- Публикатор: Группа редакторов издания (Сетевое_издание_Репортёр)
- Текст: Игорь Найденов
- Фото: Игорь Найденов
Как и почему голосуют жители небольшого российского города за или против поправок к Конституции? Чтобы это выяснить, наш корреспондент перевоплотился в уличного проповедника и отправился в город Борисоглебск Воронежской области
24 рублика
— У вас не будет немного времени поговорить со мной о новой Конституции? Минутки-другой?..
Иеговистами и журналистами установлено: чтобы узнать народ, следует идти в народ. И желательно со священной книгой наперевес. Ну или с брошюркой, как в нашем случае.
В Борисоглебске новую Конституцию долго искать не пришлось. Нашлась она в первом попавшемся книжном. Есть, спрашиваешь? Инстинктивно и шепотом — неожиданно для себя самого. Вроде какой запрещенки просишь. Или «Плейбоя» времен старой этики. И глаза немного в сторону — словно бы от стыда. Ведь голосование по Конституции только второй день как началось. А она уже мало того что напечатана, так и продается.
Продавщица, однако, ничуть не смущена. А и с чего бы ей — в январе еще, как выясняется, партию завезли! Молча и отработанным движением выуживает брошюрку о шестидесяти страницах откуда-то из-под кассового аппарата. 24 рублика, всего делов-то. Теперь можно и на улицы — испробовать метод проповедника.
Иеговистами и журналистами установлено: чтобы узнать народ, следует идти в народ. И желательно со священной книгой наперевес. Ну или с брошюркой, как в нашем случае.
В Борисоглебске новую Конституцию долго искать не пришлось. Нашлась она в первом попавшемся книжном. Есть, спрашиваешь? Инстинктивно и шепотом — неожиданно для себя самого. Вроде какой запрещенки просишь. Или «Плейбоя» времен старой этики. И глаза немного в сторону — словно бы от стыда. Ведь голосование по Конституции только второй день как началось. А она уже мало того что напечатана, так и продается.
Продавщица, однако, ничуть не смущена. А и с чего бы ей — в январе еще, как выясняется, партию завезли! Молча и отработанным движением выуживает брошюрку о шестидесяти страницах откуда-то из-под кассового аппарата. 24 рублика, всего делов-то. Теперь можно и на улицы — испробовать метод проповедника.
Село Чигорак. Недалеко от Борисоглебска. Сами приходят голосовать немногие. Людям понравилось вызывать избиркомовцев на дом. Как участковых врачей.
В другой раз
Сначала была малодушная идея, конечно, пойти банальным и испытанным путем. Занять пост у какого-нибудь избирательного участка. Опрашивать людей на выходе: за белых они или за красных. Но оказалось, что требуются огромное время и терпение, чтобы в Борисоглебске промышлять экзитполом. Потому что этих самых людей попробуй еще дождись. На этом участке полицейский со скрипом выдал секретный и приблизительный итог прошлого дня: человек с полсотни. На том — ответили четко, не стали юлить: двенадцать душ. То есть по человеку в час примерно. И на всякий случай оправдались за земляков: дескать, многие заказали доставку голосования на дом. Потому что боятся коронавируса, и вообще — так всем удобней.
Выяснилось также, что члены избиркомов сами не всегда знают, как все процедурно устроено. В одном месте послали по специальному адресу, где «всех должны принимать». В другом предложили зарегистрироваться на Госуслугах, а потом уже приходить. В третьем сообщили, что даже бомжам можно проголосовать — есть для этого специальная процедура, а вот москвичам — нет.
— До вас женщина приходила, тоже с московской пропиской, и, как и вы, не подала заявку на голосование у нас. Здесь вообще немало таких: сдают квартиру в столице, а живут в провинции. Но ведь если вы граждански активный человек, то должны были спрогнозировать свое поведение, верно? Так что извините. В другой раз.
Особенно понравилось, конечно, вот это: «в другой раз».
Дела поважнее
Уличный же народ давай сразу шарахаться от новой Конституции. Подозревать неладное — мошенничество или коммивояжерство в лучшем случае. Но впоследствии подозрительность уступала место сперва любопытству, а затем и добродушию русской провинции. Да и потрещать за политику поговорить охота. Не каждый ведь день основной закон страны переписывают.
— Почему, ну вот почему они мне не объяснили? — трагически вопрошает один из рыбаков на Хопре. Камуфлированный, как положено. Выпимши, но без излишеств.
— Не объяснили что?
— Царь он или не царь. Если царь, так и скажите нормально. Тогда пойду и проголосую. А если не царь, то и ходить нечего, время только тратить.
Его товарищ жестко заявляет, что вообще не собирался. Ни при каких обстоятельствах.
Ну, слава богу. Сейчас порассуждаем о внутренних исканиях и политических принципах.
Но они оказались куда неожиданней, чем предполагалось.
— У меня дела поважнее есть.
— Какие?
— Сына надо женить.
— Но голосование неделю идет.
— Так мне не сейчас надо, а вообще надо. Сын с женщиной живет, не расписанный. Она его старше. Двое детей. Не его — чужие. А я хочу, чтобы свой у меня внук был, кровный! Понимаете?!
Он садится на велосипед и уезжает не попрощавшись. Обиженный на эту Конституцию, на этого царя, на этот Хопер и на всю эту жизнь вокруг, в которой нет места кровным внукам.
— Почему, ну вот почему они мне не объяснили? — трагически вопрошает один из рыбаков на Хопре. Камуфлированный, как положено. Выпимши, но без излишеств.
— Не объяснили что?
— Царь он или не царь. Если царь, так и скажите нормально. Тогда пойду и проголосую. А если не царь, то и ходить нечего, время только тратить.
Его товарищ жестко заявляет, что вообще не собирался. Ни при каких обстоятельствах.
Ну, слава богу. Сейчас порассуждаем о внутренних исканиях и политических принципах.
Но они оказались куда неожиданней, чем предполагалось.
— У меня дела поважнее есть.
— Какие?
— Сына надо женить.
— Но голосование неделю идет.
— Так мне не сейчас надо, а вообще надо. Сын с женщиной живет, не расписанный. Она его старше. Двое детей. Не его — чужие. А я хочу, чтобы свой у меня внук был, кровный! Понимаете?!
Он садится на велосипед и уезжает не попрощавшись. Обиженный на эту Конституцию, на этого царя, на этот Хопер и на всю эту жизнь вокруг, в которой нет места кровным внукам.
Символично, что улица Свободы - главная в городе. Народ здесь прогибаться не привык и выражает своё мнение по большей части прямо.
Есть мнение
Как понять, что в голове у них, этих людей — одновременно трогательных и себе на уме? Сформировавшихся в таких противоречивых пейзажах? Тут тебе, например, Ленин, сверкающий на солнце серебрянкой. «Величайший деятель мировой истории» — так прямо и написано. А здесь же рядом, на драмтеатре, — благодарственная табличка местному купцу. Удивительная смесь почтения — и к очарованной старине Лескова, и к тем, кто ее извел под корень. И никакого тебе намека на войны памяти.
Сохраним природные богатства, требует придорожный баннер с логотипом «Конституция-2020». «А раньше это было неактуально, что ли», — саркастически интересуются.
Или взять «Борисоглебский вестник». Влиятельную местную газету. Разворот с мнениями местных жителей о предстоящем голосовании. Все с примерно одинаковым началом: «Я за поправки, потому что…» Ни одного высказывания не то что против, а даже и нейтрального.
— За тридцать лет новой России такого не было, — раздраженно говорит дама того возраста, который принято называть серебряным. — Натуральный поздний совок наступил!
— Зачем вы вообще читаете до обеда советские газеты? — иронически спрашивает ее подруга. А потом уже серьезно сообщает, что их, бюджетников, заставляют оформлять подписку на это издание.
Улица Терешковой? А что тут такого, спрашивают, что прижизненно назвали. Заслужила. Тем более благодаря ей теперь будет обнуление.
Но есть и те, кто раздражен официальной пропагандой. Ладно, что навязчива, так еще ведь и топорная. Призывает, скажем, консультироваться «по вопросам голосования за Конституцию».
Многие такую маскировку легко разгадывают. Им не нравится это «за». Не нравится, когда на них давят.
Но есть и те, кто раздражен официальной пропагандой. Ладно, что навязчива, так еще ведь и топорная. Призывает, скажем, консультироваться «по вопросам голосования за Конституцию».
Многие такую маскировку легко разгадывают. Им не нравится это «за». Не нравится, когда на них давят.
Сохраним природные богатства, требует придорожный баннер с логотипом «Конституция-2020». «А раньше это было неактуально, что ли», — саркастически интересуются.
Или взять «Борисоглебский вестник». Влиятельную местную газету. Разворот с мнениями местных жителей о предстоящем голосовании. Все с примерно одинаковым началом: «Я за поправки, потому что…» Ни одного высказывания не то что против, а даже и нейтрального.
— За тридцать лет новой России такого не было, — раздраженно говорит дама того возраста, который принято называть серебряным. — Натуральный поздний совок наступил!
— Зачем вы вообще читаете до обеда советские газеты? — иронически спрашивает ее подруга. А потом уже серьезно сообщает, что их, бюджетников, заставляют оформлять подписку на это издание.
От греха подальше
Супружеская пара содержит киоск, торгующий всякой всячиной — от газет до санитайзеров.
— Почему я не пойду голосовать? Потому что у них все и без меня голосовано-переголосовано, — говорит жена.
— А я не хочу свои паспортные данные светить, — говорит муж.
Вообще это довольно распространенный мотив для отказа от голосования. Пусть процедура и тайная, но начальство все равно может узнать, как я проголосовал. Или сдаст меня налоговой. Или занесет в какие-нибудь цифровые списки социального мониторинга — как в Москве. Ну их от греха подальше. Лучше не ходить.
И у каждого почти есть какая-нибудь своя конспирологическая теория. В разговоре о поправках могут вывести и на «проблему 5G», и на чипирование по Биллу Гейтсу, и на масонско-мировое правительство.
Словом, не обойтись нам здесь без Салтыкова нашего Щедрина: «Чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то взять бы да ободрать кого-нибудь».
А кто-то озабочен совсем уж экзотическим — тем, что голосование не может быть признано, потому что это подделка Конституции, а подлинник между тем утерян или его скрывают. Так, например, считает таксист из Чигорака, пригородного села. Совершенно вменяемый с виду и по разговору. Правда, с полборота закипающий, как только речь заходит о голосовании и в целом о государстве под названием Россия.
— Почему я не пойду голосовать? Потому что у них все и без меня голосовано-переголосовано, — говорит жена.
— А я не хочу свои паспортные данные светить, — говорит муж.
Вообще это довольно распространенный мотив для отказа от голосования. Пусть процедура и тайная, но начальство все равно может узнать, как я проголосовал. Или сдаст меня налоговой. Или занесет в какие-нибудь цифровые списки социального мониторинга — как в Москве. Ну их от греха подальше. Лучше не ходить.
И у каждого почти есть какая-нибудь своя конспирологическая теория. В разговоре о поправках могут вывести и на «проблему 5G», и на чипирование по Биллу Гейтсу, и на масонско-мировое правительство.
Словом, не обойтись нам здесь без Салтыкова нашего Щедрина: «Чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то взять бы да ободрать кого-нибудь».
А кто-то озабочен совсем уж экзотическим — тем, что голосование не может быть признано, потому что это подделка Конституции, а подлинник между тем утерян или его скрывают. Так, например, считает таксист из Чигорака, пригородного села. Совершенно вменяемый с виду и по разговору. Правда, с полборота закипающий, как только речь заходит о голосовании и в целом о государстве под названием Россия.
— Ну, вот, почему они мне не объяснили, - трагически спрашивает один из рыбаков на Хопре.
— Не объяснили что?
— Царь он или не царь. Если царь, так и скажите нормально. Тогда пойду и проголосую. А если не царь, то и ходить нечего, время тратить.
— Не объяснили что?
— Царь он или не царь. Если царь, так и скажите нормально. Тогда пойду и проголосую. А если не царь, то и ходить нечего, время тратить.
— Я за двадцать лет за Путина ни разу не голосовал, — сообщает он чуть ли не с гордостью.
В его представлении «не ходить» на выборы значит не голосовать за Путина.
Таксует он вынужденно. Другой работы нет. Еще совсем недавно трудился дальнобойщиком, у него было в собственности два грузовика. Оба продал, потому что стало невыгодно их содержать из-за постоянно вводимых новых налогов, штрафов и систем контроля. Пока занимается перевозками на «газельке». Но боится, что и от нее придется избавиться, когда введут онлайн-тахометры, следящие за режимом труда и отдыха водителя.
Его дочери четыре года, сыну — 17. На дочь получил 10 тысяч пандемических рублей. Спасибо, конечно, говорит он, но почему на сына-то не дали, у него же потребностей на порядок больше.
Сын окончил казацкий кадетский корпус в селе Верхний Мамон. Сейчас вот уехал шабашить в Воронеж. Плитку тротуарную с друзьями кладет, живут в строительном вагончике. Здесь тоже можно, но больно дешево — не больше 800 рублей в день. А там вдвое больше.
— Почему вы так жестко настроены по отношению к власти?
— А как же мне еще быть настроенным?! Люди все больше работают, а живут все хуже. Зачем мне время тратить на это голосование? Время — самое дорогое, что есть у человека. Я лучше с детьми его проведу, чем терять полдня на ерунду. Если бы они делали что-нибудь для людей, я пошел бы и проголосовал — не вопрос. Но они не делают ничего.
В его представлении «не ходить» на выборы значит не голосовать за Путина.
Таксует он вынужденно. Другой работы нет. Еще совсем недавно трудился дальнобойщиком, у него было в собственности два грузовика. Оба продал, потому что стало невыгодно их содержать из-за постоянно вводимых новых налогов, штрафов и систем контроля. Пока занимается перевозками на «газельке». Но боится, что и от нее придется избавиться, когда введут онлайн-тахометры, следящие за режимом труда и отдыха водителя.
Его дочери четыре года, сыну — 17. На дочь получил 10 тысяч пандемических рублей. Спасибо, конечно, говорит он, но почему на сына-то не дали, у него же потребностей на порядок больше.
Сын окончил казацкий кадетский корпус в селе Верхний Мамон. Сейчас вот уехал шабашить в Воронеж. Плитку тротуарную с друзьями кладет, живут в строительном вагончике. Здесь тоже можно, но больно дешево — не больше 800 рублей в день. А там вдвое больше.
— Почему вы так жестко настроены по отношению к власти?
— А как же мне еще быть настроенным?! Люди все больше работают, а живут все хуже. Зачем мне время тратить на это голосование? Время — самое дорогое, что есть у человека. Я лучше с детьми его проведу, чем терять полдня на ерунду. Если бы они делали что-нибудь для людей, я пошел бы и проголосовал — не вопрос. Но они не делают ничего.
В Борисоглебске нет признаков войн памяти. Мирно уживаются приметы самых разных идеологий и экономических формаций.
Гражданин, пробьёмте
А поохотимся-ка мы на кого помоложе. Вот разнополая пара. Не настолько юная, чтобы считать Холокост праздником. Не настолько зрелая, чтобы пребывать в гражданской апатии.
Но кто на кого охотится, интересно?! Только услышали они вопрос про Конституцию, сразу полезли в телефон. Но не для того, чтобы уточнить какую-нибудь поправку. А в интернете пробить интересующегося. Кто таков, что пишет, не тролль ли? Совершенно точно не стали бы разговаривать, если бы прочитанное их не устроило. С таким приходилось встречаться на войне. В обычных обстоятельствах — впервые.
Тем не менее они рассказали, что прямо сейчас ищут свой избирательный участок по месту жительства, чтобы проголосовать и высказаться против поправок. Обнуление сроков президента их не волнует. Уйдет, говорят, этот — придет приблизительно такой же. А беспокоит их поправка, которая отменяет примат международного права над российским.
— А это значит — бей кого хочешь на митингах. Сажай за репосты. И никакой ответственности перед людьми.
Впрочем, показалось, что не будь этой поправки, они нашли бы другую, чтобы зацепиться, придраться. И в целом их бесит не что-то конкретное, а вся эта кампания — такая душная и канцелярская.
Но кто на кого охотится, интересно?! Только услышали они вопрос про Конституцию, сразу полезли в телефон. Но не для того, чтобы уточнить какую-нибудь поправку. А в интернете пробить интересующегося. Кто таков, что пишет, не тролль ли? Совершенно точно не стали бы разговаривать, если бы прочитанное их не устроило. С таким приходилось встречаться на войне. В обычных обстоятельствах — впервые.
Тем не менее они рассказали, что прямо сейчас ищут свой избирательный участок по месту жительства, чтобы проголосовать и высказаться против поправок. Обнуление сроков президента их не волнует. Уйдет, говорят, этот — придет приблизительно такой же. А беспокоит их поправка, которая отменяет примат международного права над российским.
— А это значит — бей кого хочешь на митингах. Сажай за репосты. И никакой ответственности перед людьми.
Впрочем, показалось, что не будь этой поправки, они нашли бы другую, чтобы зацепиться, придраться. И в целом их бесит не что-то конкретное, а вся эта кампания — такая душная и канцелярская.
Войны нет – и хорошо
Что любопытно, от возраста не зависит позиция по голосованию. В каждом разговоре заложена интрига. Нет такого, чтобы все молодые были против, поскольку продвинутые и начитались либерального. А все пожилые — за, поскольку ретрограды и наслушались консервативного телевизора.
А ведь так все предсказуемо начиналось — еще в поезде до Борисоглебска. Эти купейные истории — удобные для изложения, вписывающиеся в поведенческие модели.
Вот сосед по полке Андрей, железнодорожник, едет с московской вахты в городок Поворино, чуть дальше Борисоглебска. На чем свет стоит ругает режим и осторожно — президента Путина. У Андрея есть пунктик. Работы на местах мало, люди вынуждены заниматься отхожими промыслами, это разрушает семьи, русские люди перестают рожать, их замещают приехавшие из Средней Азии… Приглашает для убедительности в гости, чтобы показать, сколько на его улице пустующих, брошенных хозяевами домов.
Вот соседка по полке Светлана, пенсионерка из Комсомольска-на-Амуре, 77 лет, едет в Волгоград, побывать на могилах родителей. До Москвы она добиралась самолетом. Билет в обе стороны — льготный, спасибо Путину, стоит 15 тысяч. У Светланы один внук взрослый в Петербурге, младший дома. Оба с китайским языком. Внучка — подающая надежды гимнастка, ждет приглашения в Москву от тренера — самой Ирины Винер. Войны нет — и хорошо, считает Светлана. Да и пенсию потихонечку прибавляют.
А ведь так все предсказуемо начиналось — еще в поезде до Борисоглебска. Эти купейные истории — удобные для изложения, вписывающиеся в поведенческие модели.
Вот сосед по полке Андрей, железнодорожник, едет с московской вахты в городок Поворино, чуть дальше Борисоглебска. На чем свет стоит ругает режим и осторожно — президента Путина. У Андрея есть пунктик. Работы на местах мало, люди вынуждены заниматься отхожими промыслами, это разрушает семьи, русские люди перестают рожать, их замещают приехавшие из Средней Азии… Приглашает для убедительности в гости, чтобы показать, сколько на его улице пустующих, брошенных хозяевами домов.
Разумеется, он собирается голосовать против поправок.
Вот соседка по полке Светлана, пенсионерка из Комсомольска-на-Амуре, 77 лет, едет в Волгоград, побывать на могилах родителей. До Москвы она добиралась самолетом. Билет в обе стороны — льготный, спасибо Путину, стоит 15 тысяч. У Светланы один внук взрослый в Петербурге, младший дома. Оба с китайским языком. Внучка — подающая надежды гимнастка, ждет приглашения в Москву от тренера — самой Ирины Винер. Войны нет — и хорошо, считает Светлана. Да и пенсию потихонечку прибавляют.
Пусть процедура и тайная, но начальство всё равно может узнать, как я проголосовал. Или сдаст меня налоговой. Или занесёт в какие-нибудь цифровые списки. Ну, их от греха. Лучше не ходить.
Она рассказывает, как недавно у себя в городе ехала в такси. Слово за слово, водитель сообщил, что перевозит семью в Геленджик, потому что на Дальнем Востоке жизни нет и не предвидится, ведь при Путине все развалилось. Старушка стала возражать. Тот разозлился, подъехал к обочине и высадил ее из машины со словами: «Путинистов не вожу».
Потом она с сыном нашла и эту службу такси, и этого водителя. Его впоследствии уволили. Но ему, кажется, было плевать. Сидя-то на чемоданах в Геленджик!
Разумеется, она собирается голосовать за поправки.
Тут напрашивается вывод, что дело не столько в Конституции, сколько в том, что свою позицию по поправкам люди формируют через личное отношение к президенту, конкретной личности. Однако реальность все-таки посложнее.
— Знаете, я была так поражена, что несколько минут просто столбом стояла у дороги, не зная, что делать.
Потом она с сыном нашла и эту службу такси, и этого водителя. Его впоследствии уволили. Но ему, кажется, было плевать. Сидя-то на чемоданах в Геленджик!
Разумеется, она собирается голосовать за поправки.
Тут напрашивается вывод, что дело не столько в Конституции, сколько в том, что свою позицию по поправкам люди формируют через личное отношение к президенту, конкретной личности. Однако реальность все-таки посложнее.
Если увеличить эту фотографию, то из объявления "Продаётся" можно узнать, сколько здесь стоит килограмм утиного мяса.
Страсти по стульчаку
Буквально за несколько дней до начала голосования в местном паблике «Подслушано в Борисоглебске» появилось видео, которое здорово переполошило местное сообщество и разозлило чиновников. Сюжет был снят в городской больнице, в туалетах корпуса для ковид-больных, одной из пациенток. Впечатление, конечно, сильное. Такое — словно там взорвалась бомба времен ВОВ. Сор из избы долетел до Воронежа, и областная прокуратура начала проверку.
Интересно, что этот скандал противники и сторонники поправок стали использовать в спорах между собой. Если убрать лишние слова и эмоции, то выглядят эти споры примерно так:
— А вдруг поправки помогут сдвинуть наше здравоохранение в лучшую сторону?
— А что им мешало стульчак положить на унитаз? Старая Конституция?
Интересно, что этот скандал противники и сторонники поправок стали использовать в спорах между собой. Если убрать лишние слова и эмоции, то выглядят эти споры примерно так:
— А вдруг поправки помогут сдвинуть наше здравоохранение в лучшую сторону?
— А что им мешало стульчак положить на унитаз? Старая Конституция?
Два через два
Сейчас трудно не то что разговорить борисоглебских людей — вообще обнаружить их. Режим самоизоляции продлили до 5 июля, все закрыто — от кафе до парков. К полудню температура воздуха поднимается до 40 градусов. Распорядок дня у горожан такой: утром на рынок, днем на речку, вечером на улицу Свободы — кататься на великах, совершать променад, перехватывая по пути панини с курицей.
Велики, кстати, отдельная тема. Здесь это не просто средство досуга. Скорее, демонстрация успешности. Давно не встречалось столько дорогостоящих аппаратов в одном месте. Едут прямо по трафаретной надписи на асфальте: «Отмена судебных приказов по кредитам».
А ведь жалуются все поголовно, что в Борисоглебске зарплаты выше 15 тысяч не бывает.
— Прибедняется народ. Я не знаю здесь никого, кто бы работал только в одном месте. Отказываются от классического графика: пять рабочих дней и два выходных. Все хотят «два через два» — чтобы работать сразу в нескольких местах, разъясняют местные эту загадку: откуда у людей и добротный каменный дом, и машина на каждого взрослого члена семьи. Да тут у любого свой магазинчик или палатка! А кто говорит, что ему есть нечего, пусть на рынок идет, торгует — всегда будет иметь копеечку. Вон чур… извините, азиаты приезжают, и ничего — не умирают с голоду. А мы что же, у себя дома, на своей земле?!
И то правда: в центре российского черноземья стыдно быть бедным. А есть ведь и историческая память, согласно которой Борисоглебский уезд признавался самым зажиточным в российской империи.
Велики, кстати, отдельная тема. Здесь это не просто средство досуга. Скорее, демонстрация успешности. Давно не встречалось столько дорогостоящих аппаратов в одном месте. Едут прямо по трафаретной надписи на асфальте: «Отмена судебных приказов по кредитам».
А ведь жалуются все поголовно, что в Борисоглебске зарплаты выше 15 тысяч не бывает.
— Прибедняется народ. Я не знаю здесь никого, кто бы работал только в одном месте. Отказываются от классического графика: пять рабочих дней и два выходных. Все хотят «два через два» — чтобы работать сразу в нескольких местах, разъясняют местные эту загадку: откуда у людей и добротный каменный дом, и машина на каждого взрослого члена семьи. Да тут у любого свой магазинчик или палатка! А кто говорит, что ему есть нечего, пусть на рынок идет, торгует — всегда будет иметь копеечку. Вон чур… извините, азиаты приезжают, и ничего — не умирают с голоду. А мы что же, у себя дома, на своей земле?!
И то правда: в центре российского черноземья стыдно быть бедным. А есть ведь и историческая память, согласно которой Борисоглебский уезд признавался самым зажиточным в российской империи.
Мотивы
Вместе эти парни составляют полный конституционный комплект. Один - за поправки, другой - против, третий - голосовать не пошёл. Но это не мешает им оставаться друзьями и сообща работать.
Троица молодых людей от 27 до 35 лет расслабленно треплется у киоска «Русский аппетит». Каждый день они встречаются на этом месте. Такая у друзей традиция. Они и работают сообща: занимаются организацией свадеб и прочих нескучных мероприятий — фото-видео-конферанс, все дела.
Вместе они находка для репортера-проповедника. Потому что один собирается голосовать за поправки. Другой — игнорирует. Третий — против.
Самый понятный мотив у первого:
— Я помню, в какой бедности мы жили в 1990-е, как родители экономили на еде. А сейчас посмотрите вон туда, на тот новый «Кашкай». Это мой! Ну и зачем мне что-то принципиально другое хотеть?! Наоборот, мне стабильность нужна.
Второй не то чтобы решил бойкотировать. Просто не видит смысла в этой процедуре. Рассказывает о засилье во власти людей, которым ничего не нужно кроме своей зарплаты госслужащего. В его изложении это называется так: «не хотят лишний раз зад оторвать от стула».
— У нас столько всяких идей, чтобы город сделать веселей, оживить его. И трассу для сноуборда хотели. В соседнем Урюпинске сделали! А у нас-то условия получше, с нашими оврагами. Или КВН предлагали развивать, сделать Борисоглебск центром игр. Он ведь так удобно расположен — считай, на стыке трех областей. А проводить можно на той сцене. Вон стоит. Вернее, простаивает. Там приключаются только официозные мероприятия и всякое псевдовеселье, на которое смотрят одни скучающие мамашки с детьми на руках. Но все у нас упирается, знаете, в этот тупой чиновничий взгляд. Ты приходишь к ним в кабинеты, а они смотрят сквозь тебя с таким вот выражением: «Ну и чего тебе еще надо?». И зачем тогда мне участвовать в голосовании?! Если им не надо, то и мне не надо.
Третий раздосадован: и что пакетом вынуждают голосовать, и что уже все напечатали раньше срока, и что другого мнения нет в общественном обсуждении.
Кажется, ему просто эстетически чуждо все это. Ведь жаловаться в смысле питательности жизни особо не на что. У него три занятости, и в совокупности выходит практически московская зарплата.
Несмотря на расхождения во взглядах на поправки друзья между тем не перестают быть друзьями. Это никак не отражается на их работе. И они легко переваривают политические принципы, не схожие со своими. Вместе рассуждают, нужна «им» явка или нет. Имея в виду — власти, государство. «Им» — ключевое тут слово. Отделяющее всех наших от всех чужих.
Вместе они находка для репортера-проповедника. Потому что один собирается голосовать за поправки. Другой — игнорирует. Третий — против.
Самый понятный мотив у первого:
— Я помню, в какой бедности мы жили в 1990-е, как родители экономили на еде. А сейчас посмотрите вон туда, на тот новый «Кашкай». Это мой! Ну и зачем мне что-то принципиально другое хотеть?! Наоборот, мне стабильность нужна.
Второй не то чтобы решил бойкотировать. Просто не видит смысла в этой процедуре. Рассказывает о засилье во власти людей, которым ничего не нужно кроме своей зарплаты госслужащего. В его изложении это называется так: «не хотят лишний раз зад оторвать от стула».
— У нас столько всяких идей, чтобы город сделать веселей, оживить его. И трассу для сноуборда хотели. В соседнем Урюпинске сделали! А у нас-то условия получше, с нашими оврагами. Или КВН предлагали развивать, сделать Борисоглебск центром игр. Он ведь так удобно расположен — считай, на стыке трех областей. А проводить можно на той сцене. Вон стоит. Вернее, простаивает. Там приключаются только официозные мероприятия и всякое псевдовеселье, на которое смотрят одни скучающие мамашки с детьми на руках. Но все у нас упирается, знаете, в этот тупой чиновничий взгляд. Ты приходишь к ним в кабинеты, а они смотрят сквозь тебя с таким вот выражением: «Ну и чего тебе еще надо?». И зачем тогда мне участвовать в голосовании?! Если им не надо, то и мне не надо.
Третий раздосадован: и что пакетом вынуждают голосовать, и что уже все напечатали раньше срока, и что другого мнения нет в общественном обсуждении.
Кажется, ему просто эстетически чуждо все это. Ведь жаловаться в смысле питательности жизни особо не на что. У него три занятости, и в совокупности выходит практически московская зарплата.
Несмотря на расхождения во взглядах на поправки друзья между тем не перестают быть друзьями. Это никак не отражается на их работе. И они легко переваривают политические принципы, не схожие со своими. Вместе рассуждают, нужна «им» явка или нет. Имея в виду — власти, государство. «Им» — ключевое тут слово. Отделяющее всех наших от всех чужих.
Не хочу
Но отделить только на словах легко. Как это сделать в реальности? Две соседки выгуливают мопса. Обе пенсионерки. У одной 48 лет поварского стажа. Трое внуков. Пенсия 10 тысяч. Размышляет, идти ли голосовать и как. Это нужно государству, а нужно ли это ей самой и ее семье — вот в чем вопрос! Дочь на рынке три палатки держит. Закупила летнего товара в начале года. А тут пандемия. Товар застрял непроданным. Прибыли ноль — кредиты отдавать нечем. Историй таких здесь масса. «Кто-нибудь нам помог? — спрашивают люди. — Всю жизнь сами выкручиваемся. Без государственной помощи. А теперь им, видите ли, потребовались наши голоса».
— А вы читали новую Конституцию?
— Еще бы не читала — читала! Несколько раз. А все одно ничего не поняла. Темно написано. Много. Не для людей они написали. Для себя написали. Вот пускай сами и голосуют.
Другая тоже пенсионерка. Но одинокая. Даже мопса у нее нет. Рассказывает, как к ней «приходили с портфелем» и просили проголосовать, хотя она доставку не заказывала.
— Как проголосовали?
— Никак. Сказала, не хочу.
— Почему?
— Я всю жизнь голосовала-голосовала, голосовала-голосовала… Мне почти семьдесят лет. И что? Пенсия копеечная! И рот беззубый… Цыганки смеются над нами: «Вы всю жизнь работали, мы — нет, мы детей рожали. А пенсии у нас с вами одинаковые». Эх, надо было детей рожать.
— А вы читали новую Конституцию?
— Еще бы не читала — читала! Несколько раз. А все одно ничего не поняла. Темно написано. Много. Не для людей они написали. Для себя написали. Вот пускай сами и голосуют.
Другая тоже пенсионерка. Но одинокая. Даже мопса у нее нет. Рассказывает, как к ней «приходили с портфелем» и просили проголосовать, хотя она доставку не заказывала.
— Как проголосовали?
— Никак. Сказала, не хочу.
— Почему?
— Я всю жизнь голосовала-голосовала, голосовала-голосовала… Мне почти семьдесят лет. И что? Пенсия копеечная! И рот беззубый… Цыганки смеются над нами: «Вы всю жизнь работали, мы — нет, мы детей рожали. А пенсии у нас с вами одинаковые». Эх, надо было детей рожать.
— Ещё бы не читала Конституцию – читала, конечно. Несколько раз. А всё одно ничего не поняла. Тёмно написано. Много. Не для людей они написали. Для себя написали. Вот, пускай сами и голосуют.
Инстинкт
В Борисоглебске и окрестностях живет множество вынужденных переселенцев из Средней Азии. Здесь расположена знаменитая переселенческая община ХОКО, учрежденная в начале 1990-х художниками душанбинского ВДНХ. В свое время эта организация без преувеличения спасла жизни тысячам соотечественников, бежавших из бывших союзных республик, охваченных гражданскими войнами и ненавистью по отношению к русскоязычным представителям нетитульных наций.
Одна из них — Иоланта Агабабовян, юрист, долгие годы, уже после переезда, преподавала право в борисоглебском университете. Она профессионально изучила все поправки и собирается их поддержать. Особо останавливается на отмене примата международных судов. Наш разговор предсказуемо выруливает на судьбу Милошевича.
С ней соглашается и ее товарищ, коллега по ХОКО Борис Краснов, бывший депутат борисоглебской гордумы от партии «Родина». Сейчас он как представитель общественной палаты наблюдает за голосованием.
У Бориса Михайловича, конечно, накопилось немало претензий и к городской власти, и к политической системе в целом.
— Ведь уже запредельное кумовство у нас. Куда ни глянь в государственных учреждениях, повсюду на кабинетах таблички с фамилиями родственников. А про засилье «Единой России» и говорить нечего. В нашем горсовете все основные посты у них в руках.
Однако поправки он тоже поддерживает. Почему? Возможно, по той же причине, что и основная масса вынужденных переселенцев. Повинуясь инстинкту самосохранения. Они на себе, на своей шкуре испытали, что такое слабая власть, к какому кровопролитию это может привести. Голосовать надо, и голосовать надо «за». Потому что иначе — обкуренные моджахеды, отрезанные головы и насаженные на арматуру мертвые школьницы.
Одна из них — Иоланта Агабабовян, юрист, долгие годы, уже после переезда, преподавала право в борисоглебском университете. Она профессионально изучила все поправки и собирается их поддержать. Особо останавливается на отмене примата международных судов. Наш разговор предсказуемо выруливает на судьбу Милошевича.
С ней соглашается и ее товарищ, коллега по ХОКО Борис Краснов, бывший депутат борисоглебской гордумы от партии «Родина». Сейчас он как представитель общественной палаты наблюдает за голосованием.
У Бориса Михайловича, конечно, накопилось немало претензий и к городской власти, и к политической системе в целом.
— Ведь уже запредельное кумовство у нас. Куда ни глянь в государственных учреждениях, повсюду на кабинетах таблички с фамилиями родственников. А про засилье «Единой России» и говорить нечего. В нашем горсовете все основные посты у них в руках.
Однако поправки он тоже поддерживает. Почему? Возможно, по той же причине, что и основная масса вынужденных переселенцев. Повинуясь инстинкту самосохранения. Они на себе, на своей шкуре испытали, что такое слабая власть, к какому кровопролитию это может привести. Голосовать надо, и голосовать надо «за». Потому что иначе — обкуренные моджахеды, отрезанные головы и насаженные на арматуру мертвые школьницы.
Давай дневник
Итак, с городом более-менее прояснилось. А что там в пригородах?
Село Чигорак, около 2300 жителей. Анна — член избиркома, расположенного в сельсовете, рядом с храмом. У нее пятеро детей. Работает уборщицей в двух местах: на лесной турбазе и в клубе, где заодно «пляшет и поет». Недавно купили старшему сыну машину. Она темпераментно рассказывает, как действует местное Территориальное общественное самоуправление (ТОС). И мост соорудили через речку, и площадку детскую, и облагородили центр села с мемориалом.
Потихоньку-потихоньку люди вовлекаются. Женщины идут в активность первые, за ними подтягиваются мужчины.
— У кого грузовичок — перевезти что-то, у другого трактор — насыпать земли. С каждого чуть, а на выходе результат. ТОС нас объединяет. А так сидели бы по своим углам.
Дошло до того, что даже цыгане стали помогать, участвовать в общем деле, чего доселе не бывало. Анна хочет, чтобы школьники тоже работали, помогали взрослым, как ей ее дети. Но нет. Эти ювенальщики, говорит, везде заслонов понаставили: что ни работа, то нужно согласие родителей. Она показывает, где раньше был школьный огород. Теперь там пустырь.
— Зачем вам, многодетной матери, еще и все это — ТОС, избирком?
— Люблю, когда вокруг меня движение. Люди, дела. Такой я человек.
Кажется, голосование по Конституции для нее просто лишний повод проявить свою энергию.
Чигорак разделен надвое речкой. Казалось бы, одно село, а жители разные. Одна сторона активно голосует, к середине цикла уже больше половины высказались. Другая буксует. Но в целом люди голосуют здесь активнее, чем в Борисоглебске.
— А еще дети у вас здороваются с незнакомыми — прямо музыка для городского уха.
— Попробовали бы они не поздороваться, — отвечает Юлия с профессиональной интонацией под названием «давай дневник».
Село Чигорак, около 2300 жителей. Анна — член избиркома, расположенного в сельсовете, рядом с храмом. У нее пятеро детей. Работает уборщицей в двух местах: на лесной турбазе и в клубе, где заодно «пляшет и поет». Недавно купили старшему сыну машину. Она темпераментно рассказывает, как действует местное Территориальное общественное самоуправление (ТОС). И мост соорудили через речку, и площадку детскую, и облагородили центр села с мемориалом.
Потихоньку-потихоньку люди вовлекаются. Женщины идут в активность первые, за ними подтягиваются мужчины.
— У кого грузовичок — перевезти что-то, у другого трактор — насыпать земли. С каждого чуть, а на выходе результат. ТОС нас объединяет. А так сидели бы по своим углам.
Дошло до того, что даже цыгане стали помогать, участвовать в общем деле, чего доселе не бывало. Анна хочет, чтобы школьники тоже работали, помогали взрослым, как ей ее дети. Но нет. Эти ювенальщики, говорит, везде заслонов понаставили: что ни работа, то нужно согласие родителей. Она показывает, где раньше был школьный огород. Теперь там пустырь.
— Зачем вам, многодетной матери, еще и все это — ТОС, избирком?
— Люблю, когда вокруг меня движение. Люди, дела. Такой я человек.
Кажется, голосование по Конституции для нее просто лишний повод проявить свою энергию.
Чигорак разделен надвое речкой. Казалось бы, одно село, а жители разные. Одна сторона активно голосует, к середине цикла уже больше половины высказались. Другая буксует. Но в целом люди голосуют здесь активнее, чем в Борисоглебске.
— Это вообще свойство села: мы дисциплинированнее, чем городские, — говорит Юлия, педагог, занятая на другом избирательном участке. — Собрались, сказали друг другу «надо» — и сделали.
— А еще дети у вас здороваются с незнакомыми — прямо музыка для городского уха.
— Попробовали бы они не поздороваться, — отвечает Юлия с профессиональной интонацией под названием «давай дневник».
Дети ТОСу не помеха
Евгения Лушникова с сыном Арсением. Директор ДК, руководитель ТОС. На том самом мосту, который соединил две части села. Но главное - она мать троих детей.
Заведующая ДК Евгения Лушникова председательствует в ТОСе всего год, а ее организацию уже ставят в пример. Больше всего она гордится железным мостом, который появился на месте старого, ветхого, по которому уже опасно было ходить и детям в школу, и пенсионерам в «сберкассу». Евгения с воодушевлением рассказывает историю этого моста. Как писали заявку от имени ТОС. Как замучилась ездить в Воронеж с отчетностью. Как выяснилось, что запросили мало денег. Как потом оказалось, что подрядчики мост строить готовы, но не хотят разбирать старый. И тогда Евгения Лушникова бросила клич среди односельчан. Размещала объявления в местной группе, обзванивала людей. Одни давали денег, другие шли выкорчевывать деревянные сваи. Сама она дневала и ночевала у речки, пока мост не построили. Однако нельзя сказать, чтобы включились многие. Семей пятнадцать активничали.
— Народ вроде что-то хочет менять, но не знает, как. Поэтому им нужен такой вот человек-локомотив. И почему-то еще они не верят в ТОСы. Это странно, потому что вот оно — вещественное доказательство, — она поглаживает перила нового моста. — Покрасить бы его надо…
— Есть догадки, почему?
— У людей колхозное мышление сохраняется. Ждут, что кто-то сделает за них и решит. Капитализм не прижился, социализм испарился. Что-то среднее у нас. Болтаемся посередке. Тяжело людей поднимать — с каждым надо работать индивидуально… Ну, ничего. Достучимся до них как-нибудь!
— Это же чисто общественная работа. Денег вы за нее не получаете. Что вами движет?
— Хочу, чтобы в нашем селе жить было комфортно.
— Зудит?
— Точно — зудит.
О поправках к Конституции она не говорит вовсе. Словно это к ее делу, к ее жизни не относится. Хотя избирательный участок размещается как раз в ДК. Зато охотно рассказывает про обучающие семинары, на которые регулярно ездит.
У Евгении трое детей. Одного, Арсения, она с собой на машине возит по делам голосования. Вообще многодетных семей здесь немало. Русских причем семей, трудолюбивых и зажиточных более-менее. И кажется, что это вовсе не помеха для гражданской активности. Наоборот, скорее.
— Народ вроде что-то хочет менять, но не знает, как. Поэтому им нужен такой вот человек-локомотив. И почему-то еще они не верят в ТОСы. Это странно, потому что вот оно — вещественное доказательство, — она поглаживает перила нового моста. — Покрасить бы его надо…
— Есть догадки, почему?
— У людей колхозное мышление сохраняется. Ждут, что кто-то сделает за них и решит. Капитализм не прижился, социализм испарился. Что-то среднее у нас. Болтаемся посередке. Тяжело людей поднимать — с каждым надо работать индивидуально… Ну, ничего. Достучимся до них как-нибудь!
— Это же чисто общественная работа. Денег вы за нее не получаете. Что вами движет?
— Хочу, чтобы в нашем селе жить было комфортно.
— Зудит?
— Точно — зудит.
О поправках к Конституции она не говорит вовсе. Словно это к ее делу, к ее жизни не относится. Хотя избирательный участок размещается как раз в ДК. Зато охотно рассказывает про обучающие семинары, на которые регулярно ездит.
У Евгении трое детей. Одного, Арсения, она с собой на машине возит по делам голосования. Вообще многодетных семей здесь немало. Русских причем семей, трудолюбивых и зажиточных более-менее. И кажется, что это вовсе не помеха для гражданской активности. Наоборот, скорее.
Слово есть слово
Настя Леликова безмятежна и прекрасна. Она только что окончила школу и вместе с одноклассниками фотографируется на память о последнем звонке, пускай и виртуальном. Уникальное зум-поколение. Чуть пьяное. Чуть наглое. И очень искреннее. Полностью свободное — на улице Свободы.
Из них по возрасту голосовать может только один. Но он отказывается в знак протеста — под одобрение остальных.
— Мне не нравится, что президент нашей страны не держит слово. Сначала сказал, что не допустит изменений в Конституцию кому-то в угоду. А потом сам и поменял.
— Ты же еще не родился, когда он об этом впервые заговорил.
— Ну и что? Слово есть слово.
— А родители твои как считают?
— Точно так же.
— Если бы у них было противоположное мнение, как думаешь, изменились бы ваши отношения?
— Уверен, что ни на каплю.
Истинно говорю вам. Как начинающий проповедник и свидетель новой Конституции. Настали другие времена. Интернет все запоминает. Теперь никому не избежать ответа за давностью сказанного и содеянного. Ты еще только брякнул что-то не подумав — а эмбрионы уже выправляют тебе окончательную бумажку, фактическую, выставляя полный борисоглебский счет.
Из них по возрасту голосовать может только один. Но он отказывается в знак протеста — под одобрение остальных.
— Мне не нравится, что президент нашей страны не держит слово. Сначала сказал, что не допустит изменений в Конституцию кому-то в угоду. А потом сам и поменял.
— Ты же еще не родился, когда он об этом впервые заговорил.
— Ну и что? Слово есть слово.
— А родители твои как считают?
— Точно так же.
— Если бы у них было противоположное мнение, как думаешь, изменились бы ваши отношения?
— Уверен, что ни на каплю.
Истинно говорю вам. Как начинающий проповедник и свидетель новой Конституции. Настали другие времена. Интернет все запоминает. Теперь никому не избежать ответа за давностью сказанного и содеянного. Ты еще только брякнул что-то не подумав — а эмбрионы уже выправляют тебе окончательную бумажку, фактическую, выставляя полный борисоглебский счет.
Комментарии:
Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...