Букуров входит в наш рейтинг «элиты», но он же сходу говорит и о проблеме восприятия этого слова. Что мы понимаем под «элитой»? Многих наших респондентов такое определение явно смущает — медианалитики в последние годы говорят о ярко выраженных антиэлитарных настроениях.
— Вообще, когда я услышал слово «элита», я ухмыльнулся. Ну какая я, например, элита? — говорит Олег Дереза, уполномоченный по правам бизнеса в Ростовской области.
За этим словом, с одной стороны, отзвук недостижимого сегодня аристократизма (откуда у нас аристократы?), а с другой, в какой-то момент его стала обесценивать прямая ассоциация с финансовым благосостоянием. Здесь явный ценностный водораздел. Безусловно, есть люди, которые считают себя «элитой» в том и другом смысле — и верят, что власть и деньги (или культурное влияние) им достались неслучайно и что они в реальности выше всего остального «диковатого» населения, представителям которого никогда не приблизиться к «элитарным» кругам. Эта точка зрения, конечно, не только недемократическая и антихристианская, но и исторически недальновидная.

В нашем исследовании слово «элита» используется в особом значении, и потому она — «новая».
— Новая элита — это люди, которые не говорят «мы» и «они», — продолжает Букуров. — Они работают для людей, они не могут себе позволить говорить «эти граждане», «этот электорат», — они сами часть народа. Нет дистанции, которую обычно предполагает власть. Если мы сможем этот барьер разрушить, если мы поймем, что, например, чиновники — это тоже мы, мы очень многие проблемы сможем решить.

В похожем смысле, кстати, термин «новая элита» используется в проекте администрации президента «Лидеры России». То есть это словосочетание и про потенциал, и про кадровый резерв, и про человеческий капитал в лицах. Как выразился Олег Дереза, как ни назови, а в каждом регионе есть круг людей, от которых более всего зависит повестка изменений.
— В каждом регионе есть люди, имеющие активную жизненную позицию. В бизнесе это значит идти вперед. И мы сегодня видим — примером может быть не только наш регион, — что если руководители входят в противоречие со своими элитами, то ничего хорошего из этого не получается.

Но вместе с тем все понимают, что сети административного влияния явно недостаточно для того, чтобы управлять усложняющимся обществом. Поэтому и образ элиты расширяется:
— Раньше мы, говоря об элите региона, подразумевали бизнесменов или власть, — поясняет Ирина Самохина, гендиректор Издательского дома «Крестьянин». — Сегодня мы также говорим о городских активистах, представителях благотворительных фондов и средств массовой информации, гражданских активистах. Образ элиты сильно расширился.
Впрочем, влияние новой элиты на повестку остается проблемой: повестка все еще во многом диктуется властями. Бытует мнение, что голос новой элиты в обсуждении ключевых вопросов не слышен.

— Мне кажется, что прогрессивная элита не сформирована с точки зрения самосознания и самопонимания, а соответственно и влияния, — говорит Алексей Матвеенко, руководитель агентства «Город-парк». — То есть у нас есть элита, фактически держащая в руках экономические и политические бразды правления, и новая элита, которая может проектировать будущее. И в духовном смысле имеется конфронтация между старыми элитами и новыми.

Сверхзадача наших исследований — сделать более заметным голос людей, которые нацелены в будущее, которые в этом смысле «передовой отряд» общества — но при этом управленческой элитой приняты частично или даже отторгаются. Хотя чаще всего наблюдается движение в обе стороны. Есть в нашем списке и передовые люди в действующей власти, такие как Игорь Бураков, вышедший из сферы деловой журналистики в депутаты Заксобрания, а вместе с тем усиливший свое влияние благодаря предложению ряда инициатив в сфере экономического развития. Есть и те, кто в политику пришел через арест, как Александр Хуруджи, глава Ассоциации защиты бизнеса. Есть и те, кто постоянно имеет дело с политически мотивированными «наездами», как Ирина Самохина, генеральный директор ИД «Крестьянин».

— В аграрном секторе часто происходят конфликты между крупными холдингами и небольшими фермерскими хозяйствами, — говорит она. — Это вопрос передела земли в Ростовской области, экспансии крупных агрохолдингов. В этом конфликте всегда был слышен голос Ассоциации крестьянско-фермерских хозяйств (АККОР) и ее председателя Александра Родина. Они стараются отстаивать интересы фермеров. Но иногда бывает, что и у них нет никакой возможности куда-либо обратиться. Также отмечу конфликты, связанные с захватом земель строительными компаниями города, и, соответственно, конфликты горожан со строительными компаниями — это тоже примета времени. Город меняет свой облик, причем далеко не всегда к лучшему.

Именно в спорах, касающихся городского развития, наиболее остро чувствуется разрыв между узкими группами старых элит и гражданами:
— У нас сегодня замкнутый цикл — власть сама себе делает повестку и сама ее отрабатывает, — рассказывает Александр Букуров. — Конкретный пример: сейчас обсуждается застройка набережной. Все — даже сама власть — говорят: там не должно быть высотных домов! Есть пикеты, петиции, принятые законы, но высотные дома там все-таки появляются, и есть дальнейшие планы по строительству. Власть делает вид, что хочет решить эту проблему, но она проблему не решает. Набережная — это общественное место. Есть исследования, которые показывают, что лучше растут те регионы, в которых развиты общественные пространства. А нашу набережную запирают в бетонные скворечники, потому что двум-пяти людям это выгодно. «Они» делают, как хотят, а «мы» выкручиваемся. Вот это надо разорвать.
Разница между старой и новой элитой, похоже, в том, что круги доверия в старой элите основаны на административной лояльности, а в новой — на уважении. Административная иерархия будет всегда, но повысить роль уважения и реальной репутации можно попытаться. А есть ли они, реальные региональные авторитеты, люди, которыми гордится весь регион или страна? С одной стороны, есть: опрошенные нами эксперты называли таких людей и отзывались о них уважительно. Но, с другой стороны, медиасигнал слабый. От уважения в узких кругах до народной гордости, а значит и общественного капитала, далеко. Усилить роль общественного мнения в сравнении с административной лояльностью и хотелось бы за счет нашего исследования.

Но пока многие герои нашего исследования отмечают, что голос новых элит слышен вполсилы.
— Определенные чиновники могут привлекать общественников в качестве экспертов. Но не системно, а так: «я знаю тут одну организацию, буду по звонку привлекать», — говорит Кристина Исаева, член правления благотворительного фонда «Я без мамы», член общественной палаты Ростова-на-Дону.

— Но вы сами работали и в общественной палате города и в ОНФ. По идее, появляются структуры, назначение которых — менять эту ситуацию.
— Скорее, я чувствую, что благодаря этим организациям получаю возможность решать некоторые вопросы своих опекаемых легче и быстрее, если сравнивать с ситуацией, которая была десять лет назад. Но, возможно, большее значение имеет приобретенный опыт ведения переговоров.

Некоторые даже говорят о ценностной пропасти между старыми элитами и новыми:
— Мне сложно общаться с элитой — и местной, и федеральной. Это, как правило, люди старше пятидесяти, — отмечает Александр Букуров. — У нас разные парадигмы мышления. Я остро чувствую конфликт отцов и детей. Хуже всего чувствую себя на каких-нибудь полуправительственных отчетах. Когда я вижу, сколько времени уходит на формальности и спектакли, меня это коробит! Видно, что этому поколению перемены даются очень тяжело. Возможно, когда-нибудь я буду таким же. Но среди них все актеры, и спектакли транслируются — нам показывают, как Путин звонит министрам. А на самом деле именно эта установка на показуху приводит к параличу системы — когда говорится одно, а на деле происходит другое! Это внутренняя нечестность системы, она и приводит к разрыву между «мы» и «они».
Но при этом новые элиты, в отличие от старых, во многом настроены на разумный диалог и редко склонны к пустой фронде.

— Меня иногда спрашивают: «Олег, почему ты не критикуешь власть более активно?» — говорит Дереза. — Вообще, отвечаю я, критиковать власть есть за что. Но моя роль такая: без популизма и заламывания рук доносить до власти позицию того бизнеса, который ко мне обращается. Мне доверили эту задачу, и я должен это делать. И я нормально отношусь к тому, что мои предложения могут не восприниматься. Мое дело — собирать информацию и передавать людям, которые отвечают за это. Я считаю, что у других представителей общественности должна быть примерно та же роль — доносить свою проблематику. Но в каких-то цивилизованных формах, конечно, — не перегораживая улиц.

Крайне влиятельная, но очень закрытая группа, в результате чего никто из наших респондентов не упомянул многих реально влиятельных лиц. За закрытость приходится платить отсутствием социального капитала. Но тем важнее люди, которые в список все же попали. Лидер этой группы — Василий Высоков.

2. Партия новой экономической политики в официальной ее версии.
Сюда относятся законодатели, руководители местных институтов развития, образовательных учреждений, проводники разного рода проектов федеральных институтов — прежде всего Агентства стратегических инициатив. Эта группа сочетает прогрессивность и социальный оптимизм.

3. «Партия» с альтернативной повесткой развития
Здесь сильны критические и оппозиционные настроения. В этой категории главным образом представители сферы городского развития, правозащиты и медиа. Громкая, но не слишком влиятельная группа.

4. Сообщества и НКО
Профессиональные работники некоммерческой сферы и представители социально активного бизнеса. Представителей этой группы также можно найти в сфере культуры и науки; они прежде всего организаторы жизни сообществ, за пределами которых зачастую плохо ориентируются.

5. Новый бизнес
Эту группу было бы правильно назвать не сложившейся. Ее представителям было сложнее всего попасть в список, потому что консенсуса в их отношении пока нет: едва ли не каждый респондент называет своих героев, пересекаемость минимальная. В итоге те, кто в список попал, — это уж точно не самая молодая поросль. Региональный кругозор представителей нового бизнеса, как правило, очень узкий. Кто-то нам просто сказал, что больше ориентируется не на регион, а на страну.

Насколько нова эта «новая элита»? В достаточной степени. Как минимум три группы — новая экономическая политика, сообщества и НКО, новый бизнес — сложились за последние десять лет. И мы видим, что они уже влияют на принимаемые решения, тогда как некоторые люди с неизмеримо большими ресурсами символического капитала в регионе почти не имеют. Впрочем, для того чтобы влиять на решения, никакого символического капитала порой и не требуется, — это мы к тому, что реальный вес некоторых представителей самой новой элиты именно что символический.