Наверх
Интервью

Эффект Вертера

Почему за одним нападением на школу следует другое и как это остановить
17.12.2021
Три года назад психологи Кирилл Хломов и Денис Давыдов проштудировали 55 научных статей, осмысляющих феномен массовых убийств в школах разных стран, изучили логику этого явления, сформировали обобщенный портрет преступника и предложили способы предупреждения подобных трагедий
После уже третьего в этом году случая шутинга «Репортер» поговорил со старшим научным сотрудником Лаборатории когнитивных исследований РАНХИГС Кириллом Хломовым о том, в чем особенность нападения на православную гимназию в Серпухове и можно ли было его предотвратить

Текст: Иван Головченко
Православная гимназия при серпуховском женском монастыре - маленькая, на сто человек. В классах учатся от восьми до шестнадцати детей. И хотя преподают в гимназии церковнославянский и латынь, но требования не высоки, и сюда переводят даже тех, кому оказалось трудно в обычной школе. Так получилось и с тем выпускником, что 13 декабря принес в гимназию самодельную бомбу, подорвался на ней сам и ранил других.

Знакомые говорят, подросток не делал успехов в учебе, хотя в спорте был не хуже других. Его родители развелись, он жил с ними по очереди. Возможно, это и последующие события его жизни стали для него травмой: шесть лет он назад заболел раком, и ему удалили щитовидную железу, а потом умерла бабушка, которую он любил.

До лета 2021 года подросток ходил к психологу и принимал антидепрессанты, но потом перестал, хотя и заключил с психологом «антисуицидальный контракт» - обещал до 1 января 2022 года не причинить вреда ни себе, ни другим.
После нападений на школы в Германии и Финляндии были внесены значительные изменения в систему образования и социально-психологического сопровождения. На сегодня
у них эта проблема решена
                                              «Феноменкультурное явление»

— В своем исследовании вы утверждаете, что массовые убийства в школах – это особый феномен. Когда и где они произошли впервые?
— Если рассматривать нападение на школу не как хулиганство, а как культурное явление, то, конечно, надо обратиться к Колумбайну в США (нападение на школу «Колумбайн» в 1999 году, когда были убиты 13 и ранены 23 человека – Репортер), который стал символом, описанном в нескольких фильмах.

Первые случаи расстрелов в школах произошли тоже в США в 1920-х годах, в СССР встречались отдельные случаи в послевоенное время, и потом стали появляться в конце
1970-х. Но тогда это рассматривали не как отдельное явление, а как криминал, хулиганство, или списывали на помешательство. И конечно, засекречивали.

Также были нападения на школы в Германии и Финляндии, после которых там была проведена перестройка не столько на уровне контроля за оборотом оружия или за службами безопасности в школах, сколько были внесены значительные изменения в системах образования и социально-психологического сопровождения и помощи. На сегодняшний день, можно сказать, что у них эта проблема решена. Я не слышал про такие эпизоды в Великобритании или Японии, хотя в Японии суицидальная тема актуальна. Ведь рассматривать скулшутинг можно и как одну из форм суицидального поведения.

— То есть они идут не убивать, а умирать?
— Да, очень часто они готовы и планируют погибнуть — либо застрелиться сами, либо быть застреленными при задержании. Поэтому это может быть и суицидальным поведением. В скулшутинге не избирают жертву: они не приходят в школу разбираться с конкретными людьми. Здесь дело в коммуникации.

— В чем здесь коммуникация?
— Я рассматриваю это как коммуникационный акт с обществом, но не с теми, кого убивают. Жертвы используются для привлечения внимания к себе, к своей обиде. Это форма того, когда человек ощущает обиду, несправедливость. Сильное переживание гнева может быть выношено и выплескиваться потом в такой форме.

— Можно ли сказать, что тем самым подросток хочет показать, что-то вроде «я не глупый, я умею планировать, анализировать»? И что это импульсивное поведение?
— Эмоциональная составляющая там безусловно есть: это застревание в обиде, в переживании несправедливости, в желании отомстить. Но месть не кому-то конкретному, а обществу через конкретных людей.

Нападающие хотят, чтобы их остановили. Это бессознательно
Гильзы на месте преступления в школе «Колумбайн», 20 апреля 1999 года. Фото CNN
                                                                 Разморозка обиды

— Большинство тех, кто совершает подобное нападение, долгое время вынашивают эту идею. Они с этим находятся, думают об этом, хранят, как бы замораживают на длительное хранение, а заморозка может быть глубокой, на несколько лет даже. А потом реализуют. Один из наших коллег высказал предположение о «разморозке обиды».

— Что тогда становится поводом для такой разморозки?
— Например, острая потеря, острая неудача. Или это может быть целая система стрессовых факторов, тогда будет кумулятивный эффект, который важнее, чем какой-то один фактор. Также отсутствие социальной поддержки (но серпуховский случай выбивается из этого).

— Если выплеснуть обиду и гнев из этого человека раньше и другим, более мирным, способом, преступление можно предотвратить?
— Это мы можем только предположить.

— Почему перед нападением чаще всего подросток сообщает кому-то о своем намерении?
— Чтобы его остановили. Это бессознательно. Чтобы в самом начале, когда они уже приступили к осуществлению своего замысла, их кто-то остановил. То есть они и сделали, но и нет. У моих коллег, которые занимаются суицидами, я читал, что те, кто решил покончить с собой, иногда делают это прямо перед тем, как кто-то зайдет. То есть они знают заранее, что вот совсем скоро кто-то появится, чтобы совершить это, но иметь шанс спастись.
Я предполагаю, что у серпуховского подрывника была высокая степень отчаяния, которое он переживал, у него не было других ценностей, убеждений, целей, не за что было зацепиться
Охрана у стен монастыря после нападения на православную гимназию в Серпухове
                                                                        Серпухов

— Чем выделяется серпуховский случай?
— Это первый раз, когда нападавший ходил на занятия к психологу, хоть потом и бросил. До этого мы считали, что ни один из нападавших на школы не получал специальной психологической помощи, хотя некоторые из них имели психиатрические диагнозы и проходили лечение. Это маленькая школа, где учеников в классах совсем не много, и вниманием они там не обделены. Да и травли как таковой не было, нападавший сам заявил, что его не травили.

И, конечно, онкология. Этот факт нельзя обойти. Когда человеку ставят такой диагноз, а тем более в таком юном возрасте. Люди, которые получают онкологический диагноз, переживают ужас, отчаяние, одиночество, стыд, потому что думают, что с ними что-то не так, что они не такие, как другие. Это могла быть его месть за несправедливость судьбы, но это предположение надо уточнять, проверять.

Я предполагаю, что у серпуховского подрывника была высокая степень отчаяния, которое он переживал, у него не было других ценностей, убеждений, целей, не за что было зацепиться. Мизантропические убеждения объясняли ему самому его эмоциональное состояние. Это убеждение позволило ему легитимизировать свой гнев, свою ярость.
 Надо фокусироваться не на личности нападавшего, а на тех, кто оказался рядом. Рассказывать про жертв. Про тех, кто помогал 
спасать людей
Учитель и ученики, погибшие при нападении на школу «Колумбайн». Фото CCO
                                                                       Не герой

— Мне кажется очень важным дегероизировать нападающего, чтобы другие подростки в похожем состоянии не соблазнялись возможностью почувствовать себя героем фильма, и сместить акцент внимания с него. Надо фокусироваться не только на необходимости предотвращения повторных эпизодов, не на личности нападавшего, а также рассказывать про жертв, про тех, кто был там в том момент, на тех, кто помогал спасать людей на месте происшествия.

— Почему?
— Потому что есть цепная реакция, «эффект Вертера», который запускается избыточным вниманием к фигуре нападающего, а ведь это и есть то, что ему нужно, то, чего ему не хватало, почему он совершает нападение. И один случай дает старт следующему.
В мире очень много людей, у которых их переживание обиды и несправедливости, выражается в фантазиях, как они всех уничтожат, взорвут.

— Но ведь мы и вообще живем в фантазиях.
— Да, и в этом ничего ужасного нет. Есть описанный «эффект Зейгарник», суть которого в том, что если у вас есть незавершенное действие, то вы можете уменьшить свое психическое напряжение через фантазию о завершенном действии. То есть вам не обязательно бить в лицо того человека, который вас обидел: вы можете просто пофантазировать, как вы это сделаете, – и вас отпустит, и вы пойдете дальше. Но в данном случае это не работает: из-за своего внутреннего мощного сопротивления он не способен отпустить.
В подростковом возрасте другое представление о собственной смерти. Подростки переживают идею своей смерти не как то, что на этом все заканчивается

Хороший мальчик из вашего класса
 
— Обычно причины ищут в школе, но нападение может произойти в любой школе?
— Да, от этого никто не застрахован. Важно понимать, что в подростковом возрасте другое представление о собственной смерти. Подростки переживают идею своей смерти не как то, что на этом жизнь заканчивается: да, смерть, но потом я буду жить, имея дело с последствиями.

— Среди нападавших никогда не было девушек?
— Действительно, мы не знаем ни одного эпизода, где бы девушка напала.

— Почему убивать идут тихони, а не хулиганы?
— Хулиган – не тот профиль. Пока, по крайней мере, обычные хулиганы этим не занимались. Это были спокойные ребята, которые хорошо учатся, у которых есть некоторый круг общения, относительно благополучная семья, но при этом есть затаенная обида или нехватка внимания.
При этом, что касается буллинга и травли, только в 60% случаев нападений эти ребята были жертвами травли. То есть это говорит о том, что травля здесь определяющей роли не играла.
Германия строила свою систему социально-психологической работы с детьми 40 лет, а у нас до сих пор не принята концепция психологической службы в школе
— Как с этим бороться? Можно ли разработать методику предупреждения нападений на школы?
— Надо обсуждать и совершенствовать систему целиком. Надо вкладываться в социальную работу и поддержку. Для нас трудность еще и в спешке, в том, что мы хотим быстрого и качественного результата. Германия строила свою систему социально-психологической работы с детьми 40 лет, а у нас ее еще даже не начали выстраивать. У нас до сих пор не принята концепция психологической службы в школе. Надо проектировать и выстраивать систему, учитывая будущее, новое поколение и технологии, а это займет много времени, 10-15 лет точно.
***
Очень часто после таких происшествий близкие подростка и те, кто оказался рядом, начинают винить себя в том, что не смогли ничего предотвратить. Люди, которые столкнулись с нападением с другой стороны, тоже ищут виноватого или того, кого на эту роль назначить. Психологи говорят, что это сложная ситуация, и в ней нет одного виновника. Главное, чтобы не запускался круг вины.
Фото: stockfour/shutterstock.com

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...