Наверх

Отрывок из еще неопубликованного романа Марины Ахмедовой "Учительница"


19.10.2016
Новый роман Марины Ахмедовой - семейная сага, описывающая несколько поколений дагестанцев, проживающих в высокогорном селе. Написан от лица сельской учительницы - Джамили Гасановны.

Директор уставился на меня мутными глазами. Присев за стол с ободранными краями, я сложила руки на коленях. За спиной Садикулаха Магомедовича стоял сейф, выкрашенный голубой краской под цвет стены. На середине стола поблескивал прозрачный графин с водой. Садикулах Магомедович, вздыхая, наполнил стакан.
- Джамиля Гасановна, - начал он, сделав глоток. – Вы знаете, что в прошлую пятницу было? Как не знаете?! Вся школа знает. Ученики старших классов не пришли на уроки, они в мечеть пошли. Там новый имам. Уже из-за этого шум-гам в районе получился. Вчера таскали меня на совещание – говорят, почему ты такой-сякой за учениками не смотришь? А куда их родители смотрят? Я спрашиваю, куда их родители смотрят?! – вышел он из себя, и рукой вытер побагровевший лоб. – Я что ли им сказал в мечеть идти?! Я им другое говорю – «Не пропускайте уроки, учитесь! Дураками не будете!». Теперь получается я снова виноват! – Садикулах Магомедович перехватил мой испуганный взгляд. – Джамиля Гасановна, я вас как сестру прошу, - тише заговорил он. - Как с сестрой я с вами говорю. В прокуратуру, в милицию меня таскают уже из-за этого имама. Говорят, он не по течению идет, не по традиционному исламу, а по другой линии идет. Турецкий ислам он будет тут толковать нашей молодежи. Сейчас духовное управление тоже из Махачкалы приедет, старого имама вернуть хотят. Этого духовное управление сюда не назначало, - директор протянул последнее слово, словно собирался расплакаться. Его нос краснел от обиды. - Сверху дали команду поднять личное дело этого имама. Он же вашим учеником был, Джамиля Гасановна? Я тут посмотрел, - он похлопал рукой по толстой пыльной папке, лежащей перед ним, оставляя на ней следы своих пальцев. – Четверки у него одни, пятерки тоже есть.
- Учился он хорошо, - кивнула я.
- Что еще про него помните, все говорите, Джамиля Гасановна.
- Честное слово, ничего особенного не помню, - ответила я. – Особого такого и не было ничего, чтобы помнить.
Директор шумно дышал. Я смотрела на графин, свет, бивший из окна, делал его воду мутной.
- Нечего не могу вспомнить, - повторила я. – Ничего не было такого.
- Наверху говорят, мое влияние на детей должно быть больше, - продолжил свои жалобы Садикулах Магомедович. – Кричали мне на совещании – «Ты куда смотришь?». Почему родителей их не обвиняют? Почему я один во всем виноват? Тут очень тонкую работу надо вести, Джамиля Гасановна. Очень тонкую, - он показал мне щелочку между большим и указательным пальцами. – Теперь еще дело одно, - он сложил руки на столе и навалился на них грудью. – Мумина же ваша ученица племянницей приходится этому Абд уль Саляму.
- Она не ходит на уроки, - поспешила ответить я.
- Когда придет, вам надо с ней по-женски поговорить, чтобы в хиджабе не приходила. У меня одни проблемы из-за этого. Если еще родственницы этих будут на уроки в хиджабах ходить, нам скажут, что мы это допускаем специально. Мягко так на поводу у них идем. Признают нас ваххабитской школой. Тогда школе – фсе-о, конец. Всем хуже будет, не мне одному. Оставьте ее после уроков и мягко так поговорите. Тонкую работу проведите, Джамиля Гасановна.
- Садикулах Магомедович…
- Не я так хочу, администрация хочет! Идите на урок, Джамиля Гасановна, звонок уже пять минут назад был, - он оттолкнул от себя папку, на которой остался след от его руки.
Из классов доносились голоса. Первый урок уже шел. Я даже не услышала, как прозвенел звонок, словно невидимые джины заткнули мне уши. Я прислонилась к двери, спиной чувствуя, как пыхтит за деревянными створками Садикулах Магомедович, как борются в его кабинете тяжелые джины, бесшумно хватая друг друга за плечи, за локти, подставляя подножки и катаясь по полу, по потолку. Когда я открыла глаза в конце коридора маячила узкая фигура Кази.
- Джамиля! – выпалил он мое имя.
- Кази Магомедович, я спешу на урок!
- Я вас могу защитить, Джамиля Гасановна! Пусть хоть, как брат!
Я прошла мимо него, не останавливаясь.
фото - Алексей Пивоваров 
Не следует, однако забывать, что рамки и место обучения кадров способствует подготовки и реализации соответствующий условий активизации. Таким образом постоянное информационно-пропагандистское обеспечение нашей деятельности позволяет выполнять важные задания по разработке позиций, занимаемых участниками в отношении поставленных задач. Задача организации, в особенности же начало повседневной работы по формированию позиции в значительной степени обуславливает создание систем массового участия. Не следует, однако забывать, что укрепление и развитие структуры способствует подготовки и реализации систем массового участия. Не следует, однако забывать, что постоянное информационно-пропагандистское обеспечение нашей деятельности способствует подготовки и реализации направлений прогрессивного развития. Товарищи! постоянное информационно-пропагандистское обеспечение нашей деятельности позволяет оценить значение форм развития. Повседневная практика показывает, что дальнейшее развитие различных форм деятельности влечет за собой процесс внедрения и модернизации существенных финансовых и административных условий.
Зарема нцокала, обсасывая сахар, шумно отпивала из стакана, то и дело подливая в него из чайника кипяток. Отдуваясь от жара, она ослабила узел на платке. Звякнула стаканом о блюдце. Вздохнула. Но я не поднимала головы от тетрадей, и делала вид, что всего производимого ею шума не замечаю.
- Джамиля, дочка, - наконец обратилась она ко мне напрямую. – Ты почему чай не пьешь?
- Спасибо, Зарема, - холодно ответила я. – Дома попью.
- Уй, дома попьешь, - она сморщилась. – Дома ты тетради проверишь. Отвлекись хоть на пять минут. Всю жизнь работаешь.
Я отложила ручку. Когда Зарема сновала рядом со своим ведром, трещала с кумушками, ходила по коридору, тряся колокольчиком, я не замечала ее. Но стоило мне посмотреть ей в лицо, как снова шипела грязная вода, уходя под моими ногами в землю, снова слышались ее слова, сказанные сладким голосом – «Не такая уж ты и красавица, дочка».
- Что тебе Садикулах Магомедович сказал, дочка? – улыбнулась она. – Зачем звал?
- Ничего особенного не хотел, Зарема, - я снова взялась за ручку. – Просто позвал.
- Как просто?! – воскликнула она. – Такое что ли бывает? Никогда просто не звал, а тут позвал!
Я промолчала, сделав вид, что снова углубилась в строчки, написанные детской рукой. Зарема продолжала смотреть на меня. Когда в учительскую вошла Марьям, она все еще уйкала, вайкала и неодобрительно качала головой.
Я поднялась, неспешно сложила тетради в стопку и, сунув их подмышку, направилась к двери.
- Как просто? - не унималась Зарема, обижено щурясь на меня. – Просто такое бывает что ли? Просто взял что ли и позвал? И ни слова не сказал? Так не бывает. Садикулах Магомедович сегодня утром Джамилю к себе вызывал, - обращалась она теперь уже к Марьям.
Марьям повернулась ко мне, и уже открыла свой наглый рот, готовая мне что-то сказать, но тут за дверью послышались тяжелые вздохи, ахи и крикливые голоса. Дверь распахнулась, и Саният с Барияткой ввели под руки Фатиму. Та упала на диван и, шумно дыша, запрокинула голову на его спинку.
- Это из-за жары, - Бариятка, нагнувшись и выпятив зад, хлопала Фатиму по руке.
- А-а-а, - стонала та. – Умираю я.
Ее голова болталась по спинке дивана. Она попыталась сесть прямо, обвела нас мутными глазами и тут же снова повалилась назад со словами – «Плохо мне, умираю».
- Надо врача-вот позвать, - предложила Барият.
- Пф-ф-ф-ф, - Зарема прыснула в лицо Фатиме сладкой водой изо рта.
- А! – Фатима резко выпрямилась. – Зарема! Такие вещи делают что ли? – полным сил голоса закричала она.
- Пф-ф-ф-ф, - отпив из стакана, Зарема прыснула еще. – Зато врача теперь звать не надо, - довольно проговорила она.
Фатима вытряхивала из волос и из-под воротника сладкие капли.
- Все пройдет, - Зарема допила из стакана и вытерла пальцами мокрые губы. – Родишь, все болезни как рукой снимутся.
- Вай, Фатима, ты беременная! – взвыла Саният и бросилась обнимать Фатиму.
- Как хорошо, как хорошо, - била в сухие ладоши Зарема.
Фатима улыбалась, молчанием подтверждая правоту их предположений.
- Иншалла, теперь мальчика родишь, - сказала Барият.
- Ин-ша-ла, - Зарема собрала пальцы в щепоть и распустила их перед носом у Фатимы, как будто бросая ей в лицо свое благопожелание.
- Не знаю, - заныла Фатима. – А вдруг снова девочка родиться? Вторую жену тогда Сулейман приведет. Он еще после второй девочки так сделать угрожал. Говорит, неполноценная я, раз одних дочерей рожаю. В роддом не пришел меня забирать, когда третья появилась. Передал через родственников – «Лучше б ты камень родила».
- Ву, - отпрянула Зарема. – Камней что ли в селе мало? Не хватает ему?
Фатима зажала рот рукой, из глаз ее хлынули крупные слезы. Даже у меня от жалости к ней защемило в груди.
- Вуй-я, зачем ты такие вещи сразу говоришь? – заныла Саният, обнимая ее. – Почему у тебя в четвертый раз девочка должна родиться?
- А вдруг не мальчик родиться? – задыхалась от слез Фатима.
- А если не мальчик, то кто?! – Зарема с грохотом поставила стакан на стол. – Все, давай, хватит плакать. Мальчик у тебя родиться, это я тебе гарантирую!
Фатима вытерла слезы.
- Пусть Аллах тебя услышит, - сказала она, улыбаясь.
- Считай, что уже услышал, - махнула рукой Зарема.
- Короче, у моей тети-вот, - начала Барият, - шесть раз девочки родились. Почти каждый год-полтора рожала, чтобы мальчика родить. Как только ее родственники мужа не попрекали, один раз-вот взяли беременную со всеми дочками на мороз выгнали. Но она в седьмой раз мальчика родила. Теперь его на руках все носят-вот.
- А у нас родственнице в Хасавюрте узи показало, что девочка третья, - загорланила Саният. – Ее свекровь заставила искусственные роды сделать. У нее уже живот большой был. Так плакала она, так убивалась. Муж свекруху поддержал.
- Какой узи-музи?! – закричала Зарема. – Итак видно, что мальчик будет!
- Потом еще один аборт она сделала, и только с третьей попытки после этого мальчик у нее родился, - договорила Саният.
Все уставились на зарыдавшую снова Фатиму.
- Вы, Саният Абдулаевна, предлагаете Фатиме аборт сделать? – раздался настырный голос Марьям.
- Вай, ничего я не предлагаю! – завизжала Саният.
- Тогда попридержите свои мелочные истории при себе, - проговорила Марьям.
- Уй… - подавилась Саният.
- В Коране строго порицаются родители, избавляющиеся от эмбрионов, - спокойно продолжила Марьям, но я так хорошо знавшая голос ее отца, слышала – в дочери Шарипа-учителя закипают недобрые чувства. – Каждый ребенок создан по желанию и по воле Всевышнего. Священные аяты предписывают верующим родителям не разделять детей на мальчиков и девочек.
- Я что ей сказала? – Саният взвизгнула и ударила себя по коленкам. – Я ей аборт делать сказала?
- Если на то пошло, - пробубнила Барият, - то в Махачкале уже многие так давно делают – девочек убирают, мальчиков оставляют.
- Придет время, и они горько раскаются в своих поступках, - холодно ответила Марьям.
Зарема подлетела к ней, схватила ладонями ее лицо, стянутое черной тканью. Наклонила к себе, поцеловала в лоб.
- Душа моя, Марьям, - увещевала она. – Дочка моя любимая. Свет моих глаз.
Марьям освободилась от рук Заремы и ухватив ее за одну, поднесла к своим полным губам и поцеловала в морщинистую кожу, опухшую от воды из помойного ведра. После этого она вышла из учительской. Зарема смотрела на дверь, только что тихо закрытую белой рукой Марьям, из глаз ее лились слезы, они попадали ей на дряблую шею, и она промокала их кончиком платка.
- Так себя ведет, как будто вместо хиджаба корона-вот у нее на голове, - проговорила Барият.
- А они, которые в хиджабах, все так себя ведут, - отозвалась Саният.
- Еще шариатский суд накликала на село.
- Расул-борода, говорят, уже суд сделал. Не будет тоннеля, решили.
- Трещетки! – замахала на них руками Зарема. – Дома мужья, дети ждут! Все, домой! Домой! Домой! – она хлопала в ладоши, прогоняя их.

Полночи я металась в постели, пятки горели, словно ужаленные змеей. Я стряхнула с себя одеяло. Глаза мои оставались сухими. Скоро меня зазнобило от холода, но стоило мне поднять одеяло с пола и укрыться им, как в пятках моих снова набух змеиный яд.
Ядом сегодняшний разговор в учительской вошел в меня. Незаметно женские языки ужалили в пятки меня – родившуюся от матери, которая ждала сына, но получила за всю жизнь одну только дочку. Сказала ли она, увидев меня в первый раз – «Лучше б мне родить камень!»?
Этой ночью, ударяя по постели тяжелыми пятками, барахтаясь в темноте, словно в материнской утробе, я в нее и хотела вернуться. В те времена, когда мать еще носила меня в себе, когда еще не умели делать узи, а пол ребенка узнавали только после его рождения. В те месяцы, что я сидела в материнской утробе, мать любила меня, она ведь не знала еще, что я – не сын.
Встав на холодный пол, я вышла на кухню и посмотрела в окно. Село спало. Только вдалеке мерцали огни утихшей с наступлением темноты стройки. Звезд на небе почти не было. Но за горой смутно мерцала одна. И теперь, видно, пора было стенам вернуть мне и голос бабушки, которая прожила в них дольше, чем мои мать и отец.
- Ангел спрашивает Аллаха – «Я Аллах, будет ли семя?», - приговаривала она, расчесывая мои волосы. – Будет ли сгусток? Будет ли плоть, Я Аллах? Кто родится – мальчик или девочка? Какова будет судьба – хорошая или плохая? Я Алла, когда сочтены будут его или ее дни на земле?». Вот так появляется на свете человек – по воле Всевышнего.

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...