«А как называется твой дом?»

«А что такое внук?»
Дарья Желнина, редактор сайта фонда

Когда я была маленькой, дед учил меня играть в карты, шашки, нарды, шахматы и домино. Он качал меня на веревочных качелях, которые подвешивал в дверном проеме на кухне, и всегда считал вслух. Правда, вместо одиннадцати у него были «барабанные палочки», а шестнадцать он произносил как «шешнадцать». Его жена, моя бабушка, часто рассказывала мне про свое детство в деревне: про палочки, которые привязывали к валенкам, чтобы кататься на льду, про костюмы «снежинок» из марли на Новый год, про кукол, которых они делали из початков кукурузы. Другая бабушка, мама моего папы, готовила самую вкусную курицу в томате. А еще у нее были бобины, и мы с двоюродной сестрой обматывали всю комнату тонкой пленкой, играя в «человеков-пауков».

Когда полтора года назад я пришла работать в фонд, я знала, что есть дети, от которых отказались еще в роддоме. Но именно понять, что это значит, я смогла в сентябре 2020 года. Я позвонила няне, которая ухаживала в детском центре «Вдохновение» за пятилетним Артемом. Он не ходит, у него слабые ручки, поэтому ему нужна помощь взрослого, чтобы одеться, умыться, поесть, выйти погулять на улицу. Время от времени Артем приезжает в Москву на лечение и реабилитацию, и наш фонд находит няню, которая будет лежать с ребенком в больнице. Одна из них — Ольга Васильевна. Ей-то я и позвонила в сентябре 2020 года. Она рассказала мне, что Артем очень общительный. Он всегда всем интересуется и задает вопросы. Как-то раз, когда Ольга Васильевна рассказывала ему про свою семью, он спросил ее: «А что такое внук?» Как только я услышала это, до меня дошло: у пятилетнего Артема никогда не было семьи. И когда он вырастет, у него не будет тех детских воспоминаний, которые есть у меня, если у него не появятся приемные родители.

Лично с Артемом я познакомилась ровно через год, когда приезжала в детский центр «Вдохновение». Он сидел в коляске и улыбался. Когда я вошла в комнату, он стал рассказывать, как летел на самолете, как ему там захотелось есть и как хорошо, что с собой был сок и пюре. А потом он спросил, откуда я приехала.

— Из дома, — на автомате ответила я.
— А как называется твой дом?

Вопрос пятилетнего ребенка поставил меня в тупик.

— Я живу в квартире, в большом доме… У него нет названия, — промямлила я. — А как называется твой?

Артем произнес название детского учреждения, где живет он и другие ребята, которые не знают, что дом — это не просто здание. Что жить можно в маленькой квартире или большом доме, но не с другими детьми, а со своей семьей. Артем этого просто никогда не видел.

В конце прошлого года фонд запустил благотворительную акцию «Музей последнего детского дома», и я решила поговорить с сотрудниками и друзьями фонда о том, какие вопросы задавали им дети из детдомов.

«Вы в другую палату пошли?»
Алена Синкевич, психолог фонда и руководитель проекта «Близкие Люди»

Была одна девочка с генетическим врожденным нарушением. Состояние ее было не настолько тяжелым. Но у девочки была довольно необычная внешность, из-за чего, к сожалению, ее долго не забирали в семью. Это были 90-е годы, и с самого рождения до шести лет ребенок рос в больнице. Но так могло бы быть и сейчас, потому что при генетических заболеваниях состояние нестабильное, и детей просто боятся отпускать в другое место. Было ощущение, что медсестры любили ту девочку и много с ней занимались. Занимались не в образовательном смысле, а не гнали из общения. У девочки не было персонального взрослого, но без внимания она не оставалась. Она хорошо умела общаться для своего возраста, но у нее вся модель мира была построена по типу больничной жизни. Когда кто-нибудь выходил из комнаты, она говорила: «Вы в другую палату пошли? Или покурить?» Она всему подыскивала объяснения, которые ей казались наиболее логичными, и не имела представления о том, что мир не состоит из больницы. Она не знала, что это необычная жизненная ситуация приводит людей в больницы, а не наоборот.

Припоминаю еще такие истории. Забирали в семью одну девочку, уже довольно взрослую, девятилетнюю. По дороге она захотела в туалет, и я повела ее в ближайшее кафе. Перед тем, как она зашла в кабинку, я ее спросила: «Ты умеешь пользоваться туалетом?» Она гордо сказала, что умеет, а потом вышла вся в слезах, потому что намочила новые джинсы. Просто девочка не знала, что такое крышка унитаза, и можно только догадываться, какие туалеты были в ее детском доме.

Был еще один похожий случай. Тоже забирали девочку из детского дома, и она тоже захотела по дороге в туалет. У нее был сложный диагноз, в учреждении она жила с самого рождения. Там была не очень хорошая жизнь, но она была понятной: привычная комната, привычная кроватка, привычный горшок. А когда мы зашли в туалет в кафе, там все было совсем не так. Девочка стала плакать и повторять: «Я хочу в другую группу». Так она выражала свое недовольство, так она показывала, что новые условия ее пугают. Никак иначе она не могла выразить его, так как кроме жизни в группах больше ничего не знала о мире.

«Виталик, а можешь мне дом показать?»
Виталий, футбольный тренер в детском реабилитационном центре «Вдохновение», куда приезжают подопечные фонда, если им требуется пройти лечение в Москве

К нам в прошлом году уже во второй раз приезжал парень из детского дома в Мордовии. Он меня хорошо знает, и у него есть мой номер телефона: попросил, чтобы я ему фотографии скидывал. И вот как-то раз, когда он уже уехал обратно в детдом, он мне позвонил. А я был не на работе, а дома. И он мне говорит: «Виталик, а ты можешь мне дом показать?» Я включил видео и стал ходить по квартире: «Вот тут кухня. Это коридор. Тут туалет и ванная». Парню этому очень интересно было: «А можешь свою комнату показать?» И я иду в спальню, а он сидит с улыбкой на лице и просто сияет. Может, он как-то в воображении себе и представлял квартиру, но ему было важно именно увидеть. Даже взрослым иногда это важно. Например, увидеть большой самолет, чтобы было ощущение: «Вау! Какая громадина!» И вот у этого парня было такое же выражение лица, когда я ему показывал свою квартиру.

Эти ребята, которые приезжали из Мордовии, живут в детдоме где-то на окраине, где многоэтажек нет. И им интересно, а что внутри большого дома. Потому что в их представлении дом — это такое здание с четырьмя окнами и двускатной крышей. Как на картинке, когда дети рисуют.

«А как пылесос пылесосит?»
Александр, врач детского центра протезирования «Хочу Ходить»

Большего всего ребят цепляют какие-то бытовые мелочи. Например, во время уборки им было очень интересно, а как пылесос пылесосит, потому что в детдоме они его просто никогда не видели. Стиральные машины они, может, и видели, но ими в детдоме управляют нянечки. А сами дети не знают, что путем переключения нескольких кнопок можно заставить агрегат работать. Хотя детям уже 12 лет, то есть они уже довольно взрослые.

У них может вызывать бурю эмоций то, что мы не обычно замечаем. В семье ребенок может хоть каждый день видеть, как готовят яичницу. Для него это не чудо, что можно разбить яйцо и пожарить его. А дети из детдомов реагируют в духе: «Ничего себе! А так можно было?» И это неудивительно. Им же накрывают столы, и они не видят, как эту еду готовят.

К нам как-то приезжали волонтеры, и дети вместе с ними готовили пиццу, а потом ходили и всех ею угощали с таким гордым видом, потому что сами ее сделали.

«А ты сегодня уйдешь?»
Татьяна, няня в проекте «Дети в беде», который организует лечение и реабилитацию в московских больницах для детей из региональных детдомов

Дома дети видят, как родители готовят, поэтому спрашивают: «Когда будет готова еда?» А дети из детдома задают вопрос: «Когда дадут? Когда дадут завтрак? Когда дадут обед или ужин?» У них нет представления, что это чей-то труд. В их представлении еда просто должна откуда-то браться готовой.

Об одежде у них такое же представление. У меня был случай, когда одна девочка испортила то ли юбку, то ли платье. Это была очень красивая хорошая вещь, и когда я это увидела, то очень расстроилась. А она посмотрела на меня, махнула рукой и сказала: «Подумаешь. Еще дадут». Дети сдают нам (няням) вещи, мы стираем их в машинке, сушим, приводим в порядок и возвращаем. Дети над этим процессом не очень задумываются. Ребенок может подойти и спросить: «А где моя футболка. Я ее вчера сдала в стирку, а мне ее не выдали». Она не понимает, что мы в одном лице: и няни, и прачки, и где-то уборщицы.

После таких фраз мы всегда стараемся объяснить, что одежда не сама становится чистой, что это делаем мы, няни.

В летний лагерь (летняя программа в реабилитационном центре «Вдохновение», которую организует фонд для детей из детских домов) все дети приезжают со списком вещей, и вернуться обратно они должны с той же одеждой, с которой уезжали. Чаще всего им выдают одинаковую одежду или ту, которую они сами не выбирали. А подросткам ведь не хочется выглядеть как все. Иногда детдома выдают детям постарше карманные деньги, и они могут что-то сами себе купить.

За летние каникулы в нашем лагере некоторым подросткам удается по-настоящему сдружиться, и им хочется что-то подарить друг другу на память. Прошлым летом я столкнулась с такой ситуацией и сказала одной девочке: «Ты хочешь подарить эту вещь, но ведь я ее потом должна сдать. Ты с ней приехала, и с ней же ты должна уехать». А девочка мне в ответ: «Это не выданное, а мое личное». Она видит ценность в этой вещи, потому что сама ее выбрала и купила.

Этим летом меня удивила еще одна фраза. Девочка-подросток сказала мне: «Я приехала сюда (в летний лагерь), чтобы найти приемку». Я сначала не поняла: «Прости, что ты сказала». А она снова: «Я приехала сюда, чтобы приемку найти». «Какую приемку?» — опять переспросила я. «Ну приемку, приемную семью». Это была уже довольно взрослая девочка, но все равно ей хотелось, чтобы у нее появились родители, которые будут заботиться только о ней.

И этого так или иначе хотят все дети. Потому что сейчас у них совсем другая жизнь. Вот маленькие меня часто спрашивают: «А ты сегодня уйдешь?» Я сначала не сразу могла понять, почему они спрашивают именно про сегодня. Я говорю: «Нет, я сегодня не уйду. Я и завтра не уйду. Я буду с тобой все время, пока ты тут». А ребенок мне: «А как это все время? Вообще не уйдешь?» И тогда я спросила: «А почему ты спрашиваешь, уйду я сегодня или нет?» И девочка мне объяснила: «А потому что у нас так. Вот вчера была Мария Ивановна, а потом она ушла, и вместо нее пришла Татьяна Викторовна. А после нее будет Наташа». Они приучены, что есть определенный график, что воспитатели и няни меняются. И их очень удивляет, что мы (няни) никуда не уходим.

А еще маленькие дети часто говорят: «Ты моя самая любимая, я тебя люблю». Но они так ведут себя с любым взрослым, который с ними проводит длительное время. К сожалению, у них нарушена привязанность. Я с одними и теми же детьми уже семь лет лежу в больницах на реабилитациях. Когда я приезжаю, они ко мне бегут: «Таня, наша любимая!» Потом проходит два-три дня, они знакомятся с мамой ребенка-соседа по палате. Она проявляет к ним знаки внимания, и они начинают уже ей говорить: «Ты наша самая любимая». Это защитная реакция такая: хочешь выжить, сделай вид, что ты любишь, если даже и не любишь, и тогда тебе будет хорошо.

Материал подготовлен в рамках благотворительной акции «Музей последнего детского дома». Это онлайн-экспозиция предметов последнего сохранившегося сиротского учреждения. Мы представили, что благодаря неравнодушным людям детдома исчезли, а дети вернулись в родные семьи или нашли приёмных родителей.