Крестная щека России,
или реквием по моему флюсу

Ироническая проза
*

          — В те дни стояла такая же сырая погода. Хотя в большинстве дней она была даже куда хуже. — Собеседник поежился, — не очень тепло, а обычно просто очень мерзко.

          Он замолчал и, порывшись в отвороте полинявшей спортивной шапочки, достал огрызок сигары. Этот замусоленный кусочек сигары было трудно назвать окурком.

*

          Я сидел на лавочке, отдыхая после длительной пешей прогулки, которые совершаю каждый день по совету моего доктора, а по совместительству моего лучшего друга, когда передо мной возник этот странный мужчина.

          — Я приношу свои извинения за столь странный вопрос, но не могли бы вы одолжить мне рублей пятьдесят до завтрашнего утра?

        Я оглядел вопрошающего с головы до пят. Черное шерстяное пальто. Довольно старое, но, тем не менее, тщательно вычищено. На голове полинялая спортивная шапка, которая никак не вязалась со столь строгим, пусть и старым, пальто. Вельветовые коричневые джинсы, на ногах крепкие армейские ботинки, доставшиеся владельцу на какой-нибудь благотворительной раздаче вещей.

          — Не сочтете меня за бомжа, просто сейчас я стеснен в средствах, но завтра в девять утра я готов возместить ваши затраты.

          — Я ожидаю, очередной транш от пенсионного фонда, — добавил он, видя, что я его молча рассматриваю, не предпринимая ни каких действий, ни к отказу, ни к согласию, относительно его просьбы.

          — Я могу выручить вас, и дать требуемую сумму, но понимаете, завтра утром мне тяжело будет оказаться в этом месте в силу некоторых причин, поэтому я окажу вам эту помощь безвозмездно. — Я было, уже полез в карман за бумажником, но он шестом остановил меня.

         — Поймите меня правильно, я не бомж, и у меня нет жизненной необходимости в этой сумме. Мое дело подождет до утра. Я не хочу выглядеть в ваших глазах попрошайкой.

        Мужчина повернулся, собираясь уходить, когда я остановил его.

          — Ну, раз для вас это так важно, возврат этой суммы, — пояснил я ему на его вопросительный взгляд, — мы могли бы поступить по-другому.

          — И как, извольте вас спросить?

         — Не могли бы мне рассказать одну небольшую историю из вашей жизни? Только не сильно длинную, и не сильно фантастическую. А я вам заплачу за это пятьдесят рублей. — Я не вольно подстроился под его странную манеру говорить. Вообще этот неизвестно откуда возникший господин вызывал двоякие чувства.

         Мужчина в задумчивости потер подбородок рукой, потом взглянул на меня с хитрым прищуром и удовлетворительно кивнул.

          — Позвольте? — Мужчина указал на скамейку рукой.

          — Конечно, располагайтесь. — Меня начала забавлять эта странная ситуация.

          — Я готов рассказать вам как однажды едва не стал крестной щекой России.

          — Кем? — от удивления я даже повернулся к нему всем корпусом.

          — Крестной щекой России.

          Он вздохнул, поправил шапочку на голове, зачем-то посмотрел в серое небо, и продолжил:

          — Но надо начать сначала.

*

          — В те дни стояла такая же сырая погода. Хотя в большинстве дней она была даже куда хуже. — Собеседник поежился, — не очень тепло, а обычно просто очень мерзко.

          Он замолчал и, порывшись в отвороте полинявшей спортивной шапочки, достал огрызок сигары. Этот замусоленный огрызок было трудно назвать окурком.

          Он даже прикуривал как-то странно. Обычно курящие склоняются на огоньком и прикрывают сигарету ладошкой, он же, как сидел с прямой спиной, так и прикуривал, только чуть склонив голову набок.

          Наконец, раскурив сигару, он продолжил:

           — Я думаю во всем были виноваты лужи, а может быть и не совсем качественная обувь. — Он вытянул свои ноги, и, повертев ботинками, разглядывая их, снова спрятал ноги под лавку. — Хотя все же нет. Это лужи. — Он сделал две затяжки, смешно выдыхая дым, и немного помолчав, проговорил:

          — Знаете, в старое время луж было меньше. Дорожное покрытие было ровнее, и вся вода стекала согласно заданному углу наклона. Ну, так я отвлекся. Я буду рассказывать без пояснений, хорошо?

          Я, молча, кивнув головой, и чтобы совсем развеять его сомнения, вынул бумажник, и раскрыв его, достал купюру в пятьдесят рублей. Зажав её между пальцев, я убрал бумажник назад в карман.

*

          — Именно в те дни я и подхватил простуду, а заодно и флюс. Моя правая щека раздулась, боль была страшная, и я просто сходил с ума. И вот однажды, когда я сидел в своей каморке и при свете свечи рассматривал в зеркало свое изуродованное лицо, ко мне в гости, на стакан кипятка, пришел один знакомый режиссер.

          Сначала он в силу слабости светового потока он не обратил на моё лицо никакого внимания. Я обычно не включаю электричество, только в очень редких случаях. Оно слишком дорогое удовольствие для моего кармана. Я использую свечи, они в конечном итоге несколько дешевле электричества, и при определенной сноровке растаявший парафин можно использовать еще не раз.

          Так вот, когда он, согревшись кипятком, решил со мной обсудить насущные проблемы, тут и обнаружилось, что именно сегодня я не очень хороший собеседник по причине огромного флюса. Режиссер подсел ко мне поближе, и аккуратно взяв меня за подбородок, повертел мою голову из стороны в сторону. Уж не знаю, чего он там высматривал, но вот он вскочил, и резко оглянулся, как будто чего-то ища. Увидев лежащую на тумбочке газету, он схватил её и, прикрыв мою левую половину лица, вновь повернул правую половину к свету.

          — Брандо. Вылитый Марлон Брандо.

         Режиссер как ужаленный, и в каком-то непонятном азарте, забегал по моей каморке.

          — Нет, ты только представляешь, — кричал он, обращаясь ко мне. — Ты только представляешь, Брандо жив. Нет, он не умер там, в летнем саду, играя с внуком, а впал в летаргическую смерть, и вот сейчас, в наши дни он проснулся и история начала свой новый виток.

          Собеседник, вспомнив о сигаре, зажатой в пальцах, поднес её к глазам, но окурок безнадежно потух, как старый вулкан, после того как выкинул из своих недр все, что запасал в течение многих столетий. Он с сожалением повертел ею перед носом, и для верности, пару раз шаркнув сигарой об доску, спрятал её за отворот спортивной шапочки.

          — Подожди, пытался я остановить режиссера, о ком ты говоришь? Имя Брандо мне смутно знакомо, но все же, поясни о чем идет речь?

          — Темнота, темнота! — Режиссер в трагическом порыве ломал руки, — Марлон Брандо исполнитель великой роли в фильме «Крестный отец». Роли, которая его сделала бессмертным. Роль Вито Корлеоне.

          Он вытащил из кармана небольшой блокнот, и, испросив разрешения, включил маленькую настольную лампу, которая освещала небольшой участок стола. Тут же, не сходя с места, за несколько часов, он набросал сценарий будущего фильма.

          — Я оплачу затраты на электричество из будущего гонорара. — Иногда кричал он, делая небольшие перерывы в написании сценария. — Я сделаю тебя звездой не меньше чем сам Марлон Брандо.

          Закончив писать, он убежал, забыв выключить настольную лампу. Во сколько именно это произошло, я не помню. Я смог уснуть, когда зубная боль немного утихла.

          Еще много дней режиссер бегал по кинокомпаниям, по продюсерам, по еще каким-то кабинетам, и вот он пришел ко мне в каморку совершенно разбитый, без сил, и без былого воодушевления.

          — Все пропало. Идея имеет право жить, сказали они мне. Но для того чтобы снимать фильм по моим условиям никто денег не даст.

          На режиссера было жалко смотреть.

          Он действительно был талантливый режиссер. От Бога. Но как все талантливые люди имел один маленький бзик — он хотел, чтобы в его фильмах артисты играли только самые известные, но за самую минимальную заработную плату.

          Он пояснил, что практически уговорил, и артистов и продюсеров, но камнем преткновения стал профсоюз кинематографистов. Зная, какие гонорары получают артисты, профсоюз неплохо грел руки на взносах.

          А в данном случае, при любых кассовых сборах, профсоюз вместо взносов получал лишь шиш с маслом. Профсоюзные воротилы нашли какие-то законные меры – лимит на смерть, еще какие-то препоны, но главное, чтобы фильм был снят в возвратном допуске плюс двенадцать.

          Но как можно снять фильм про Корлеоне в рамках плюс двенадцать?

          Рассказчик умолк, а я, вынув бумажник, присоединил к уже имеющимся пятидесяти рублям купюру в сто рублей. Заметив удивленный взгляд собеседника, я пояснил:

           — Ваш рассказ тянет и на куда более весомый гонорар, но сумма крупнее этой может возбудить алчные аппетиты работников профсоюза кинематографистов, узнай они об этом разговоре, а дать меньше так это обидеть память легендарного Брандо.

          Мужчина улыбнулся. Я протянул ему обе купюры. Он поднялся, и чуть помедлив, взял их, опустив руки по швам, встав «во фрунт», как сказали бы в прошлые времена, сделал резкий поклон головой:

          — Благодарю вас. Честь имею. — И неспешно повернувшись, он зашагал по аллее.

          — Подождите, а что стало с вашим флюсом? — крикнул я ему в спину. — Ведь он непосредственный участник всей этой необычной истории.

          Мужчина остановился вполоборота ко мне:

          — Флюс? Несколько таблеток антибиотиков, плюс полоскание рта травяным настоем и его проблема была решена бесповоротно.

          Я молча покачал головой показывая, что я понял его слова правильно. И мужчина, заложив правую руку за спину, неспешным шагом пошел куда-то в глубь парка.

          Я же остался сидеть на скамейке размышлять о бренности бытия, о превратностях судьбы, и о других аспектах человеческой жизни….

Декабрь 2019 год.