Спасти мокшанский

В Лесном Цибаеве в Мордовии лингвисты со студентами бывают с 2013 года, исследуют один из двух мордовских языков: мокшанский. В этом году у них задача посложнее. Гуманитарный факультет НИУ ВШЭ участвует в проекте Ассамблеи народов России, получившем президентский грант. Цель проекта — изучить инициативы по сохранению и развитию исчезающих языков, разработать с местными экспертами новые предложения и попытаться дать этим языкам жизнь в интернете. Например, создать вспомогательную онлайн-платформу для всех, кто хочет читать рэп, вести блоги, создавать мультфильмы, писать литературу или просто общаться на языках малых народов России.

- Есть ли желающие? Звучит утопично, - говорю, глядя в черноту за окном.
- Почему же, недавно наши коллеги поработали с одним мансийским рэпером, он начал делать стримы по-мансийски о кино, теперь его смотрит вся тайга, - отвечает молодой бородатый лингвист Алексей Андреевич Козлов.
Мы сидим на лавках за большим кухонным столом, покрытым клеенкой в цветочек, и Алексей рассказывает, как много в России языковых активистов — людей, которые осознали ценность языка и культуры малого народа и начали действовать. В Карелии, например, активисты создают «языковые гнезда» для дошкольников — это детские сады, где воспитательницы говорят только по-карельски. А директор Музея истории Новгородского университета Василий Харитонов организовал экспедицию на Дальний Восток, чтобы изучать нанайский язык. Потом он сделал сайт «хисангору! — говори!» с видео, текстами и другими учебными материалами на нанайском.
Лингвисты «Вышки» решили создать удобный русско-мокшанский онлайн-разговорник. Молодые ученые разрабатывают набор фраз из современной жизни, а озвучить их по-мокшански помогут жители Лесного Цибаева: местные — в основном, люди за 60 — все знают язык. Но мечтают лингвисты ни много ни мало о виральном цифровом контенте на мокшанском. Главное — найти местных энтузиастов.
- Такие социальные практики обычно связаны с городской культурой, - объясняет Алексей Козлов. - У языковых активистов чаще всего есть высшее образование, они ценят культурное наследие, даже иногда владеют риторикой современных социальных наук. В Марий Эл, Башкирии, Удмуртии таких людей довольно много. А в Мордовии их сложно найти. Может быть, из-за низкого уровня урбанизации?
За его плечом пробегает мышь по стене. На посветлевшей улице появляются три курицы.
- Не пора ли нам в церковь? - заходит в кухню студентка ВШЭ Александра.
Надо еще подумать над одеждой, в штанах тебе точно нельзя, батюшка в соседнем селе строгий, - отвечает Козлов.
Светлана Юрьевна быстро находит в своих вещах широкую длинную юбку и помогает закрепить ее на стройной Александре зажимом для бумаги. Алексей тем временем распевается для участия в богослужении. Похоже, эти ученые исследуют жизнь местных сообществ как минимум с удовольствием, если не с активистским запалом.

Курс по выбору вместо родной речи
Я хочу узнать, что происходит с мокшанским языком, поэтому еду с лингвистами в райцентр поговорить с местным экспертом — заслуженным учителем Республики Мордовия и популяризатором мордовской культуры Марией Петровной Уткиной. Теоретически по-мокшански может говорить пол-Мордовии: западная половина считается мокшанской, а восточная — эрзянской. Но к мордовскому народу себя причисляют около 40% жителей, судя по переписи (русских — 51%), и не больше половины из них — мокша. По таким расчётам выходит меньше 170 000 человек.
По карьере Уткиной уже можно заподозрить неладное. Она 30 лет преподавала мокшанский в поселке Лесное Ардашево: сначала работала учителем, потом директором школы. Это была настоящая мордовская школа. В начальных классах все предметы велись на мокшанском, а в девятом был обязательный экзамен по родному языку. В 2000-е в поселке стало совсем мало детей, буквально по одному — двум в параллели, и в 2010 школу закрыли. Марию Петровну позвали учителем родного языка в райцентр Темников. Правда, в русскоязычную школу. В нее же желтые автобусы возят детей из разных сел. К 2021 году ни одной национальной школы в районе не осталось.

- Пойдемте в актовый зал, - встречает нас у входа яркая брюнетка Мария Петровна. - Я написала новую песню, детям завтра выступать, репетируют.
На сцене стоят третьеклассница и пятиклассник. Под «минусовку» оба красиво водят руками и по очереди поют что-то мелодичное.
- Все хорошо, только, Лерочка, ты грубовато начинаешь, - говорит Мария Петровна. - Ведь ты поешь о любви к родному селу — ты понимаешь слова?
- Нет, - отвечает Лера.
Мария Петровна на мгновение немеет, но тут же принимается пересказывать Лере содержание по-русски. Потом Лере звонит дедушка, Мария Петровна просит передать ей трубку и говорит с дедушкой по-мокшански.
Учительница ведет нас в созданный ею Музей мордовской культуры — фрагмент избы в светлой рекреации, с горшками на полках, дубовыми жерновами у картонной печи и с манекенами в национальной одежде. Здесь иногда проходят уроки мокшанского и мастер-классы. Мария Петровна рассказывает, как нравится детям узнавать мокшанские названия животных, а детали одежды им проще запоминать, разглядывая и трогая платья в музее. С гордостью замечает, что ее ученики регулярно доходят до финала республиканской олимпиады для русскоязычных школ и даже побеждают. И немудрено: судя по видео и рассказам Алексея Козлова, уроки Мария Петровна ведет в игровой форме, детям нравится, а с тем, кто увлекся, учительница занимается дополнительно и в школе, и даже по телефону — лишь бы учили язык.
- Когда у вас следующий урок? - спрашиваю.
- Так в этом году еще не было, - отвечает учительница в октябре месяце.
Оказывается, с 2010 года с изучением мокшанского стало еще хуже. Сначала его преподавали дважды в неделю со второго по пятый класс. Потом остался час в неделю.

- Дети начинали его учить одновременно с немецким, - рассказывает Мария Петровна. - У нас сначала была путаница: у меня дети считали по-немецки, а на немецком — по-мокшански. Но потом они разобрались, что к чему.
Насколько эффективны уроки раз в неделю, я узнала у трех семиклассников на ступеньках школы. Двое сказали, что смогут разве что прочесть по-мокшански (для записи используется кириллица). Один сказал, что сможет понять, но только потому что дома говорят по-мокшански.
В 2021 году мокшанский стал в школе необязательным курсом по выбору. Никто из детей от него не отказался, но тут случилась новая беда: ремонт в соседней школе. Сейчас обе школы Темникова учатся в одном здании в две смены. А курсы по выбору временно отменили. То есть в райцентре мокшанский сейчас вообще не преподается.
- Мария Петровна, а что может переломить ситуацию в отношении к языку? - спрашивает Алексей Козлов.
- Вернуть бы прежний объем преподавания...
- А что еще? - спрашивает лингвист.

- Почему же! Я призываю родителей на собраниях говорить дома с детьми по-мокшански, - отвечает Мария Петровна. - Ведь это наша культура и наш язык, который не хочется терять. Родители соглашаются, но многие не знают языка. Их родители не научили — стеснялись или считали, что это во вред детям.
- Во вред?
- Нам ведь запрещали говорить на родном языке, - отвечает Мария Петровна. - Когда я поступила в педагогический колледж, для всех девочек там родным был мокшанский. А преподаватели требовали, чтобы мы говорили по-русски даже между собой. И вот стоим мы в классе, все мордовки, а по-мордовски ни слова не скажешь. Обидно.
Конечно, ничего лучше погружения в языковую среду быть не может, но изучение мокшанского в школе тоже важно, считает Козлов:
- Если ребенок придет в школу с нулевым знанием мокшанского, он, конечно, не заговорит к окончанию курса. Ведь и по-английски после изучения в средней и старшей школе получается заговорить совсем не у всех! Но школьное преподавание помогает поднять престиж языка: если в школе изучают, значит, нужно относиться к нему с уважением, как к части национального богатства. Уроки могут стать основой для интереса к родному языку, когда дети повзрослеют.

Для туристов здесь проводят мастер-классы, например, по приготовлению блинов в печи и даже бражки в странноватом самогонном аппарате, сооруженном из горшков, труб и корыта. Туристы участвуют в исполнении местных обрядов вроде подношений духу дома Юртаве, имянаречения или проводов в армию под тематическую мокшанскую песню «Тамбов». То есть этнодом делает интерактивные программы, какими может похвастаться не всякий столичный музей.
Эти программы — естественное продолжение концертов народного ансамбля, куда 20 назад пришла петь Валентина Юрьевна и вскоре стала организатором мероприятий в клубе. Участницы ансамбля много ездят по России, и для каждого выступления придумают что-то новенькое: переводят на мокшанский русские и эрзянские песни, учат старинные частушки, сочиняют сами и включают в представления элементы местных обрядов. Валентина Юрьевна без запинки, как аудиокнига, рассказывает о тех обрядах, что помнит с детства, о тех, что узнала от людей постарше, и о тех, которым они добавили зрелищности для выступлений.

Этнодом в Лесном Цибаеве сохранил рабочие места и дает людям подзаработать на продаже своих овощей и молочных продуктов. Предприниматель родом из соседнего села даже начал строить церковь в Лесном Цибаеве, потому что в родном остались жилыми всего пять домов, а здесь — развитие, туристы и лингвисты.
- Это хорошо, но вряд ли приведет к возвращению молодежи и ревитализации языка, - говорю.
- Не знаю, но с августа в нашем ансамбле поют две 17-летние девушки.
Обе девушки, как оказалось, живут в Лесном Цибаеве: Мария с рождения, а Алина вернулась год назад с бабушкой и дедушкой из Якутии, где остались работать родители. Обе учатся в районном техникуме и говорят по-мокшански. Обе настоящие красавицы. Мария в прошлом году даже стала «Мисс Темников».
- Я решила в следующем году уехать учиться на оперативника в пермском университете, - говорит Мария. - Вернусь — буду работать в колонии неподалеку. Очень хочу.
Алина мечтает уехать учиться на актерском. В Якутии она ходила в театральную студию и заскучала в Темникове по сцене.
- Как-то утром мне позвонила Валентина Юрьевна и сказала: «Приходи в этнодом». Я пришла, там ансамбль в сборе, попросили меня спеть. Я мордовских песен не знаю, поэтому спела Веру Брежневу. Валентина Юрьевна говорит: «Все, ты в ансамбле». Я обрадовалась. Когда на репетиции я вышла на сцену, увидела зал, софиты, микрофоны, у меня вдруг случился флэшбек, я вспомнила, как выступала, и расплакалась.
Я спрашиваю Алину, раз уж она любит мокшанский язык и хочет быть актрисой, нет ли у нее идеи совместить это в каком-нибудь «Тик-Токе». Алина задумывается, с сомнением спрашивает, кто же там будет ее смотреть, да еще по-мордовски, но быстро воодушевляется:
- Надо попробовать! Спасибо за идею.

По мнению Алексея Козлова, для сохранения языка блог на мокшанском может оказаться не менее ценным, чем целый музей мордовской культуры:
- Сохранение культуры безусловно важно для сохранения языка, но нельзя запирать язык в стенах этнографического музея! Традиционная деревенская культура уходит в прошлое: огромное количество людей переезжает в города, а те, кто остаются, тоже не толкут пшено деревянным пестиком в ступке. Чтобы жить, язык должен переселиться, во-первых, в городскую среду, а во-вторых, в интернет.
С городом пока выходит не очень: покидая деревню, большинство не берут с собой мокшанский, как уже показывает их предварительное исследование. Самая драматическая фаза языкового сдвига здесь произошла во второй половине 1990-х, когда колхозы обнищали и люди массово покинули деревни. И в двухтысячных в школу начали приходить дети, у которых оба родителя говорят по-мокшански, а сами дети уже нет. В смешанных браках зание мокшанского у детей — еще большая редкость.
- В интернете у мокшанского языка тоже проблемы, - продолжает Алексей. - Тут он уступает не только якутскому, на котором существуют целые форумы, но и более маленьким языкам, например, горномарийскому. Некоторые опрошенные мной носители признавались, что с братьями и сёстрами в жизни они говорят по-мокшански, а в WhatsApp общаются по-русски.
- То есть все безнадежно?
- Конечно, нет! Удалось же в Новой Зеландии и в Норвегии разработать такие программы поддержки местных языков, что за 20-30 лет выросло новое поколение носителей. И мы не хуже!
В принципе, некоторым и сегодня удается сохранять мокшанский. Мария Петровна Уткина рассказывала, как однажды в молодости ехала в автобусе с маленькой дочерью. Нарядная пассажирка, послушав, как девочка болтает по-мокшански, спросила Марию Петровну по-русски, зачем та калечит ребенка. Ведь ее даже в детсад не возьмут с «каля-маля вместо нормальной речи». Тогда за Марию Петровну вступился незнакомый пассажир, сказал, что из-за вот таких крашеных особ может исчезнуть и язык, и народ. Он поднял на руки дочку Марии Петровны, поцеловал в лоб и вернул на место. А девочка ничего не поняла. Теперь взрослая дочь Марии Петровны живет в Сарове, замужем за русским, но своих детей дома учит мокшанскому.