Мусорное покрывало

– С 13-го на 14-ое [сентября] приезжает «Газель». Они заходят к сторожам, забирают у них телефоны и говорят: «Посидите спокойно, не хотите же головной боли». Сидят без связи, мне доложить не могут. Но что бы они машины не посчитали и людей не видели, те взяли, тряпку набросили на половину будки, завезли 20 машин. В следующую ночь будку сожгли, – рассказывает владелец полигона.
– Сторож погиб?
– Нет. Человек пропал просто. Дома нету, на телефон не отвечает. Там останков нету. Рядом с будкой стоял экскаватор. А между ними ёмкость: полторы тонны солярки. Хотели зажечь этот экскаватор, вернее, бульдозер. А он стоит 5,5 миллиона. Арендованный. Меня под х** хотели подвести! Поэтому бульдозера там нет. И охранники не идут, боятся. Нагнали страха и жути!

Рабочий стол с кожаным креслом сбоку, а мы за гостевым напротив друг друга ближе к двери в приёмную. Со стены смотрят на нас премьер и президент. Свет в кабинете выключен, на улице пасмурно и потому мрачно в помещении, хоть и полдень.
Он крепкого телосложения. Говорит, опустив голову, еле слышно, но по-военному размеренно и как бы осторожно. Редко вздыхает, почти заикаясь.
Он – это мэр Покрова Аракелов Вячеслав Шаликович. Локти на столе, пальцами мнёт скрепку.

– Кто это сделал?
– Обществ… Это молодёжь. Есть общественный совет… из числа авторитетных… жителей
города. Их у нас 19 человек. И молодёжная организация «Юнармия». Организовали транспорт, нашли где-то блоки и так далее. Всё это установили. Да. Недели две назад. Может больше. Никаких машин не было, если они подъезжали, то разворачивались и уезжали в неизвестном направлении. И лишь в прошлое воскресенье [24 сентября], значит, одна из таких машин, по всей видимости, развернулась. С прицепом. Объём мусора 210 «кубов». Заехала в город. И на окраине… разгрузилась. Выехали и разгрузились. На видном месте…
– Слышал, плиты перед свалкой кто-то сдвинул.
– Да. Их ещё сдвинули к тому же. Руками это сделать невозможно. Это техника приехала. Мне говорят, что это был какой-то бульдозер, возможно, появившийся с территории закрытой свалки. Возможно.
– С водителями мусоровозов общался кто? Откуда всё это идёт?
– Да. Да, значит, несколько раз выезжала прокуратура района, приезжали представители
прокуратуры области. Фактов они не зафиксировали. Фактов завоза после того, как поставили блоки и так далее. Но по следам там смотрели, опрашивали самого владельца свалки. Общались, выезжали и как раз таки… общались с водителями. Ловили, так сказать. У них документы есть, заключенные договора… И.. пху… претензий к, по сути, не должно быть.

Мэр за рулём, едем на свалку. По пути он предложил проехать место, где последний раз
вываливали тонны отходов. Аракелов приободрился и говорит оживлённее.
– Когда только указы президента насчёт свалки в Балашихе пошли, мы хотели установить
фотоловушки. Блин, как чувствовал. Не успели мы сделать.
– Вы понимали, что всё пойдет в область?
– Конечно, – он покашлял. – Не успели.
– Когда вышел запрет на использование нашей свалки – повезли в Лакинск. А это увеличение тарифа населения. Но люди всё-таки с пониманием отнеслись. И два года город чистый. Проблем нет. Пришлось тут достаточно плотно заниматься. Так или иначе, справились. И тут: «На тебе!».

Кладёт трубку. Прежний голос вернулся, речь стала плавней.
– Он через полчаса будет, но не здесь. Там же в администрации встретимся. Но уже по-другому он разговаривает.
– В смысле по-другому?
Слегка смеется.
– Ну, после всех этих действий.
– Идёт навстречу?
– Да, – и опять мэр посмеивается. – Вот он говорит: «Там блин, да, с правой стороны возгорание». Но это глубинные процессы.
Снова телефон.
–Д-да. Ал-лё. Здравствуйте. Да. К администрации. Я буду минут через 15. Минут через 10. Угу. Да.
Возвращается прежний Аракелов. Спокойный и размеренный.
– Вот. Сейчас он уже говорит: «Вячеслав Шаликович, выделите мне карьер. Я буду пересыпать грунтом». Это хорошо. То есть это как раз то, что нужно. Так-то он вроде здравомыслящий мужик-то… Но… всего я вам, к сожалению, сказать не могу.

Короче, есть два мэра Покрова: Аракелов и Аракелов-говорящий-о-свалке. И если один душевный, открытый и весёлый, второй – осторожен. Тих и размерен. Мы снова в администрации, и Аракелов-первый разливает кипяток по чашкам.
– Ну, с точки зрения разумности – это природа, люди здесь живут, мы пользуемся благами
природы. Жители у нас любят город. Без ложной скромности скажу.
В кабинет вошёл Николай Алексеевич. Член общественного совета и вроде как завхоз в здании мэрии. Он включил свет, который мэр нигде не трогает, а в помещениях мрачно. Жилетка, фуражка, добрые глаза и приятная улыбка. Голос чуть хриплый.
– Ну, свалку-то можно закрыть. Это просто. Это кто-то возит. Они-то сами и договариваются, мне кажется. Работники свалки-то.
Аракелов-второй следит взглядом за каждым словом Николая Алексеевича.
– Иначе там не заедешь же. А если дают деньги, дают. Там ж сколько, чтоб вывалить? Тыщ пять, наверное, стоит разгрузиться. Я уж не знаю цену-то.
– Коль! – останавливает его мэр.
– Ну, это да, – скрипя, отвечает тот. – Ладно, Бог с ним.
– Один «куб» утилизации стоит 540 рублей! Двести «кубов» умножь на 540, что ты получишь? А ты получишь 100 тысяч рублей, – разъяснил Аракелов-первый.
– Ничосе.
– Пять тыщ рублей. Ха, вот ты! Надо думать!
Николай Алексеевич вышел из кабинета за газетой. Мэр поставил печенья на стол.
– Среди людей есть понимание, поддержка есть. Это дорогого стоит. И они покоя не дадут. Вот то ли позвонят, то ли придут, – говорит он с улыбкой. – Допекут. Вот в печёнки сядут, но, блин, надо сделать. Это з-здорово! А тут нам, да… свинью подложили.
Ждём директора свалки. После его звонка прошло 50 минут. В здание кто-то входит то и дело, и Аракелов-второй каждый раз выбегает в коридор. Но это опять не тот, кто нужен.

Петриёв вошёл в кабинет бодро. Поздоровались. Он худой и высокий, одет в охотничий костюм с жилеткой, солдатские ботинки на ногах. Волосы по-казацки зачёсаны набок. От него пахнет костром. На безымянных пальцах обеих рук перстни: с черным камнем и просто печатка. Часы на левом запястье, на правом – цепочка намотана. Кулаки здоровенные. Голос бархатный.
– Я тебе объясняю всю картину, но сразу предупредил: хочешь туда лезть? – говорит мне
напористо и строго.
– Хочу.
– Хочешь. Ради Бога. Сейчас пойдут имена цифры, фамилии. Ты понимаешь, что такое 900
миллионов на рекультивацию свалки? Выделено Пекареву. Электросталь. 900 миллионов.
Аракелов-второй подтверждает кивком.
– А теперь будут другие цифры и другие фамилии. Ты выслушай. Я ничего не боюсь, но
последствия. Мне хочется работать, у меня сейчас детишки там. У меня детско-юношеская школа охотников и рыболовов, почему я так и одет. Я сейчас занимаюсь, это моё хобби. Я зарабатываю там, там, там. В детишек вкладываю, мне так нравится. Меня от этого прёт.

Аракелов-второй сдерживает смех.
– Доля стопроцентная «Экопрома», у «Экопрома» в собственности. Это мало, кто слышал.
Вячеслав Шаликович это слышал.
Тот всё ж не выдержал. Засмеялся. Нервно.
– Так я стал собственником этого полигона. Мне его подарили. Кто может полигон подарить? Думай теперь сам. И кто за этим стоит.
Отхлебнул кофе.
– Четыре года рекультивация, но первый год – консервация. Это заглушить. Вот можно считать, что сейчас нужно создать комиссию, что я её законсервировал. Она не горит, въезда нет. Теперь я приступаю к масштабной рекультивации. Я имею право завозить на свалку строительные отходы.
Он взял листок и ручку. Начал рисовать, показывать.

– А грунт использовать на рекультивацию, – вторит мэр.
– Я им: «Ребят, через четыре года это будет зелёный курган. Зимой лыжи, санки, катания, а летом водоём, рыбалка, зона отдыха. Нонсенс: в России из свалки – зону отдыха. Ну почему нет? А люди не видят этого и посмеиваются. Но никто не знает, что свалка ниже, а водоём выше. А вода, Господь так создал, сверху вниз течет. Вот мой заход какой. А все эти поджоги – частности. Я-то вижу, что здесь будет. Мне осталось взять в аренду или пользование этот карьер и всё: я приступаю к масштабным работам.

– Вам его отдадут?
– Я написал заявление, они меня промурыжили.
– «Они» – это кто?

Аракелов поперхнулся и слегка хохотнул.
– Понимаешь? Можно и так говорить, – продолжил Петриёв спокойно. – Он раз и язык в жопу. «Он 150 тысяч за машину берёт». Я ему: «Дай мне 150 тысяч, я эту машину себе в квартиру высыплю. Откуда ты цифры такие берёшь?». Понимаете? А потом это преподносится как «местные жители». И вот то, что те, там были которые – почти что все проплаченные. А которые вышли разобраться, я одному объяснил – рекультивация. Если брошу её, она вспыхнет или я со злости её подожгу, и вы сюда не появитесь ещё год. Помните, что в июне было? Помним. Сейчас горит? Нет. Откуда ж мне средства брать? Завожу мусор – да. Строительный. Да, бытовой! Мне деньги нужно брать на рекультивации. Поэтому терпите. Дышите, нюхайте и машины будут ездить!
– А пятьдесят машин, которые якобы в начале сентября приезжали? – спрашиваю.
– Кто сказал, что их пятьдесят?
– Местные жители считали, – вступил Аракелов.
– Они приехали с бытовыми отходами?
– Никто их не фиксировал. То, что сказали местные жители, я только что говорил, какие это местные жители в ли-цах: шизофреники, алкоголики, наркоманы и продающиеся за бутылку пива!
Он окончательно завёлся. И вышел из кабинета за документами.

– Началось всё примерно в конце мая начале июня. Грейдер почему-то расчистил дорогу. И где-то через неделю буквально начали ходить машины с мусором. Сначала без прицепа. Ну, думали, едет на дачу мусор забирать. А она проезжает в сторону свалки. Одна машина, вторая.
С Эдуардом мы встретились на выезде из Покрова. Он живет в дачном поселке рядом со свалкой. Зимует в городе. Едим в СНТ: там ждут нас еще местные.
– Через неделю начали уже по три, по четыре машины ездить. Каждый день. Днём, вечером.
– Мусор бытовой был или строительный?
– Одна машина перевернулась. И там был бытовой мусор, строительного не было совсем. Это случилось в конце июня начале августа.
– Номера московские?
– Да. И было явно видно, что мусор бытовой. Милиция или ГАИ стояли, разбирались, и в это время шло еще две машины с прицепами. И они их остановили, типа проверили у них документы, машины остались стоять на месте. Когда милиция уехала, они спокойно разгрузились.
– На свалке?
– Да. Здесь вот автополигон, они оставляли тут прицепы, уезжали, разгружались, и приезжали. Перекидывали контейнер, снова туда. Потом уезжали в Московскую область. В ту сторону. 

Мы добрались до места, где летом перевернулся мусоровоз. Чуть позади, сбоку последний
дачный домик. Прямо, метров через триста – свалка. Нас встретили Александр и пожилой Иван Сергеевич.

– Накрывает дома облако вот этого дыма, – вторит Александр, – невозможно пройти.
– Бесполезно бороться.
– А пожар? Сгорела сторожка, слышали об этом? – спрашиваю
– Неэт, – отвечают втроём.
– Дня четыре назад [24-25 сентября] и трактор стоял, и будки целые были, – говорит Эдуард. – Но кучи у них дымят.
– Да он горит постоянно. И сверху подсыпается новый мусор. Куча становится меньше, он опять его насыпает, – говорит Александр. – И трактор ровняет всё это. А можно было б засыпать песком, строительным мусором.
– А тут им не засыпают?
– Там нет строительного, только отходы бытовые, – сказал Александр.
– Строительного вообще нет. Раз привезли, да и то чуток насыпали, – вставил дед.

– Ну, вот они, – Иван Сергеевич показывает фото. – Цвета даже разные. Номера подмосковные и московские тоже. И вот эта «Газель» с ивановскими номерами.
– А «Газель» что делала?
– Начальство возит. Тракторист сам ездит, – поясняет он.
– Да нет, он на другой «Газели» ездит, – поправляет Эдуард.
– Но эта стоит постоянно там, вот здесь.

Есть ещё третий мэр Покрова: Аракелов-в-присутствии-Петриёва. И сейчас заговорил он.
– Хм… я услышал важное, на что он… как говорится, скатывается. Завозили без его ведома. Когда блокировали въезд, сначала появился какой-то «Уазик». Я могу подтвердить. Я виде… Мне дали такую информацию, что барражирует не одна машина. Причём с тонированными стёклами. Возможно, это как раз… Когда никого нет, они запускают машины, по тихому свалили…
Петриёв вернулся и Аракелов-третий смущенно понизил голос.
– Это всё звенья одной цепи…

– Плиты, которыми кто-то перегородил дорогу, раздвинул бульдозер со свалки? – спрашиваю Петриёва.
– Откуда ты знаешь? Может быть этот, может быть не этот. У меня техника туда идёт, у меня скорая помощь туда не может проехать, я грунт туда не могу завесить!!! Я спрашиваю: «Кто поставил?». Никто не поставил. Местные жители? Мне насрать на вас, на местных жителей! Я их раздвинул!!! Кто мне запретит свалку рекультивировать? Я миллион потерял за неделю! Кто?! Влез в мои дела, кто?!
Помолчали. И он продолжил.
– Я это расцениваю, как давление на Петриёва руками властей, руками природоохранной
прокуратуры. 

– Я хочу реализовать этот проект. А потом во Владимирской области получить две-ести гектар земли под новый полигон. Современнейший! А 200 гектар полигон – полтора лярда. Обыкновенный предприниматель на полтора лярда замахивается. А почему бы его не нагнуть? Почему будку не спалить, почему экскаватор не *** [украсть]? А сейчас вводят регионального оператора. У одного хозяина будет весь мусорный бизнес региона. Который сейчас гладко стелет, а спать придётся жестко. И вот эта структура выдавливает меня отсюда.

Николай Алексеевич вернулся с газетами. Показать публикации о прошедших субботниках на озере и в лесу. Мы ждём Петриёва.
– У нас всегда это говорилось, что родную землю беречь надо. Мы ж здесь живём, это наша земля, – говорит он. – А кто кроме нас? Мы здесь всегда жили и будем жить. Пацаном тоже был – озоровал, а потом-то уже вошёл в разум, как говорится. Начал сам взрослым мужиком, прости Господи, стал сам гонять. Чтоб не рубили там ничего, чтоб не бросали мусор. Собирал каждую бутылку, каждую стекляшку. Если увижу, говорю: «В морду дам».
И он смеется по-стариковски и добро.
– Мы ж местные друг друга все знаем. Говорят: «Здесь нельзя, здесь Коля корову пасет». Ну, я мог по шее-то дать. Раньше-то даже ходили стенка на стенку. Но без железа там, без всего. И если кто-то упал, того не трогают. Так что, если что-то не уверен – ложись. У нас не было подлости.