Наверх
Интервью

«Я не душевная, я бунтарь: благотворительность не должна быть плаксивой»

Интервью с Мариной Аксеновой, директором Детского благотворительного фонда «Солнечный город»
12.05.2021
Как экономист и маркетолог возглавила маленький сибирский фонд и сделала его крупнейшим, какие процессы сдвигает ее рабочая злость и за что ей профессионально стыдно.
Интервью с директором Детского благотворительного фонда «Солнечный город» – часть проекта Агентства социальной информации и Благотворительного фонда Владимира Потанина. «НКО-профи» — это цикл бесед с профессионалами некоммерческой сферы об их карьере в гражданском секторе.
  • За время существования фонда «Солнечный город» более 30 тысяч детей получили помощь в трудной жизненной ситуации. 
  • Мы хотим, чтобы дети не попадали в детские дома. Их просто не должно быть. Верю, что команда фонда может на это повлиять: принцип «Делай что должно, и будь что будет» вписан в меня, как татуировка.

    В 2020 году мы начали проект «Защитники детства», который только рождался 8 месяцев. Обучили первых специалистов и волонтеров, следим, как они работают по новой технологии. Думаю, если всё пойдет правильно, то через пять лет дети будут чаще оставаться в семье, чем перемещаться в учреждение.
Чем занимается фонд «Солнечный город»
Фонд «Солнечный город», основанный в Новосибирске в 2007 году, изначально помогал устраивать детей-отказников в дома ребенка, а не в больницы, если только им не нужна была медицинская помощь. Фонд оплачивает работу профессиональных больничных нянь. Кроме того, он помогает модернизировать детские дома, ориентируя их на семейноориентированный тип, развивает наставничество для подростков-сирот.

Марина Аксенова — эксперт группы при Правительстве РФ «Стратегия «Десятилетие детства»», входит в Совет при Уполномоченном по правам ребенка в Российской Федерации.
Фото: Вадим Кантор/АСИ
  • «Перестройка»
  • В моем сознании перестройка от «помощи сироткам в детском доме» до полного ухода всех проектов фонда в профилактику семейного неблагополучия произошла в течение двух последних лет. В какой-то момент я перестала понимать, куда идем, в какую сторону развиваемся, пока не побывала в Эстонии и Молдове, где в последние 7-10 лет реализуется стратегия деинституциализации.

    Не хватает специалистов, мало компетентности, например до сих пор нет стандарта воспитателя детского учреждения: почему им может быть человек, который не знает психологии сиротства? Человек, у которого вообще может не быть представления о травме, пережитой новым ребенком в группе?
До 2020 года действовала федеральная программа «Россия без сирот», итогом которой не стало сокращение социального сиротства. 
  • Почему у фонда должно получиться то, что не получается у государства?
  • Всё невозможно до тех пор, пока кто-то этого не сделал. Мы знаем, что делать, и планомерно идем к цели. Надо работать с родной семьей. У нас очень мало поддержки для семей, которые пока не в кризисе, но множество проблем могут привести к этому: развод, раздел имущества, дележка детей, переезд, потеря работы, смерть и болезнь близких, рождение ребенка. Даже его поступление в первый класс!

    Нужно много бесплатных психологических консультаций для взрослых, центров для оказавшихсяникому не нужными подростков. Мы такую технологию обкатываем в Новосибирске – открыли в прошлом году центр социальной и психологической помощи «Тут поймут» для детей и молодых людей, где они могут и совет получить, и просто провести время. Школа должна стать территорией лояльности, быть всегда на стороне ребенка. Можно сколько угодно рассказывать про функцию образования, но место, куда ходят дети, должно быть центром их притяжения, средством поддержки, которое очень аккуратно наблюдает за состоянием и предлагает помощь, если оно отклоняется от идеала.

  • Благополучие семьи очень сильно зависит от уровня жизни населения
  • Фонд Тимченко называет две причины, по которым дети оказываются в социальном учреждении: алкоголизм и низкий уровень жизни. По нашему опыту, у 98% детей, попадающих в социальные учреждения, есть в семье алкозависимые. Это ужасно с точки зрения масштаба проблемы! Но на это можно влиять, просто надо заниматься проблемой предметно. Давно пора в колокол бить: село спивается, и никто ничего не делает.

    Я тоже не мечтала заниматься алкоголиками. Но у нас есть истории двух семей: в одной четверо, в другой пятеро, обе [семьи] в ремиссии, и одна уже забрала детей из социально-реабилитационного центра.
98% детей, по опыту фонда "Солнечный город", становятся социальными сиротами из-за алкоголизма в семье
  • Моя работа – больше чем работа
  • По первому образованию я экономист, по второму – маркетолог. Не могу сказать, что выходила на работу в ее классическом варианте, с девяти до шести. Но предполагала, что смогу отдать свои знания, умения, навыки так же, как до того отдавала деньги, откликаясь на просьбы о помощи. Думала, что стану профессионально реализовываться, но основным все же будет семья и дом: это был 2008 год, обе моих дочери были маленькими.

    Но в первый же день поехала знакомиться с больничными нянями: они ухаживали за отказниками в возрасте до пяти лет, чтобы те не находились в палате в одиночестве. Детей в больнице тогда было много: и здоровых, и больных.
И вот ты заходишь в палату и видишь в их глазах такое, что дыхание перехватывает. Вокруг идут какие-то процессы – ты же начальник, приехал знакомиться с персоналом… А ты вздохнуть не можешь!
На следующий день я поехала в Ояшский дом-интернат, где содержатся 400 детей с умственной отсталостью, непростыми судьбами и диагнозами. Это добило. Было очень больно. Но желания отказаться не возникло. Наоборот, появилось рабочее чувство злости, которое и сейчас очень помогает. Дети ни в чем не виноваты! Они не могут сами решить свою судьбу, и они не могут без взрослых. А когда я вижу жесткую несправедливость, особенно со стороны взрослых, которые получают деньги за то, чтобы помогать, меня это сильно злит и сподвигает становиться на защиту.
Моя работа – больше чем работа. Не знаю, повезло ли мне, но моей семье не повезло точно: фонд занимает всё мое время и мысли. И это уже скорее про образ жизни. Я часто бываю счастлива в работе и практически всегда получаю от нее удовольствие.
  • Команда фонда
  • Сейчас команда фонда – 110 сотрудников, а в 2008-м он существовал всего год. Было несколько нянь, два психолога, так что перестраивать не пришлось – пришлось просто строить. Правда, с чего начинать, я не знала, да и мало кто тогда знал. Спустя год один из первых наших волонтеров спросила меня: как вы видите фонд через 10 лет. А я ничего не видела! Не было учителей, и я иногда сожалею об этом. Когда выступаю в качестве эксперта на конференциях НКО, завидую «новеньким»: наверное, если бы тогда меня учили так, как сейчас, мы бы уже были в космосе. 
А мне пришлось «есть слона по частям». Иногда мне профессионально стыдно. Думаешь: ты же нифига не изменила, Аксенова!
Добиваться, чтобы здоровых отказников стали сразу направлять в дома ребенка, не размещая в больницах, пришлось семь лет! Мне в госструктурах все время предъявляют претензию, что я несусь как паровоз – надо всё быстро. Но я не понимаю, почему бизнес и государство должны отличаться по степени реагирования! Ты видишь проблему, ты понимаешь ее корни, знаешь, как это изменить, зачем нужно ждать годами?

Мы в 2014 году поняли, как строить маршруты, чтобы здоровые отказники не попадали в больницу, но от этого момента понимания до принятия решения на уровне области прошло 9 месяцев. А на уровне государства не приняты окончательные решения до сих пор.  

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...