Наверх
Репортажи

«Почему» и «когда»

Как живут беженцы, которые приехали в Россию в 2022 году 
28.04.2023
За прошлый год в Россию приехали больше 5 миллионов беженцев из Украины и Донбасса. Первым пристанищем для многих становятся ПВР — пункты временного размещения. Но потом людям крайне важно выйти в самостоятельную жизнь и найти работу. Мы побывали в одном из ПВР в Рязани и поговорили с беженцами о том, с какими трудностями они сталкиваются на этом пути
История Елены Мегис и ее мужа 
Елена Мегис вместе с мужем жили в селе Обильном. Первые взрывы для них прозвучали 24 февраля 2022 года, однако уехали в Россию они только в ноябре. Сейчас им не ставят прописку в паспорте, поэтому они не могут устроиться на официальную работу
— Мы с мужем приехали в Россию в ноябре 2022-го. Жили в Мелитополе, в селе Обильном. Оно между двумя военными частями расположено, мы, получается, были между двух огней. Мы долго не решались ехать, выжидали улучшения, а оно не улучшается и не улучшается. Потом уже очень страшно стало: взяли своих собачек, сели в машину и поехали к родственникам в Чебоксары. Долгий путь, конечно, но добрались. Если честно, не хотелось все оставлять, думали, что как-то переживем. Но в один момент стало очень плохо.
В Чебоксары приехали в ноябре, там у родственников жили два месяца, но как-то с ними не сложилось. В один момент накопленные деньги закончились, отношения с родней ухудшились. Нас позвали сюда: чебоксарские волонтеры купили билеты до Москвы, из Москвы на Рязань. На собачек тоже купили — у нас их две, а в Чебоксарах не могли их оставить.
Елена Мегис. Фото: Михаил Красников
— Как вам условия в ПВР, помогают ли продуктами и вещами?
— Отлично! Уже не страшно: ложишься спать и не думаешь о взрывах. Питание трехразовое. Наверное, мы просто поздно приехали — в основном, помогали тем, кто приехал в апреле-мае. Их обеспечили вещами. Нам из вещей ничего не привозили. Насколько я знаю, когда мы приехали, еще где-то ПВР открывались, туда основная волонтерская сила. Здесь все давненько — с апреля. Так что здесь почти все уже обеспечены одеждой, обувью. Обиды никакой нет, потому что никто нам ничего не должен. Без упрека — что кому-то дали, а нам не дали. Если будет возможность нам помочь, мы не откажемся, мы только рады. Не будет возможности — может, кому-то еще хуже, чем нам.
Обед в ПВРе. Фото: Михаил Красников
 
— Быстро оформили паспорт?
— У нас с паспортом вообще чудеса. Мы подали в Мелитополе еще 8-го августа документы на паспорта. 10-го ноября, когда уезжали, подошли в паспортный стол наш — там сказали, что паспортов еще нет. То есть мы ждали три месяца. Нам ответили, что можем ждать и три, и четыре, и пять, и шесть месяцев. Позже выяснилось, что паспорта сделали 25-го октября — где он был 10-го ноября — неизвестно... В Чебоксарах подали запрос, чтобы нам прислали [паспорта] почтой. Мы прождали еще два месяца, но так их и не получили. Приехали сюда, а документы — в Чебоксары. Соответственно, туда подали запрос, чтобы он приехал в Рязань. Он еще месяц шел сюда и доехал до нас в начале марта.
Без паспорта не было никаких льгот — получили его и пошли оформляться. В начале марта написали заявление на единовременную выплату, ждем. Сказали просто: «Ждите уведомления». Они даже сами не знают, сколько ждать — месяц, два или больше.
Что еще плохо с документами — прописку нам не ставят. Из-за этого не можем устроиться на работу. Муж уже какой день пытается устроиться на хоть какую-то работу. Временная регистрация у нас есть, но требуют в паспорте печать.
 
— То есть сейчас самая большая проблема — трудоустройство?
— Да. У всех жильцов ПВРа поставлена прописка, у нас нет. Паспорта пришли без прописки. Когда мы поинтересовались, почему не ставят, нам сказали, что вчера пришло письмо, в соответствии с которым прописка пока не ставится. На один день мы опоздали. И вот с тех пор ждем. Администратор ПВРа с нами ездила, заходила во все кабинеты, спрашивала, как скоро решится проблема, но ничего не известно пока.
Без паспорта выживали с помощью накопленных денег и родственников. Хочется, конечно, пойти на работу — все-таки есть потребности не только поесть. Смысл сидеть целый день, когда можно пойти поработать? Но без прописки мы вообще никак. Попробуем устроиться к частникам.

— У вас есть какие-то планы на будущее?
— Если бы действительно устроиться где-то на работу, зарабатывать деньги, откладывать на жилье, снимать квартиру. А в процессе, может, накопится и купим свою. Конечно, здесь очень хорошо, не так как у нас там: там даже с паспортом то работы нет, то оплаты нормальной нет.

— Была обида за то, что в вашу сторону полетели ракеты?
— Как-то обиды не было. Главное, чтобы не было войны. Везде хорошо, где нет войны. Может и туда вернемся, но мы особо не загадываем. Там же родственники остались, родители. Хотели их с собой забрать, но они не захотели: «Останемся здесь, что будет — то будет». Хорошо, что есть интернет и у нас, и у них. В Обильном спокойнее, чем раньше. 
Конечно, никогда не забудешь пять часов утра, когда был первый взрыв. В первый день ощущения — ужас, сидение в подвале, когда темно и холодно. В обнимку с собаками. 
У нас частный дом там, в своем подвале сидели: никуда не выйти, все громыхает, все стреляют, все рядышком, все трясется, сыпется — было страшно. Бои в селе шли несколько дней — мы не могли не то что со двора выйти, а с подвала вылезти. А так постоянно прилетало откуда-то и в Обильное, и в Мелитополь. Мы в первый день не поехали на работу, потом все-таки несколько раз выходили [работать], но оно все позакрывалось. Я продавец, а муж на бетонном заводе — дороги делал. Это все закрылось. Ждали месяц, два, три, четыре, пять, шесть — оно так и не открылось. Прилеты в Обильном до сих пор бывают. Знакомые, соседи разъехались — некоторые в Россию, а некоторые в Польшу, Чехию уехали. Все в разные стороны — кто куда. Конечно, нам сейчас главное получить штамп в паспорте, чтобы устроиться здесь на работе. А дальше — как пойдет. 
История Марины Бураковой и ее семьи
Марина Буракова — мать четверых детей. Они с мужем переехали в Россию из Запорожской области после того, как дети испугались истребителей и ракет. Почти год они пытаются получить российский паспорт, чтобы оформить материнский капитал и устроиться на официальную работу.
— Мы вообще-то из города Кривой Рог, это Днепропетровская область. Последние два года жили в Запорожской области, в Мелитополе, пока не начались военные действия. По России много путешествовали, знали, что здесь и как, хотели остаться, переехать, но не получалось. В 2022 уехали, я тогда беременной младшей была — пересекли границу в Джанкое и поехали в Свердловскую область. После переезда я два месяца по больницам лежала, муж работал, старшие в школу ходили. А потом у меня младший ребенок климат не принял: аллергия, сыпь. И мы решили сюда, в Рязань приехать, потому что у нас тут крестная вот этой красавицы (показывает на четырехлетнюю дочку). Она, бывает, забирает ее на пару дней.

— Получилось оформить российский паспорт?
— В свердловском ПВР жили полгода, пять раз сдавали документы на получение паспорта, а нам их обратно возвращали, говорили подавать заново — какая-то ошибка при заполнении. 1-го декабря пошли с мужем вместе их сдавать, 30-го января их снова возвращают — опять неправильно. Скоро снова будем их подавать. Я вместе с работницей перепроверяла, когда сдавала. Все документы готовы, главное — чтобы их приняли и выдали нам российский паспорт, то есть российское гражданство. Без паспорта материнский капитал не могу оформить, пособия на рождение не могу оформить, все не могу оформить. Муж без паспорта на официальную работу устроиться не может. То есть уже год не можем получить документы.
В Свердловском ПВРе и донецкие, и херсонские, и черниговские люди были. Все получили паспорта, а мы до сих пор сидим на чемоданах, ждем.

— А вам говорили, с чем это может быть связано?
— Потому что у нас другая система, мы из другой области. Некоторые уже получили гражданство. Вот Запорожская область уже в составе Российской Федерации, Мелитополь. Мы жили два года в Нововасильевке в Бризовске, но документы оттуда не подходят. Где ты родился, оттуда и и документы для гражданства.
Советовалась с юристами: мне сказали, что могу пойти по ребенку, так быстрее будет. Но потом оказалось, что свидетельство о рождении у нее российское, а гражданство — украинское. Поэтому по ребенку получить документы не получится.

— На что вы сейчас живете? Где работаете?
— Муж сейчас работает на стройке, каждый день получает по две тысячи, устроился как-то через знакомых. Хочу сама выйти на работу — но сейчас в декрете. К тому же с младшей проблемы: ее обсыпает, смеси меняли, но пока не помогает. Нам педиатр выписала список, он стоит около четырех тысяч, денег нет, мы не знаем, что делать. В свердловской области муж два месяца работал в храме, потом на Озоне. Его там кинули с деньгами, как раз осенью, у малышки началась аллергия и мы решили переехать сюда.

— Получаете ли вы какие-то выплаты?
— Когда мы приехали в Свердловскую область, мы оформили выплаты по десять тысяч — как беженцам, и по 22 тысячи получала на детей ежемесячно. Выплаты были до декабря. По идее, я могу оформить материнский капитал, но сейчас это сделать не получится — нет паспорта.
Сто тысяч как первая помощь — они нам не положены. Да, мы жили два года в Мелитополе, у нас средняя дочь родилась в Мелитополе, но все равно оно не подходит. Ты из Днепропетровской области — вот и жди документы.
Все деньги с выплат уходили на продукты, потому что питание не то. Потом памперсы, смеси, ведь на гуманитарке долго не протянешь — все, денег нет. С паспортом все выплаты вернутся, но когда мы его получим — не знаю. Это месяца три может занять.

— А почему так долго? Есть же упрощенная программа.
— Все говорят, что нам три месяца надо ждать. Я узнавала, с юристом общалась, мне сказали, что в течение месяца по упрощенной программе для Украины — не важно, из какого ты региона. Но, похоже, из-за того что мы из-под Днепропетровска, у нас другая система.

— Кто и как помогал вам все это время?
— Волонтеры свердловские полгода помогали стабильно. Возили смеси, памперсы. Потом, в декабре, я попросила помощь, потому что у нас все на пределе было, они нам так сказали: «Мы вам уже не поможем, мы занимаемся другими. вот так». Муж работу потерял, мы как-то выживали. Волонтеры купили билеты на поезд сюда. 
Здесь активнее помогают. Когда первый раз обратились, нам ванночку дали, горшок, говорят — если что-то надо, то обращайтесь. К нам администрация ПВРа периодически заходит, директор — кроватку для малышки дали, в школу устроили.
 
— Тут школа нормальная, не то что там [в Свердловской области], — говорит старшая Алина. — Там со мной никто не дружил, а тут со мной дружить начали. Еще там учителя злые, а тут добрые.

— Понимаете, — продолжает Марина, — когда учились на Украине, как-то с удовольствием. В Свердловской области учителя злые попались, а тут добрые. Она приехала и уже оценки хорошие получает, более менее втягивается. Ей сейчас 13, она должна быть либо в пятом, либо в шестом классе по возрасту. Но из-за переездов, сидения на чемоданах она не успевала, чуть-чуть отставала от программы. В Украине перешла автоматом в четвертый класс, мы переехали сюда и ее вернули обратно в третий класс, чтобы посмотреть на то, как она материал усваивает. Тяжело снова начинать с нуля в новом коллективе. 
В общем, нам главное сейчас паспорт получить, а дальше, надеемся, все наладится. Посмотрим, как пойдет в этот раз.
История Александра Папу и его семьи 
Александр Папу жил в Мариуполе вместе с семьей. В их дом в марте 2022-го попал снаряд. После этого они с семьей уехали в Россию — 11 человек поместились в одной машине. Теперь они живут в Рязанском ПВР
Александр Папу (справа) общается с журналистами «Репортера». Фото: Михаил Красников
— Когда вы приехали в Россию?
— В какой момент мы удрали — это когда поняли, что второго прилета дом уже не выдержит. Мы жили в двухэтажном жилом доме, Пашковского 56, Мариуполь. По-моему, на телевидении был сюжет — возле нашего дома воронка, а журналист говорит: «Если здесь были люди, то это чудо, что они уцелели». Мы сидели в убежище под нашим домом, сорок с чем-то человек. Прилет был ночью с 16 на 17 марта, убежище в подвале, под всем домом — еще в советских временах строилось, рассчитывалось на то оружие, которое тогда было. Когда прилетело, воронка была метров восемь в ширину. Спасло только то, что не прям в сам дом попали, а под него. У нас между подъездами стояла бетонная тумба — аварийный выход, и крыша с этого бетона в соседний двор улетела, там воронка три метра в глубину и в ширину. В нашем доме вырвало и двери входные, и окна. Эдька, мой друг, в эту ночь дома был, а не в убежище. Эдька говорит, захотел в туалет: зашел, дверь только закрыл, а тут гул дикий. Дверь открывает — все, подъезда нет. Он в этот пролет упал, прибегает к нам — волосы дыбом, весь в пыли. Наверное, в шлакоблок прилет был.

— Все выжили в ту ночь. И вот после прилета дочка уговорила — второго такого дом точно не выдержит. На соседской машине двери проволокой притянули, чтоб хоть как-то ехала, Эдькину с завалов вытащили, соседские тоже повытаскивали. Нас только в моей машине одиннадцать человек ехало. Она осколками была пробита, стекло — в решето. Поехали под обстрелом вниз по улице, там чеченцы были. Я внука укрыл собой: думал, если осколок прилетит, то внук выживет. В общем, выскочили. Когда вниз спустились, уже облегчение было. Не знаю, как эти ощущения передать — что самое лучшее в жизни бывает? Праздник какой-то, легкость, свобода. Как только к своим спустились, понял сразу — здесь никто не стреляет, мы защищены. До Ростова-на-Дону доехали. Если моя машина в решето было, то у зятя она более-менее уцелела, только крыша проломилась. Жесть была. Гаишники и военные смотрели и спрашивали: «А как вы вообще едете?» Жить захочешь — поедешь. В Ростове побыли, потом в Симферополь погнали. Там когда самолеты летали, мы сразу на пол все — гул идет, а мы как только его слышим, сразу думаем, что бомбить будут. Хотя мозг-то понимает, кто летает в Симферополе.

— А как к вам местные относились, когда ехали в Крым?
— Нас везде приняли, начиная с Ростова. Остановились на заправке. Наши пошли узнавать, может гривну где-то поменять. Сидим с внуком, на машине куча вещей связанных. Женщина подходит, деньги протягивает. Для меня это было как-то странно, я привык зарабатывать. А она купюры протягивает и говорит: «Это вам». Мы ехали через Безыменное — село в Ростовской области. Нас там так радушно приняли — я их называю второй семьей, родственники. Неделю жили, женщина в своем доме разместила, кормила. Всем чем могла — помогала. Когда в области где-то остановились, рядом машина припарковалась. Водитель, то ли армянин, то ли грузин, спрашивает: «Ну что, вы как, ребята?» А у нас нет лобового, вместо него — пленка. Рядом с водителем его сын, ему лет десять, не старше. «Папа, дай им денег», — ребенок говорит. Водитель деньги нам протягивает: «Возьми, лобовое поставишь себе». В Ростове-на-Дону знакомые нашлись — но с жильем и работой там тяжело, конечно.

— Как вы оказались в Рязани?
— Когда в Симферополе были, в профилактории, туда, видать, пришла разнарядка. Сказали, что есть возможность в ПВР в Рязань поехать — ну мы и решили приехать. 10-го апреля 2022-го поехали.

— И как здесь живется? Кто-то помогает?
— Да, здесь говорят: «Пишите списки из того, что вам надо. Мы вам привезем». Конечно, когда без документов жили, было тяжело. Сейчас я уже оформился и первая пенсия по инвалидности пришла российская. Тут единственная проблема — головняк с медицинской комиссией. В Украине была вторая группа по инвалидности, здесь заново стал проходить. В итоге — то один анализ потеряют, то другой. Прихожу на комиссию, и мне третью дают. Разница между третьей и второй — примерно три тысячи. Странная ситуация, потому что я слышал, что прибывшим из Украины необязательно проходить медкомиссию заново. Ну ладно, будем разбираться.
 
— А что с остальными документами? Паспорт, прописка?
— С ними вообще проблем не было. Все централизовано в ПВР: если надо было пройти медицину, то автобус собирали, везли нас, паспорта оформить — то же самое. С переводами тоже проблем не было — девчата приходили, пособирали все бесплатно.

— Вы сказали, что приехали с внуком. Как он себя чувствует здесь?
— Когда были в Мариуполе, он месяц просидел в уголочке убежища. Мы вшестером прожили на пяти или шести квадратных метрах. Ему тогда три года было. Уже тогда у него судороги были, спазм в ногах. Хорошо, что соседка массажистка с нами была. Он постоянно говорил: «Ножки, ножки болят». А в убежище ни света, ничего. С машины аккумулятор смыканул, светодиодные лампы выдернул, чтоб свет был. Посмотрели, массаж сделали. До убежища он уже сам спокойно ел супы, обычную пищу. А после месяца в подвале — не хочет кушать. Мы ему борщи, жиденькое со шприца давали, и он уже так перестал — ни в какую. Покрутит, попробует — и неизвестно, будет есть или нет. Печеньки, конфетки, йогурты, какао, булочки, чаи, соки — от этого обычно не отказывается, а вот то, что ребенку надо, — ест редко. Врачи сказали, что это стресс. Либо должно пройти с возрастом, либо к психологу идти. В общем, как-то все потихоньку. С документами проблем нет и слава богу. 
После посещения ПВР кажется, что беженцы живут в постоянной неизвестности: непонятно, когда одобрят документы, когда поставят прописку в паспорте, в какой момент скажут переезжать в другой ПВР. Непонятно, что будет завтра. Желание пойти на стабильную работу, накопить денег и купить собственное жилье звучит абстрактно и приглушенно, потому что все упирается в оформление документов, очереди и вопросы «почему» и «когда», на которые часто никто не может дать верного ответа.
Материал подготовлен в Мастерской сетевого издания «Репортёр» на Факультете креативных индустрий НИУ ВШЭ

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...