Сто причин вернуться на родину

Мария — дважды выпускница московской Вышки. Она окончила бакалавриат факультета социальных наук и стала магистром культурологии. Девушка поработала в Москве и Питере, а потом вернулась домой во Владикавказ. 

— Когда я заканчивала школу, Вышка еще не была такой популярной, как сейчас. У меня была уверенность, что хочу учиться в Москве в Вышке, хотя особо ничего не знала про этот университет. Когда я ходила подавать документы, заходила в здание и старалась прочувствовать окружающее пространство, комфортно ли мне в нем. В ВШЭ было именно то ощущение, поэтому я поступила туда,– воодушевленно рассказывает Мария.

— Скучала ли ты по дому?

— Да, конечно, но это была классная мотивация все быстро сдать, что-то автоматом получить и во время сессионной недели сгонять домой. Мне очень подходила Москва по ритму жизни, но потребность возвращаться домой всегда была и она накапливалась. Без тебя проходят дни рождения твоих братьев, сестер, кто-то уже начал ходить, говорить, а ты не видел этот переходный момент. После окончания магистратуры, я начала работать в Москве, но появилось стойкое ощущение, что хочу домой.

— И как ты вернулась?

— Я дала себе время. Думала, что это просто какая-то накопленная усталость, мне просто надо немного побыть с семьей, вдохнуть этого воздуха и уехать. Но я почувствовала, что хочу остаться здесь. Этот период был для меня очень тяжелым. Где я здесь нужна со своей магистерской степенью культурологии? Может быть, мне надо уехать? Пойти в аспирантуру или работать в Москве начать? Где здесь ты применишь все то, что с таким трудом добывал там?

— Была ли поддержка в родном городе?

— Встречаешь учителей или старых знакомых во Владикавказе, и многие сострадательно говорят: «Ой, бедненькая, ты вернулась. Наверное, у тебя ничего не получилось в Москве». Первое время себя неловко чувствуешь, и так пытаешься найти себя здесь, понять, правильно ли ты поступаешь. А помимо этого еще постоянные какие-то подтыкивания тебя извне. Многими это воспринималось как шаг назад. Но при этом ты ни в коем случае не осуждаешь этих людей. Они тебе помогают понять, что их слова задевают, потому что у самого эти вопросы внутри есть. Когда ты даешь себе какой-то ответ, то это уже так не задевает.

Нас таких, которые вернулись, какое-то количество людей и важна солидарность, поддержка друг друга. Здесь есть блогер Алик Пухаев, он занимается урбанистикой. Он поддерживает ребят, которые вернулись, как-то старается их высвечивать, показывать. Важно поддерживать этот энтузиазм, пока у них есть желание делать что-то именно для своего региона, иначе они побудут дома, поймут, что негде здесь приткнуться, и уедут обратно. Если эти ребята начнут что-то искать, то они найдут и в Москве, и в Питере, и необязательно в России. Мы друг друга стараемся в этом смысле поддерживать.

— Череда случайностей, которые не случайны. Я не знала о существовании здесь филиала, на тот момент ещё Государственного центра современного искусства. Я проходила мимо по улице, увидела «Государственный центр современного искусства». Очень удивилась. Помню, был выключен свет в кабинете. Жалюзи были подняты. Уже был вечер и там сидел мой будущий коллега Женя, на его ноутбуке светилось яблочко. Какая-то московская атмосфера. Потом через время это стало моим кабинетом, моим пристанищем. Я просто зашла в музей и меня пригласили на открытие выставки. В тот момент стартовал проект Центр поддержки музейных инициатив Северного Кавказа.

 В филиале тогда работала Катя Гандрабура. Она была руководителем этого проекта. На выставке я познакомилась с Катей, меня позвали на собеседование, в этот проект искали человека в команду. Сначала я работала на проекте, а потом спустя время появилось место в штате филиала. Тогда поняла, что оказалась дома с магистерской степенью культуролога совсем не случайно. 

— Расскажи про грантовые проекты. Как они влияют на республику?

Эти проекты делаются на базе филиала или в сотрудничестве с ним. Международный фестиваль современного искусства «Аланика» будет проводиться в 2023 году уже 16 раз. Особенность фестиваля в том, что на нем смешиваются художники из Северного Кавказа и художники из разных стран. Он очень помогает местным художникам развиваться и осмыслять себя, формирует интерес общественности к современному искусству. На протяжении двух недель проходят мастер-классы от художников, они все обмениваются опытом. Потом открывается выставка по итогу этих двух недель. Но следующая «Аланика» немного меняет свой формат: художники будут работать с малыми музеями горных и предгорных районов Северного Кавказа. У этих музеев мало поддержки, о них никто не знает, а они бриллианты. Задача кураторов — проявить их. Художники будут работать с этими музеями в парах.

Есть еще подростковая арт-резиденция «Аланика Teens» для ребят от 13 до 18 лет. Делали вместе с ними световые инсталляции по всему городу. И еще иногда проводим молодежную арт-резиденцию ART КАВКАЗ NEXT для людей от 18 до 35 лет. У художников Северного Кавказа появилась возможность проявить себя в современном искусстве на своей территории, осмыслять национальную идентичность через это. Некоторые ребята из «Аланики» попали потом на Биеннале в Гараж и поняли, что могут быть востребованными современными художниками. 

— Я местная. Олеся Викторовна тоже местная, но очень долгое время прожила не тут. Тем не менее, она вернулась обратно в Осетию. Олеся Викторовна всегда мечтала, будучи еще студенткой в Москве, создать такую школу и назвала она ее AlaniaWood очень давно. Мы вообще друг друга не знали. Моя дочка дружила с Олесей и спросила, не хочу ли я поработать. Она молодая, я взрослая, но мы очень сошлись и открыли эту школу вместе. Олеся Викторовна отошла от управления, но будет набирать взрослых и преподавать режиссуру.

— Да, настоящий! Дубовый. Я его сама заказывала. Мы хотели снять короткометражку: старинный похоронный осетинский обряд. Но сейчас не совсем подходящее время, – увлеченно рассказывает Елена и ведет меня за собой в соседнюю комнату. 

Меня встречают прозрачные двери пространства. Сразу появилось странное ощущение, ведь с улицы все внутри видно как на ладони. Захожу и осматриваю светлую комнату. Мне сразу становится уютно и спокойно, атмосфера максимально расслабляющая, хочется остаться тут подольше. Дзера выходит из соседней комнаты, мы знакомимся и готовим все для комфортного разговора. Девушка нарезает булочки, а я делаю чай. 

 — Мы проучились в Питере в университете пять лет. Фатима на финансах, я на туризме. Она осталась работать там, я вернулась домой, попробовала устроиться здесь, но не получилось. Уехала обратно в Питер. Поработала немного в турфирме. Потом познакомилась со своим супругом, вышла замуж и уехала в Италию. В Италии у нас не было денег, мы переехали в Англию. Не могли найти работу, скитались из одного города в другой. И в итоге осели в Шеффилде. Получается, в Питере семь лет прожила и семь лет в Европе в разных местах. С рождением сына появился страх потерять ребенка. Я прекрасно знала, как это больно – потерять ребенка. У меня опять начались панические атаки, послеродовая депрессия. Все больше хотела домой, не хватало помощи родственников. Случился ковид. Я приехала на Новый год домой и поняла, что больше не хочу уезжать. Там было очень жестко, масочный режим. А в Осетии намного проще. Народ был напуган, особо не ходили в гости, но можно было выйти на улицу без маски. Вернулась в Беслан и мы просидели два месяца на жестком карантине. Ковид, семейный конфликт с мужем из-за того, что не хотела уезжать из Осетии: все давило, обратилась к психологу. Когда стала чуть-чуть спадать волна ковида, мы решили открыть пространство. Под Новый год, 29 декабря мы продали нашу машину Ладу Калину и сели думать, что будем делать.

Дзера поставила поднос с булочками, положила еще каких-то сладостей. В комнату вбежал маленький мальчик – сын Дзеры. Он сразу же начал играть с надувными шариками, пытаться прыгать на них. Дзера сказала ему что-то по-осетински и продолжила рассказ.