«Наука и некоммерческий сектор похожи: здесь можно внести вклад в человечество». Руслан Шекуров, проект DonorSearch

Что вы подразумеваете под словом «работа»? Официальное трудоустройство?

Нет-нет, я сразу, как только окончил вуз, стал работать в институте имени Арбузова (Институт органической и физической химии им. А.Е. Арбузова — прим.АСИ). После получения высшего образования с красным дипломом я стал стажером-исследователем, а через два года, в 2011 году — младшим научным сотрудником. Теперь я просто научный сотрудник.

В 2013 году, когда мы открыли НКО, я занял позицию директора. Я руковожу проектом с момента основания группы «ВКонтакте» — с ноября 2010 года. Хотя официально я позволил себе получать зарплату в организации в конце 2018 года, когда мы выиграли второй грант Фонда президентских грантов.

Мне кажется, потому что я не денежно-ориентированный человек. Наука и некоммерческий сектор для меня похожи, в том плане, что здесь можно внести вклад в человечество — маленькую крупинку в кирпичик человеческого знания.

Нет, это только хобби. Кандидатскую степень я уже получил. Просто у меня накопилось очень много материала, и если я брошу науку сейчас, то он просто исчезнет и будет обидно. У научного сотрудника есть обязательство публиковать одну-две статьи в год, у меня выходит порядка пяти статей в год.

Но я точно понимаю, что не иду в науку из-за амбиций. Я понимаю, что я человек, больше ориентированный на человека, как бы это ни звучало тавтологично. Мне нравятся люди. Я больше про возможности, поиск людей, ресурсов, чтобы все это вместе собиралось и могло решать какую-то задачу, да.

Даже в донорство я не так глубоко погружен как, например, моя коллега, Анастасия Сутягина, которая была когда-то волонтером, а сейчас она движет медиа, активности, комьюнити, спецпроекты. Моя задача была такой, чтобы на каждом фронте были люди, которые в этом лучше всех разбираются. 

Я бы сказал, что в работе помогает научный склад ума. Наука — это когда рисуется гипотеза на бумаге, выстраиваются пути достижения, а потом она проверяется. В НКО, если что-то получается, мы упаковываем это как кейс, направляем на конкурсы. Собственно, сама заявка на грант — это фактически способ саморефлексии: зафиксировать, куда мы двигались, к чему пришли, куда дальше хотим.

Каждый ученый — индивидуальный предприниматель, грубо говоря. Не в плане продаж, а в плане предприимчивости. Если ученый выигрывает грант, он собирает команду, закупает реактивы и двигается дальше. Потом за грант нужно отчитываться. И в НКО то же самое. Поэтому мне комфортно и там, и там. Наверное, в бизнесе мне было бы сложнее. 

Давайте вернемся немного назад. Все-таки проект начинался не как социальная сеть. В 2006-2008 годах, будучи студентами и активистами молодежной организации в Татарстане, мы проводили студенческие донорские акции. Была идея сделать так называемый банк доноров-студентов в табличке Excel. Периодически кому-то нужна была кровь, и мы по этой табличке сами могли бы обзвонить студентов, чтобы они пошли сдали кровь. Фактически решить проблему «кому-то нужно — кого-то найдем».

В 2010 году я уже был погружен в научную деятельность, но, видимо, на фоне работала мысль о решении задачи поиска доноров. Как-то по дороге в лабу я подумал, что «ВКонтакте» — это, грубо говоря, большая табличка Excel, давайте прям внутри нее начнем искать доноров, если они укажут свои параметры крови. Собственно, оттуда и название нашего проекта появилось.

Сначала мы занимались волонтерской деятельностью, я вообще ни о чем не думал, для меня большой был стресс даже организацию открыть. Все казалось сложным, непонятным. Сейчас понятно, что это просто правила игры. Чтобы ходить к спонсорам, «Газпрому», условно, или искать государственные гранты, везде нужно НКО. Чтобы мы могли работать с юридическим полем, собирать пожертвования: НКО идеально подходит.

Плохо решаю (смеется). Пока мы живем на грантах самых разных. По крайней мере, пока что диверсификация внутри грантовых историй. Фонд президентских грантов нас начал поддерживать с конца 2017 года.

Пожертвования [наладить] не получается, мы же такой системный проект. У нас нет подопечных, которым нужны деньги. Все деньги мы собираем на нашу деятельность. На зарплату команды, агентство. Потому что IT — это очень дорого, катастрофически.

Мы очень много ресурсов на это потратили, хотя, наверное, для любой IT-компании это копейки все. Мы что-то пишем, потом приходит новая команда, все надо переписывать. Условно говоря, часто деньги уходили «в трубу», потому что сделанное не соответствовало задуманному. А с теми, кто делал, я не хотел дальше работать, потому что они оказались не очень компетентными.

Новые исполнители обычно говорят, что проще сделать заново, чем переделывать. Это изматывает, угнетает. С другой стороны, в ретроспективе есть понимание, что IT-проекты так и развиваются: делается что-то за маленькие средства, проверяется гипотеза, а потом находятся большие средства и все делается почти с нуля, уже по проверенной гипотезе

Доноры — не совсем подопечные. Я бы назвал их бенефициарами. У нас сервисный подход, грубо говоря. Мы стараемся, чтобы в центры крови приходили подготовленные люди.

Проблемы доноров мы решаем в контексте: чтобы они всегда понимали, где какие мероприятия для них есть в каждом городе, какие вкусняшки от бизнесов для доноров существуют, какие потребности центров крови есть, куда идти, куда не идти пока, потому что перебор. Мы хотим, чтобы доноры воспринимали нас как место, где можно спросить все что угодно и их услышат.

Да, да, разумеется, нам очень важно быть в тренде, и я понимаю, что мы даже немножко не успеваем. Одно дело, что государственные структуры не успевают, и поэтому мы такие молодежные и «движушные». А другое дело, что нам уже не 24, не 25, и команда потихонечку, условно говоря, стареет. Нам уже всем 30 и выше, а зумеры — они совершенно другие. TikTok-активностей у нас пока нет, он завязан на видео. Вот, например в Clubhouse мы были хороши, когда он рванул, мы прям там сделали кучу сессий, пообщались…

Да. Я имею в виду, что это был тренд. TikTok — это видеоконтент, а мы не продакшн-студия. Короче, мы пока не нашли формат, чтобы запустить какой-то челлендж, чтобы это было весело. Но мы завели, конечно же, аккаунт в TikTok, чтобы наше имя короткое сохранить, хотя ничего не постили особо. Как только что-то появляется, я стараюсь сразу проекту застолбить имя на всякий случай. Но не за всем успеваю.

Ну, на самом деле правильно говорить не в процентах, а сколько донаций на тысячу населения. Так говорим не столько мы, так говорят ООН и ВОЗ, а мы на это ссылаемся. Мы же не специалисты в медицине, можем только апеллировать к авторитетным источникам.

Я вам больше скажу: за десять лет официальный отчет службы крови, который они сделали вместе с ТАСС, показал, что раньше было 1,8 млн доноров, стало 1,3. Как будто за 10 лет стало хуже. Я не уверен, что это из-за нас (смеется). Но зато частота донаций увеличилась — это важно. То есть раньше было много, но не регулярно, сейчас меньше, но они более регулярные. Сейчас в стране порядка 2 млн донаций на порядка 1,3 млн доноров. Много это или мало — непонятно.

Я бы не назвал это СМИ. Да, мы ищем интересные темы, это логично вышло из темы SMM. Да, нам нужны какие-то интересные статьи, а для нашего сайта нужно, чтобы было классное SEO. А классное SEO — это куча уникального контента. Соответственно, чтобы был уникальный контент, мы сделали направление — журнал о донорстве.

Мы это сделали, чтобы в поисковиках на нас больше выходили. Чтобы была воронка: человек что-то гуглил, попал к нам, присоединился. Это первый пункт. Второй пункт: нам постоянно нужно развлекать комьюнити, давать интересную информацию. Если делать это только через SMM — посты теряются внутри социальной сети. А если писать в блоге, это опять помогает решать проблему узнаваемости в сети.

Еще у нас есть IT-платформа, где мы пытаемся через геймификацию доносить информацию до посетителя.

С конца 2017 года финансирование, можно сказать, регулярное: пока что получается выигрывать гранты. Что, разумеется, не говорит о том, что мы и в будущем сможем выиграть, поэтому да — это очень опасненько. По этой причине у нас команда очень маленькая.

Ядро — это я, руководитель и фандрайзер. Моя коллега Анастасия — комьюнити-менеджер, руководитель медианаправления. Еще одна коллега, Юлия, закрывает тему офлайн-мероприятий в Татарстане. Юридически мы находимся в Татарстане, поэтому, например, выигрываем местный грант, чтоб проводить донорские акции, например. Татнефть нас поддерживает. Я не умею и не особо люблю проводить сам донорские акции, а Юля умеет и любит, она занимается курированием направления.

Есть IT-отдел на аутсорсе, но они периодически меняются, последняя команда надеюсь с нами надолго.

Мы перешли к pro bono волонтерству: ProCharity, todogood, IT-волонтер от Теплицы социальных технологий. Стараемся поддерживать контакты с разными pro bono волонтерами, 5-10 человек. И из комьюнити суперактивные доноры, которые нас любят, принимают участие — это человек 50-100 есть. Просто мы их не нагружаем, потому что не всегда есть чем, а так они всегда поддержат.

У меня плохая память, как у рыбки. Коллеги выгорают: очень грустят, изматываются. А я позитивный человек. Я очень быстро забываю плохие моменты. Я постоянно генерирую идеи. И в этом ключе для меня проект каждый год меняется.

Я почему говорил, что я олимпиадник со школы: мне нравится решать сложные задачи. Особенно если у меня есть гипотеза, как ее решить. Когда я понимаю конечную цель, вижу, что задача решаемая, у меня возникает куча мыслей и идей. Когда задачи заканчиваются — открываются новые.

Плюс, в нас начали верить, давать денег. Стало немножко проще, потому что первое время было вообще непонятно, как заниматься этим проектом, чтобы и фулл-тайм, чтобы хватало денег на жизнь. Сейчас стало намного лучше. Поэтому энергии хватает.

Через 10 лет я как человек хочу прийти к тому, чтобы у меня был нетворкинг, знания в том контексте, что я могу сконнектить, помочь, направить, поддержать ресурсами. Придумать новые классные проекты. Я уже стараюсь выступать как ментор, как консультант, потому что я проходил весь этот путь от идеи до медиаустойчивости. У меня хватает генерации идей, чтобы напридумать, и эмпатии, чтобы понять основную боль визионера молодого начинающего стартапа, грубо говоря.

В науку я, конечно, не вернусь. Эта фраза хорошая, да, но везде есть нюансы. Я не думаю, что многие фонды на самом деле мечтают закрыться. Просто могут меняться темы, о которых они рассказывают.

Можно много рассуждать, что могло бы произойти, чтобы мы были не нужны. Когда мы начинали, у нас хватало сил только на поиск доноров крови, потом мы стали чуть сильнее, спустились на уровень глубже, сейчас занимаемся управлением потоком доноров крови.