Наверх
Репортажи

Честный паромщик

Как Елена Петрова переправляет онкобольных детей на берег жизни
30.06.2020
Пятнадцать лет назад Алёна Петрова, школьница из Томска, заболела раком. Пока она лежала под капельницами, конечно, мечтала поскорее выздороветь, но была у неё ещё одна мечта: помогать таким же детям, как она, лечиться от рака. Через два года Алёны не стало, а её мама открыла в городе благотворительный фонд и назвала его именем дочери. Не все сразу поняли, для чего нужна такая организация, зачем крупно тратиться на онкобольных, которые всё равно умрут. Но со временем Елена Петрова смогла их убедить: деньги нужны, чтобы дети жили. 
Алёнка
В кабинете Елены Петровой на шкафу, на столе, на полу распускаются яркие бутоны, а на подоконниках в маленьких ящиках зеленеет на крепких ножках рассада. 

— Это у нас петунии, – весело щебечет и поливает из маленькой лейки цветы Елена Алексеевна, блондинка с фарфоровой кожей и россыпью мелких веснушек на лице. Помнишь, что говорил маленький принц? «Ты не можешь обустроить всю планету, но если один метр вокруг себя каждый человек сделает красивым, какой же прекрасной будет планета Земля». Вот эти цветы и благотворительный фонд – это и есть мой метр. Жду не дождусь, когда мы пересадим эти петунии во двор, чтобы он цвёл, благоухал, нравился детям и моей Алёнке.
Алёнка со своего портрета на стене смотрит внимательно и загадочно, как будто знает какой-то секрет. У неё короткие рыжие волосы, рыжие брови и мамины рыжие веснушки, а уголки её губ расплываются в лёгкой улыбке всем, кто заходит в кабинет. 

— Вы очень похожи, – разглядываю я фотографию девочки, которая небрежно обнимает спинку стула. Такое ощущение, что она присела только на минутку, чтобы фотограф успел поймать её в свой объектив. Кажется, сейчас пару раз щёлкнет затвор, она сорвется с места и побежит по своим важным делам. 
— Да, мы похожи, но не только внешне. Она была такая же позитивная, как я, и верила, что обязательно выздоровеет.
Эта грустная история болезни началась с того, что у Алёны воспалились лимфоузлы. Елена Алексеевна сама врач, поэтому сразу насторожилась и повела ребенка в больницу. Там прописали антибиотики, но она настояла на биопсии, другими словами, проверили, нет ли у неё онкологии. 


— Тогда я поняла, что недопустимо, чтобы фонды по несколько месяцев рассматривали запросы. Они обязаны действовать здесь и сейчас. И когда мы открылись, первым делом решили, что у нас должна быть так называемая финансовая подушка безопасности, деньги для мгновенной помощи. Если к нам обращается семья с больным ребенком, мы тут же отправляем его в онкоцентр, а в это время объявляем для него сбор средств. За тринадцать лет работы ни один наш подопечный не умер из-за того, что его родителям не хватило денег.
Десятина
Сначала благотворительный фонд имени Алёны Петровой состоял из трёх сотрудников: Елены Алексеевны, её сына Олега и его невесты. Вместе они ходили по больницам и устраивали представления для детей, проводили разные благотворительные акции и ко всем мероприятиям подключали журналистов. Кстати, один местный автор за свой телерепортаж даже получил премию ТЭФИ. Доброе дело поддержали врачи, студенты, волонтеры, но всё равно собирать деньги первое время было ой как не просто.

— Мы приучали людей жертвовать, – вздыхает Елена Петрова. — Мне казалось, что они застряли в каком-то социализме. Они рассуждали примерно так: я плачу налоги, поэтому я ничего не должен ни этому миру, ни государству, ни тем более — чужому ребенку. Наоборот, все должны мне! Однажды наш губернатор Виктор Кресс сказал: «Люди хотят — помогают, а хотят – нет, это их выбор. А я поспорила с ним: «Нет такого выбора, каждый должен думать о своей стране, иначе всем будет очень тяжело жить. 13 процентов налогов не могут покрыть все проблемы – у нас в душе должна быть десятина». 
А откуда этой десятине взяться? Вот и придумала Елена Петрова очередную акцию. Несколько раз в год она ходит по детским садам, школам, чтобы поговорить с ребятами о том, что вообще-то мир не совсем справедливая штука... 
— «…но в беде мы можем помочь друг другу. Вы, дети, например, сделаете поделку, её купят взрослые, а на эти деньги мы достанем лекарства». Вы бы видели, как после таких встреч подростки на благотворительных ярмарках кричат во всё горло: «Купите шишку – спасите ребенка!» 

Но на каждое доброе дело всегда найдётся свой хейтер и не один. Так в первые дни ненавистники считали чрезвычайно важным «наклацать» что-нибудь гаденькое на сайте фонда под очередным постом про горе.

— Чаще всего, конечно, писали: «Вы пожертвования кладете себе в карман». Никого не интересовало, что я тогда работала стоматологом, и, в общем-то, жила не бедно: могла есть хлеб с маслом, икрой, и даже не красной, а черной. Сначала я читала все комментарии и от обиды ревела. Когда моей маме надоело на это смотреть, она сказала: «Лена, ты хочешь быть лучше солнца? Посмотри, солнце огромное, мощное, красивое. Оно светит всей планете: кому-то жарко, кому-то холодно. Оно не может угодить всем, а ты думаешь, что можешь. Ты кем себя возомнила!?» После этих слов меня отпустило.
Достучаться до небес
— Пелёнки, памперсы, полоскалки для рта…что ещё? – морщит лоб Елена Петрова и набивает пакеты всем, что только может пригодиться онкобольным детям. Два раза в неделю она отвозит для них вещи в больницу.

— Наконец, я её нашла, теперь Маше не будет страшно лежать в палате, – победно вскрикивает она, снимает с полки куклу с тугими кудрями и тоже отправляет её в пакет.
Машина едет по зеленому пустынному Томску — здесь, как и везде, люди от коронавируса попрятались по домам. За окном мелькают современные высотки и деревянные кружевные дома из прошлого. Елена Алексеевна паркуется около больницы. На первом этаже её, как родную, встречает санитарка, забирает пакеты, поднимается вверх по лестнице, и исчезает там, где ждут подарки дети. Вообще в обычные дни директор фонда сама обходит все восемь палат, улыбается, утешает, подбадривает. А когда поступает новый пациент, врач знакомит Елену Петрову с его напуганными родителями, которые через силу пытаются из себя выдавить улыбку или не пытаются, а молчат с застывшим взглядом или просто плачут. Она садится рядом и предлагает помощь.

— Знаешь, первый раз после смерти Алёны мне было сложно прийти в отделение, – признаётся Елена Алексеевна и с тоской смотрит на больницу. Меня встретили те же стены, те же врачи, которые пытались её спасти… Я зашла в палату и представилась: «Здравствуйте, я Елена Петрова, основатель фонда имени Алёны Петровой». И в этот момент я увидела настороженность в глазах родителей. Город у нас маленький, поэтому они знали, кто я такая – мама девочки, которая не справилась с раком. Тогда я пересилила себя и сказала: «Я пришла сюда, чтобы у вас всё было по-другому». 

Обычно родители на бумаге расписывают, какая поддержка им будет нужна, а что они смогут достать сами. Елена Алексеевна внимательно изучает список, вносит коррективы, даёт родителям спасательные советы, адреса, телефоны, а на сайте фонда объявляет сборы пожертвований. Вчера вот, например, она сделала пост о девочке, которой нужно на лечение 450 тысяч рублей, и за сутки томичи пожертвовали 534 тысячи. 

— Когда Алёна заболела, вы не могли собрать деньги и за несколько месяцев, а тут такой быстрый результат. Что произошло?

— Пятнадцать лет назад ещё сама система благотворительности была плохо развита. А люди мало что знали о раке, думали, что он фатален. Тогда зачем помогать девочке, которая всё равно умрёт? И она, правда, умерла. Но не потому, что рак не лечится. Конечно, лечится! А ещё, мне кажется, мы стали милосерднее. Как-то я прочитала в Советской энциклопедии: «Милосердие – чувство, не свойственное советскому человеку». Конечно, это было не так, но политика была такая, а теперь политика изменилась. Отсюда и всплеск благотворительности. А может, мы просто поднялись по пирамиде Маслоу? Основные потребности закрыли и теперь можем потратиться на хорошее дело. Ко мне не раз подходили люди на наших акциях и говорили: «Спасибо, что даете нам возможность быть добрыми». 

За 13 лет томичи вместе с фондом спасли 300 детей. Одним из первых был Денис Аленичкин. Он лечился девять лет и перенёс четыре пересадки костного мозга. Сейчас учится в десятом классе и в настольном теннисе с разгромным счетом обыгрывает соперников. Или вот Даша Симакова. У неё была опухоль мозга, и она тоже выжила. 

— Мне кажется, кроме лекарств ей очень помогло рисование. Пока она болела, не выпускала из рук кисточки. И за пару лет нарисовала весь персонал больницы и сотрудников фонда. Мы думали, ну, точно художником будет, а она пошла учиться на медсестру. Сказала: «Меня спасали, и теперь я хочу спасать». Наша задача: достучаться до людей, с одной стороны, и достучаться до неба — с другой. Обычно я заканчиваю свой день молитвой: «Господь, посмотри, сколько людей откликнулось. Ну, пожалуйста, оставь этого ребенка здесь. Пусть он поживёт, пусть попытает судьбу».
Фиолетовый дом
Дом №19 в Никольском переулке. Уютный, выкрашенный в фиолетовый и зеленый — любимые цвета Алёны. Здесь находится фонд и реабилитационный центр, где ребята приходят в себя после бесконечных капельниц, химеотерапии, операций и одиночества.
На потолке – радуга, а на стенах в круглых рамках фотографии веселых и грустных детей, которые победили рак и которые проиграли. В фонде помнят всех. А те, кто выздоровел, сами не дают о себе забыть и часто заглядывают. Во время карантина в разноцветных комнатах непривычно пусто, в кабинетах – только сотрудники принимают звонки, которые начинаются примерно одинаково: «Помогите». Когда-то Ольга Анатольевна сама не раз набирала номер фонда. Однажды её дочка упала в обморок, привезли в больницу – оказалось, опухоль головного мозга. 
 
— Я вообще не помню, как я получила заключения врачей, как приехала домой. Главное — было держать себя в руках и не показывать страх ребенку. Лечились мы два года и в отделение познакомились с Еленой Алексеевной. Ну, а после больницы мы пришли к ней в ребцентр, ведь болезнь ломает не только здоровье… Ребенок живет в изоляции, практически не выходит на улицу, не общается с друзьями и постоянно испытывает боль. Моя девочка не отходила от меня ни на шаг даже дома. А после занятий с психологом стала меня понемногу отпускать. В результате, первого сентября она пошла в обычную школу в общий класс. Первое время мне было страшно за неё: а вдруг упадёт, кто-то толкнёт… В общем, по мне болезнь ударила тоже неслабо. Я долго отходила и всё не могла поверить, что рака больше нет. Психологам центра пришлось постараться, чтобы вернуть меня к прежней жизни.
А потом Ольге стали звонить взволнованные родители онкобольных детей: расскажите, что делать, на какую помощь мы можем рассчитывать от государства, как ребенку получить инвалидность и так далее, и так далее. 
— Конечно, в госслужбах тоже отвечали на все эти вопросы, но сухо с номерами статьей. Родители кивали, мол, они всё поняли, но на самом деле ничего не понимали. Потом через знакомых узнавали, что есть такая Ольга
— Конечно, в госслужбах тоже отвечали на все эти вопросы, но сухо с номерами статьей. Родители кивали, мол, они всё поняли, но на самом деле ничего не понимали. Потом через знакомых узнавали, что есть такая Ольга, у которой дочка тоже болела, и звонили мне. И я подумала: может, мой опыт кому-то пригодится. Отправила резюме Елене Алексеевне и вот уже несколько лет я здесь работаю. 

Чтобы научиться решать чужие проблемы, сотрудники фонда проходят обучение. Ездят не только в Москву и Питер, но и за границу. И тут бы хейтерам снова разразиться гневом: откуда, дескать, взяли деньги? А всё оттуда же! Однажды Елене Алексеевне позвонил местный бизнесмен, который назвал себя Евгением, и попросил о встрече. 
 
— Он протянул мне пакет, я открываю его, а там сто тысяч — по тем временам огромные деньги, – округляет глаза директор фонда. — Я спрашиваю: «Что мне с ними делать?» А он неожиданно отвечает: «Я хочу, чтобы вы учились, стали сильной профессиональной командой, которая реально помогает людям, а я буду помогать вам». Он сам нашёл нам школу в Москве, и туда сразу поехали четыре наших девчонки». 

Евгений слово сдержал: он продолжает помогать фонду, жертвует по миллиону в год на учёбу сотрудников. На лекциях им объясняют: как общаться с властью и бизнесом? Как работать в соцсетях? Как правильно вести банковский счет? Как проводить благотворительные акции?
 
— В одном лондонском реабилитационном центре я увидела, как психологи помогают мамам, которые потеряли своих детей. И тогда я решила, что нам нужна такая же программа.
Последнее платье
Елена Петрова спит с телефоном под подушкой, который в любое время может разразиться пронзительным звоном: и в два ночи, и в пять утра. Она своего рода скорая помощь для мам, которые потеряли своих детей. 

— Какая-нибудь мама может позвонить и просто сказать: мне очень плохо, поговорите со мной. И мы говорим, говорим, говорим…Мне очень легко понять их, а им легко услышать меня, потому что мы плачем одинаково. Помню, когда я хоронила дочь, на улице всё зеленело и цвело, но я этого не видела, как будто световосприятие нарушилось. У меня перед глазами были только пятьдесят оттенков серого. 

— Что вас спасло?

— Мне один священник посоветовал: а ты напиши ей письмо, и тебе станет легче. Я так и сделала. Вот уже 14 лет я рассказываю дочери, что происходит в этом мире без неё. И представляю, как это письмо летит на далекую планетку, где она живёт. 

— А как вы помогаете мамам, которые потеряли детей?

— Помню, мы приехали к женщине, у которой умер сын. А ей вообще нельзя было волноваться, потому что она была на последнем месяце беременности. Я понимала, что нужна какая-то фраза, которая выведет её из этого состояния. И я спросила: «Ирина, а ты мылась сегодня?» Она — мне: «Нет, и вчера тоже». И я так осторожно: «Ну, как же? На улице ведь жарко». Она приняла душ и пришла в себя — будто смыла свою горечь. Сначала мы любым образом выводим таких мам из состояния транса. Ну, а потом наши психологи слушают, разговаривают, и пытаются им помочь найти потерянный смысл в жизни.
По статистике, каждый год в Томске раком заболевают около 30 детей. Большинство из них врачам удаётся спасти. А тем, кто уходит, в фонде оказывают паллиативную помощь: собирают деньги на лекарства, кровати, которые облегчат боль.

— Когда мы собирали такие пожертвования первый раз, то сомневались, что сможем это сделать. Но только за один час люди прислали триста тысяч рублей на лекарства. Жалко, что нет таких таблеток, которые могли бы облегчить боль родителей. Помню, как я выбирала последнее платье для Алёны. Я проходила мимо витрин, разглядывала наряды и думала, что вот это вечернее или вот это свадебное платье она уже никогда не наденет. В тот момент я загадала: пусть будет меньше мам, которые выбирают последнее платье для своих дочерей.
Ступенька в небо
Закипает и булькает вода в электрочайнике. Елена Алексеевна ставит на стол одну вазочку с конфетами, другую – с пряниками. С двух до четырех, как обычно по расписанию, у неё встреча с благотворителем. А за крепким байховым, ясное дело, разговор идёт куда продуктивнее. 

— Первое время вам было трудно просить деньги?

— Совсем нет, я же знала, для чего я всё это делаю. И так получилось, что просить особо не пришлось. Когда в городе о нас уже все знали, бизнесмены сами начали приходить и предлагать помощь. 

Так на одном мероприятии к ней подошёл представитель АО «Транснефть — Центральная Сибирь» и спросил: «Может, у вас есть какие-то проекты, которые мы можем поддержать». Она ему рассказал про один, про другой, а он снова: «А есть что-то масштабное?» И тут она призналась, что нужен реабилитационный центр. Вообще-то центр уже был, но ютился в двух комнатках, которые выделил город. Места для всех детей там уже давно не хватало. Тогда Елена Петрова под это дело купила землю, а денег на строительство не осталось. 

— Так вот через два часа после нашего разговора «Транснефть — Центральная Сибирь» прислала нам пять миллионов, – улыбается Елена Алексеевна. — Ну, а дальше стали подключаться и другие бизнесмены: кто-то давал кирпич, кто-то штукатурку. Я просто звонила и говорила: «Здравствуйте, Иван Иванович, это фонд Алёны Петровой. Мы строим ребцентр, нам нужны девять плит». Он говорил: «Девять не могу, могу пять». Я ему: «Отлично, остальные мы купим по оптовой цене. А это будет ваша ступенька в небо». И предприниматель понимал, что участвует со своими плитами в чём-то грандиозном.
А вот ребята из томской архитектурной студии «Архнуво» стали разрабатывать дизайн здания за деньги. Но потом и они не сдержались и начали помогать фонду. 
— Если честно, до этого момента мы благотворительностью не занимались, – пожимает плечами директор студии Василий Рыбаков. — Когда мы зашли на сайт фонда, прочитали истории детей, то поняли, что не можем быть в стороне
— Если честно, до этого момента мы благотворительностью не занимались, – пожимает плечами директор студии Василий Рыбаков. — Когда мы зашли на сайт фонда, прочитали истории детей, то поняли, что не можем быть в стороне. Во-первых, потому, что эта болезнь так или иначе касалась наших родственников тоже. Во-вторых, на сайте были не слезоточивые тексты, а «работающие» тексты. То есть они рассказывали: есть вот такой ребенок, и у него вот такая вот проблема. И ты можешь помочь вот таким образом. Всё было четко и ясно. Когда ты жертвовал, то понимал, во что вкладываешься и куда пойдут твои деньги. 

— По сути, благотворительность противоречит природе бизнеса. С финансовой точки зрения это просто убыток для компании. Тогда почему вдруг бизнес начинает вкладываться в подобные проекты?

— Мотивы бывают разными. Я знаю, что многие наши заказчики жертвуют довольно большие суммы. Одни отдают деньги тихо и не просят ничего взамен, а другие делают себе на этом имя. Сегодня быть добрым – модно, за благотворительность тебя больше ценят и уважают. Но я считаю, что даже если деньги жертвуются в расчёте на выгоду, это тоже неплохо. Потому что они всё равно приносят пользу тем, кто их просит. 

— А у вас какой мотив?

— Мы не смешиваем работу и благотворительность. Мы хотим, чтобы наши заказчики оценивался профессионализм нашей команды, а не приходили к нам, потому что мы хорошие люди. Хороший человек – это ещё не профессия. Может, это случайность, а может, и нет: пожертвованные нами средства через пару дней сами к нам возвращались, и даже — ещё в большем размере.
Ставка на человека
Из кабинета Елены Алексеевны выходит высокий человек в тёмном пиджаке. Он улыбается от уха до уха, и даже тихонько посвистывает. Не замечая ничего вокруг, он идёт дальше по своим важным делам такой довольный, что кажется, только что нашел клад. 

— Иногда ко мне приходит человек и спрашивает: «У меня есть сто тысяч, на что я их могу пожертвовать?» — рассказывает Елена Петрова. — Мы начинаем беседовать, и в результате он оставляет, например, пятьсот тысяч. Он перестаёт жалеть деньги, когда понимает, что может помочь не только Маше, но ещё и Феде, Пете, Васе. Когда понимает, что может изменить чью-то жизнь. И в этот момент мир становится более значимым для него, и он для мира. 

— А что вы говорите человеку, когда он приходит к вам?

— Моя задача рассказать о нашей деятельности честно и искренне, чтобы он увидел во мне паромщика, который довезет его груз до того берега. Пока паром идёт, ты можешь многое рассказать этому человеку. Тогда через некоторое время, он, возможно, вернется с новым грузом. 

— А кто больше помогает фонду — бизнес или простые томичи?

— Наш город не очень богатый: у нас нет каких-то крупных предприятий, у нас много университетов. Но, тем не менее, 70 процентов пожертвований к нам приходит от тех, кто живёт от зарплаты до зарплаты. Когда я создавала фонд, я прежде всего ориентировалась на них. И я сделала правильную ставку. Потому что, когда у бизнеса кризис, он может сказать: «Сейчас я вам не могу помочь, мне нужно спасать компанию». Многие фонды в такое время проседают. А простой человек не может просто так оставить тебя, даже когда ему трудно. Он сам не защищён и отлично понимает тех, кому нужна помощь. 

— То есть во время пандемии коронавируса люди продолжают жертвовать деньги?

— Вы сейчас удивитесь: в январе, когда в стране ещё было спокойно, люди собрали 1 295 000 рублей, а в апреле, в разгар эпидемии –5 983 000. Я просто написала на сайте: «Ребята, я понимаю, что сегодня вам всем нелегко, и бизнесу труднее, чем когда-либо, но, к сожалению, рак не уходит на карантин. Если вы не сможете нам сейчас помочь, мы вас поймем, но если сможете, то мы будем вам бесконечно благодарны». И они помогли.
Семечко
Дом Елены Петровой стоит рядом с фондом калитка в калитку. Через забор свешиваются ветки калины, на улицу выкипает пышная белая пена сирени... В уютном ухоженном дворике набухают тугие бутоны каких-то пока ещё неведомых цветов. На грядках под плёнкой уже растут огурчики, помидорчики, петрушка, шпинат — в общем, всё, что полагается. Здесь одуряюще пахнет свежей зеленью и сырой землей. Елена Алексеевна после работы на коленках ползает по своему саду-огороду и выдергивает еле заметные сорняки. 

— Земля мне здорово помогает отвлечься от своих и чужих переживаний, – отирает она рукой мелкие капли пота со лба. — Май для меня самый непростой месяц. Потому что в это время четырнадцать дней очень тяжело уходила Алёнка. У нее была страшная потеря крови. Из веселого ребенка она превратилась в инвалида, который таял на глазах. Помню в палату пришёл реаниматолог: «Лена, полчаса и потом мы подключаем её к искусственному дыханию». Я только спросила: «Она ещё придёт?» А он честно ответил: «Нет, Лена, полчаса, и всё». Я тогда не знала, какие слова выбрать, что сказать, как попрощаться с моей девочкой за это ужасно короткое время. Как признаться, что мы больше никогда не увидимся?
Впервые за весь наш разговор у неё становятся влажными глаза. Она быстро отворачивается и тянет к себе пышную белую ветку сирени. 

— Почему я люблю сирень? – спрашивает она то ли меня, то ли себя. Потому что она напоминают мне белое платье, которое Алёна никогда не наденет. Через год после её смерти я родила Злату. Первое, что я тогда сделала – купила ей платье. Я шла, и у меня слёзы лились оттого, что в моей жизни снова появились девичьи наряды. Я потом их пачками скупала в магазинах. 

Вдруг Елена Алексеевна всплескивает руками, бежит в дом и возвращается с пакетиком семян. Она тут же выкапывает несколько неглубоких ямок и бросает их туда. Такое ощущение, что она хочет засадить каждый метр, чтобы окружить себя жизнью. 

— Это будут шикарные розовые флоксы, – поливает она клумбу. — Посмотри, семечко падает в землю, умирает, но приносит много цветов. Да, я потеряла дочь, но сегодня я могу помогать многим и многим детям, которые становятся для меня близкими людьми.
Про деньги и характер
Что мы поняли о Томске на примере фонда Алёны Петровой
70% доходов Фонда — пожертвования частных лиц, 30% — вклад бизнеса
1 295 000 рублей собрал Фонд а в апреле, в разгар эпидемии – 5 983 000 рублей после просьбы Фонда о помощи
300 детей спасли Томичи за 13 лет вместе с фондом
Бизнесмен Евгений, который желает остаться неизвестным, первым начал целевым образом платить за обучение сотрудников фонда, помог ему стать суперпрофессиональным

5 000 000 пожервовала компания «Транснефть — Западная Сибирь» на строительство реабилитационного центра
А маленькое архитектурное бюро «Архнуво» сначала начало проектировать дизайн здания за деньги. Но потом не сдержались и начали помогать фонду

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...