Наверх
Фотопроекты

Близкие мертвые

Село, где могила достается в наследство или покупается вместе с домом 
04.08.2017
От харьковского центрального вокзала до станции Беспаловка - полтора часа на электричке. Потом, если не повезло с автобусом (а с ним часто не везет) еще километра два пешком – и село Пасики (Pasiky). Расположилось на холмах. Вокруг – яры, переходящие в густой дубовый лес.

До Второй мировой, и даже некоторое время после, в Пасиках не было кладбища. На вопрос «почему» все мои собеседники только пожимали плечами. Даже никто не задумывался. Умерших хоронили неподалеку от дома, в саду. Часто - под деревом. 
фото из архива Сергея Решетняка. Один из мальчишек – его отец
Подписи на могилах - редкость. Предполагалось, что родные и так знают, а чужим - не нужно. Сейчас большинство могил перепаханы под посевы. Либо потомками, либо новыми хозяевами участков. На местах, где стояли кресты, колышутся зеленые всходы картошки или кукурузы. Люди признаются, отводят глаза, и точное место предпочитают не показывать: где-то там, давно-давно было.
Кое-где сделано перезахоронение. Но это скорее исключение, чем правило. 
Случается и так, что купив дом вместе с могилой, новые хозяева следят за ней, даже не зная имени. Вообще ничего не зная. 
Мне было интересно, как это, жить рядом с могилой. В голову лезли какие-то предрассудки. Но стоило побывать на первой из них, в тени огромной яблони, и я выбросил глупости из головы. Не было напряжения, тревожности, никаких посторонних чувств, всего того, что я себе нарисовал в воображении и зачем-то ждал. Один только покой и умиротворение. Я привык видеть большие скопления крестов, вытесненные на окраину, и которые как бы наступают, теснятся, давят. Здесь было иначе. Мне никто не мешал. Я никому не мешал. Было просто. 
Сергей Решетняк, 61 год
«Здесь под яблоней похоронена сестра моего отца. У деда - звали его Нестор Левонтьевич - было два мальчика и две девочки, и это был бы пятый ребенок, получается. От чего умерла - не знаю, знаю что рано, маленькой совсем. Родилась в 1939-м, а хоронили в в 1941-м. Имени тоже не знаю. Помню, долго был просто холмик и крест деревянный. Отец потом поставил железный надгробок. Я слежу за могилой, убираю, траву кошу, но так чтобы прийти, посидеть - нет, это же мой дальний родственник». 
Анатолий Глущенко, 77 лет
«Ясинский Григорий Романович и Глущенко Клавдия Егоровна, моей матери родная сестра. Где, под каким крестом кто, я уже не помню. Жили они всю жизнь вместе, но официально мужем и женой не были. А тогда этого и не нужно было, жили и жили. Кресты падали, я их поднимал, чинил. Эти уже заново мною сделаны. Слежу, как могу. Траву кошу. А почему нет? Соседство такое меня не пугает. Я их любил, особенно Романовича. Сейчас уже мало у кого могилы сохранились. Вон там (машет в сторону поля) еще, помню, дед Коцуба был. Теперь там огороды».
Рая Селеткова, 52 года
«Каретник Григорий и (пожимает плечами) не у кого имени спросить уже... Мои прадед и прабабушка. Когда еще бабушка была жива, тетка говорила надо разорать (распахать - прим. авт.) землю под огород, но бабушка не позволяла. Вот и я держу место. Ухаживаю, убираю, в основном, на Пасху, на проводы. Нет ни страха от соседства, ничего. Это же уже век прошел, или больше!» 
Валентина Пустовит, 84 года
Она опирается на крест, как бы ощупывает его в поисках подсказки. Потом оборачивается к дочери, кричит ей чрез грядки с укропом:
- Галя! Кто тут? Кто тут лежит?
Не помнит и не узнает. В разговоре с дочерью и соседями выясняю, крест один, но там три могилы: семья из мужа, жены и приемного сына. Валентина - невестка Ивана, одного из братьев, чьи родители и сводный брат и покоятся здесь. О них ничего не рассказывают, не помнят имен, обещают поискать фотографии (ничего и не найдут). О приемном сыне узнаю, что умер не своей смертью. Пас корову на лугу, неподалеку отсюда, подорвался на снаряде, оставшемся с войны.
«Старые, деревянные кресты сгнили, - вдруг вспоминает Валентина. - я поставила железный. Взяла на кладбище... - и дальше ее воспоминания снова путаются».
 
Галина Шевченко (Пановица), 82 года
У нее во дворе я впервые встретил могилу с табличкой, где фотография и дата: Васько Фекла Кирилловна, 1918-1954. Галина плохо слышит, мы не говорим, а кричим.
«Это моя сестра. Ей сделали неудачную операцию в Мерефе, кесарево. Девочка выжила, а мать умерла. Помню, осень, дождик в это день шел, когда ее хоронили. Мне тогда было 18 год. Я в хату вошла, одела ее, расчесала, а хоронить повезли сюда, к родителям в дом. Никогда мертвых не боялась. Живых боюсь. Ухаживаю за могилкой, малину вырубаю, и эту скоро вырублю. А дочка ее перестала ездить. Осталась я одна баба здесь, как старчиха. Прохожу мимо, говорю: моя сестричка, моя сестричка... Считай, каждый день проведываю». 
Вера Покойна, 80 лет
«Здесь мой папа, Дорофей Федотович Покойный. Он умер в голодовку... Не знаю, как ее назвать. В начале 50-х была. Ездил в Харьков, хотел вещи какие-то продать или на еду выменять. Но там тогда столько было таких же, как он! Вернулся ни с чем, вон там, во дворе прилег... Кто-то ему корочку хлеба дал... Он умер. А здесь оставался немецкий окоп с войны. Туда на дно травы набросали, потом сверху, так и похоронили. Не то, что сейчас похороны бывают. Ухаживаю, как могу: крашу. А в этот год и краску купить не за что! Внуки знают, здесь их дедушка. Дедуличка».
Наталья, 55 лет
Фамилию называть отказывается. Опасается. Живут в Харькове, а здесь - дача. Уже почти 40 лет. Могила в саду была всегда.
«Даже не от предыдущих хозяев этого дома, а еще до них была. Кто там - не знаю. Ни таблички, ни подписи не сохранилось. Было - убирала, красила. На Пасху - пасочку вынесу, поставлю. Стоит могила - пусть себе стоит. Ну, уберу я крест, разровняю, буду ходить по этому месту... Это же грех. Когда у меня инсульт случился, говорила сыну похоронить меня тут, рядом. А он смеялся: только сад засерать! Но я не шутила». 
Алена, 39 лет
Могилы в зарослях. На краю огорода - до посевов кукурузы рукой подать. На памятнике табличка с гравировкой, сам памятник добротно сделан. Крест, который в глубине, поскромнее. Но тоже с табличкой. Даты нанесены сварочным аппаратом, цифры наплавлены: 1895-1921. Костя, мой проводник, осматривает разрыхленную землю. Толкает крест - крест ощутимо шатается. Костя говорит, кто-то уже присмотрел могилы, либо выкопать на металл, либо разрыть само захоронение - в поисках орденов, например, или еще каких-то ценностей.
Алена хозяйка ближайшего дома. Фамилию не скажет, от фотографии откажется. Рассказывает мало, с неохотой. Когда дом купили, могилы были:
«Восемнадцать лет живу, и они есть. Лет семнадцать назад кто-то еще приходил к ним, ухаживал. Не знаю, кто. Но мы не ходим. Нам они не мешают». 
Мой проводник вспоминает о ней случайно. Давно забытая. За могилой торчат остатки ограды из старых столбов и ржавой проволоки. Когда-то, вероятно, это была граница поля. Поле заросло травой и мелкими цветами. Заброшено. Поблизости - ни одного дома. А те что есть - дальше, на вид - новые. Расспросить о человеке не кого. Поют кузнечики.  

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...