Наверх
Репортажи

Свобода или так сойдёт

Русский бунт глазами рязанских дальнобойщиков 
06.07.2020
В Рязани еще слышно эхо протестов дальнобойщиков 2017 года (см. репортаж "Протест на обочине"): его участники продолжают получать и выплачивать штрафы за митинги, попадают в КПЗ, избираются в местные депутаты и спасают людей. Протест, с одной стороны, "слился" (цели не достигнуты), с другой — ушел к Навальному, а с третьей... Но есть ли в России третий путь — не молчать в тряпочку, но и в революцию не идти? Путь свободного дела и упорной защиты своих прав? 
Антиплатоники
Вот они. Виктор Субботин, он же Виктор Николаевич. Алексей Борисов, он же Леха. Дмитрий Анатольевич, он же Диман. Сергей Григорьев по прозвищу Чеченец. Скоро и Таня «Диспетчер» Сячнева подъедет, будет над каждым беззлобно подтрунивать. Это все те, кто в свое время двигал в Рязани протест.

В 2015 году в России началась стачка дальнобойщиков, протестующих против введения в действие «Платона» — системы денежного сбора с владельцев грузовиков массой свыше 12 тонн за пользование федеральными дорогами. На волне протеста возникла общественная организация — Объединение перевозчиков России (ОПР), ее отделения открылись во множестве регионов страны. Чуть ли не еженедельно приходили сообщения с мест: здесь грузовиками перекрыли трассу, там устроили сход, а там движутся колоннами на Москву. Казалось, уж эти-то мужики, связанные легендарной взаимовыручкой, вынудят власть отступить. Но — нет. Протест не вышел за пределы отрасли, оказался малочисленным и разобщенным и сдулся, не достигнув своих целей.

Стоя кучкой на площадке у берега Оки, мы с озабоченными физиономиями пытаемся понять, почему стачка провалилась и каким должен быть свободный бизнес в России. И, наверное, своим видом резко контрастируем с происходящим вокруг. Потому что рядом резвятся купальщицы, мимо проносятся велосипедисты, тянет жареным мясом. Тополиный пух. Жара. Июнь. Рязанцы, кажется, не слышали о коронавирусе. В масках, по крайней мере, никого. И повсюду эта атмосфера суетливой праздности — ведь карантин здесь так по-настоящему и не вводили… А тут мы со своим русским бунтом.
Сергей, Алексей, Дмитрий, Виктор – в своё время были моторами протеста дальнобойщиков против системы «Платон». Сейчас они пытаются понять, почему общероссийская стачка провалилась
Требование 1. Ясные правила для «барыги»
Речь заходит о «Платоне», и выясняется, что все так или иначе приспособились к этой системе контроля. Так — платят. Иначе — исхитряются не платить. Способов много, все известны и никто их не скрывает. Одни прибор отключают, другие ездят с откидными номерами, кто-то ставит «гасилки». Есть и такие, кто вовсе не регистрировался.
В общем, все как всегда у нас: голь на выдумку хитра, на каждого мудреца довольно простоты, наши люди не пальцем деланные.
— «Платон» этот нас, дальнобойщиков, не должен был так уж сильно волновать, — говорит Сергей Григорьев. — Ну, ввели. Что мы делаем? Автоматом включаем в стоимость перевозки груза. И поехали. Не нам бы собираться и будоражить народ, который в итоге за это и платит в магазине. А — наоборот.

— Тогда почему вы вышли?
— Да потому что противно, — отвечает Сергей. Похоже, слово «противно» — опорное в нашем общем разговоре.
Противно, например, слышать, как первое лицо государства называет тебя, предпринимателя, барыгой, хотя ты организовал десятки рабочих мест, стараешься изо всех сил платить налоги и горбатишься без продыха.

Сергей вспоминает, как попал однажды на номенклатурное заседание по теме грузоперевозок. Там чиновники всякие собрались, начальники, «Единая Россия». Ладно, на следующий день включает он телевизор, находит сюжет об этом заседании и слышит комментарий: «Необходимость введения нового вида контроля вызвана действиями недобросовестных перевозчиков, которые не платят налоги и портят дорожное покрытие».
— Что же я такое им испортил, …ь?! — кипятится он так, словно дело это не трехлетней давности, а минутной. — Двадцать лет не портил, а тут испортил! А то, что транспортный налог никто не отменял, — им на это плевать. А то, что платные дороги повсюду, — тоже. Я вот на юга работаю. Так вся почти трасса М-4 — за деньги. Вплоть до Краснодара.
Сейчас у Сергея 10 автомобилей. На него трудятся наемные водители, и он утверждает, что работает честно, пытаясь в белую.

— Если бы все было столь невыносимо, вы бы не работали?
— Но ведь система выстроена так, что приходится всех обманывать. Это унижает, и тоже противно. Нам нужны понятные и справедливые правила. Мы должны понимать, кому, за что и сколько платим. Едешь мимо поста: остановят — не остановят. Фу, пронесло. А нет — начинаются придирки, чтобы рублей срубить. Навводили контролей, а весогабаритка показывает что угодно. Я не вожу перегруз, но мне приходят два штрафа по весовому контролю: 150 тысяч и 300 тысяч рублей. Обжаловать невозможно. Пришлось обходными путями. Встало мне в итоге в гораздо меньшие деньги, — говорит он полузагадками. Кто понимает, о чем речь, тому и объяснять не надо, а кто не понимает, тому и не надо.
«Система выстроена так, что приходится всех обманывать. Это унижает, и противно. Нам нужны понятные и справедливые правила. Мы должны понимать, кому, за что и сколько платим»
Требование 2. Один патент вместо кучи проверок
— Как только в РФ появились налоговики и налоговая полиция, стало невозможно работать по правде, — соглашается с товарищем Дмитрий Анатольевич. — Ей богу, с теплотой бандитские девяностые вспоминаешь.

Все тут же наперебой начинают рассказывать, как это работало раньше — во времена первоначального накопления капитала и оскала капитализма. Возили помидоры-арбузы из Дагестана. Проезжали мимо постов. Этот был чеченский, тот ментовский. Все всех знали — кто собирает и какая такса. Была какая-то определенность, говорят, даже из машины не вылезали, и никто тебя не трогал.

— Главное, у предпринимателя должна быть раскрепощенность делового духа. Тогда и экономика двинется вверх, — говорит Виктор Николаевич. — Дайте мне купить патент на две машины. На год. Я заплатил. И все — работаю. Не надо меня больше трясти.
Три года назад у него в собственности было пять грузовиков. Сейчас два: на одном сам ездит, на другом — сын. Остальные продал, потому что из-за поборов-налогов и бюрократии стало невыгодно.

— С каждым годом в этой системе становится все труднее выживать. Перестать работать я не могу — у меня пенсия десять тысяч.
Сам он вышел на пенсию раньше своих сверстников, из-за Чернобыля. По Рязани на своей машине ездит с плакатом-наклейкой против «пенсионного геноцида и золотого топлива».
Алексей Борисов, как и все остальные, уверяет, что дальнобойщики-единоличники не против платить налоги. Но налогообложение должно быть еще и посильным.

— А они все время придумывают новое. И главное, под благовидными предлогами. В нашей отрасли у них главные темы — безопасность и экология. И вот они словно соревнуются, кто еще что изобретет! Сейчас вводят онлайн-тахографы для контроля за режимом труда и отдыха водителя — опробуют на общественном транспорте, возьмутся за нас. Хотят транспортный налог повысить кратно для машин с экологическим классом Евро-3 и ниже. А ведь таких машин миллионы. И это часто единственные кормилицы для семей. Потому что предприятия стоят. И работы другой нет, кроме как на старенькой машине грузы развозить.

— А я всегда твердил, что не в «Платоне» фигня — думайте, что будет дальше. Прогнемся, шею подставим — на нас еще хомутов навешают, — говорит Сергей.

Вы людям спасибо скажите, говорят все практически хором, что сами себе без помощи государства дело придумали, стали индивидуальными предпринимателями. Нет — они только доят и ограничивают.

— И мало кто сопротивляется, — продолжает Сергей. — Они нам выписывают штраф за выдуманное нарушение. А мы и платим не оспаривая. Хотя на самом деле почти все можно отсудить, любой пришедший «Платон». Вот в Кабарде, в Прохладном, где я учился, сообща наняли толкового юриста под штрафы. Так он еще ни одного дела не проиграл.
Есть «мы», есть «они». И это противостояние усиливается. Все меньше тех, кто ассоциирует себя с государством, все больше тех, кто хочет минимизировать связи с ним — уйти в тень и саботаж. Что там говорить, если некоторые лидеры протеста против «Платона» всерьез думают об эмиграции из страны. Кстати, и Алексей Борисов тоже. А один из них уже был бы в Канаде, если бы не коронавирус и отмена авиасообщения.

— Представляете, сколько бабла можно снять с нас за низкий экологический класс?! — спрашивает риторически Дмитрий Анатольевич. — Так мы бы и рады покупать новые машины, но на что?! Вы нам дали возможность заработать, снизив налоги? Нет — вводите новые. Может, предложили дешевые кредиты? Нет, они только дорожают. Что вы хотите — принудить людей сдать эти машины на чермет, поскольку их уже будет и не продать, и превратить работящих русских людей в армию люмпенов?! Так что дело не в «Платоне», а в несправедливости, которая уже под кожу залезла.
Алексей Борисов разочарован в своих коллегах, не поддержавших стачку, и в целом – гражданской пассивностью людей. Теперь, если он и протестует, то только в одиночку. Например, становится пикетом на своём грузовике где-нибудь посреди Рязани
Требование 3. Прекратить прессовать и отжимать
Очевидно, тот протест против «Платона» был не столько про государственные поборы, сколько про чувство собственного достоинства.
— Ты постоянно находишься в состоянии лжи — вот что страшно, — говорит Сергей. — Система превращает тебя в махинатора. Мало того что это стыд, так еще у них всегда есть, что тебе предъявить. И даже заработав деньги, мы зачастую не можем их получить. Отдаем в банк, а оттуда не забрать.

— Почему?
— Тысяча причин может обнаружиться, — говорит Дмитрий Анатольевич. — Чуть что — налоговый орган блокирует расчетный счет. Выкручивайся как хочешь.
Самое опасное и одновременно муторное — попасть под действие федерального закона № 115 «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма».
— Как только ты начинаешь зарабатывать прилично, они сразу принимаются подозревать в тебе мошенника, — говорит Сергей. — У них такая установка: есть деньги — ты вор.
Сергея недавно обвинили как раз по 115-му ФЗ. Заблокировали все счета. В чем там дело, что нарушил — разве найдешь концы! Ему нужен кредит, но везде отказывают. Службы безопасности банков, как только видят слово «терроризм», сразу делают охотничью стойку. Но вот что диковинно: потом, когда все уляжется, все, кто отказал, начинают ему сами и названивать с выгодными предложениями. Потому что видят, что он и нормальный налогоплательщик, и с приличным объемом бизнеса, и ни разу кредит не просрочил.

— Почему все так устроено?
— Потому что это выгодно крупному бизнесу, тем, кто кормится рядом с принимающими государственные решения. Если бы они за все платили законно, то вообще ничего не наваривали. У меня был заруб с налоговой. Заходим с юристом в кабинет, налоговик наши документы посмотрел и спрашивает изумленно: «Вы что, законно работаете?!» А потом стал предлагать фирму взять у него за пятьдесят тысяч и обещал за это «полную крышу». Я отвечаю: «Хочу честно работать. Под своим ИП или ОООшкой». Он мне: «Ну, тогда я и не знаю, как вы сможете зарабатывать».

— Получается, что в бизнесе остаются люди, которые склонны или способны к махинациям?
— Это один из видов отрицательной селекции, — отвечает Алексей Борисов. Это теперь и его фикс-идея, и результат протестного опыта, и повод остановить свою личную революцию.
«Самое хреновое — попасть под закон № 115 «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма». Только ты начинаешь зарабатывать, они принимаются подозревать в тебе мошенника, вора, а то и хуже»
12 тысяч рублей — и так сойдет
Алексей Борисов, один из главных моторов той стачки, за это время внешне изменился мало. И он все так же мало похож на дальнобойщика. Та же вызывающая серьга в ухе. Та же спортивная поджарость как результат веганства. И эта негромкая речь — не из серии «хочешь, чтобы услышали, говори тише», а просто так он себе представляет уважительный стиль общения.
Зато внутри это уже совсем другой Алексей Борисов. За эти три года он продрейфовал от революционера в сверкающих доспехах к экзистенциальному выгоранию.

— Как же так получилось-то?
— Новые налоги, пенсионный возраст, обнуление. Я понял, что основная масса никак не сопротивляется. И в какой-то момент, выйдя из ОПР, превратился в одиночку. Да, все равно я выгонял свой КАМАЗ в центр на одиночные пикеты. Когда уже совсем не выдерживал. Например, по делу «Сети» (организация, запрещенная на территории РФ. — Прим. ред.). Но все больше для своей совести. Она ведь гложет. Понимаю, что все впустую. Но нужно унять внутренний зуд, понимаете?!

Почему все так? В результате, отвечает, длившегося десятилетиями, если не столетиями, отрицательного отбора у нас извели тех, кто обладает хоть каким-то критическим мышлением. Это раз. Людей приучили довольствоваться столь малым, что любую подачку от государства они принимают как манну небесную. Это два.

Посмотрите, говорят дальнобойщики, на детские выплаты в связи с пандемией коронавируса. Десять тысяч рублей. И ведь народ радуется искренне, с благодарностью. Еще бы им не радоваться, замечает саркастически могучая кучка, и начинает перечислять зарплаты своих близких, сопоставимые с этим разовым пособием. А обратили внимание, как оперативно выплатили?! Они ведь очень внимательно следят, чтобы люди не дошли до самого края, за которым может начаться реальное восстание.

Дмитрий Анатольевич между тем подал официальную просьбу на 12 тысяч рублей компенсации как ипэшник. А как же гордость? С паршивой овцы хоть шерсти клок, отвечает. Вот так мы все и продаемся потихонечку, замечает Сергей. Впрочем, без упрека.
Марина — супруга Алексея. Она зоозащитница, работает в городской службе по контролю за безнадзорными животными. Очень беспокоится за мужа, когда тот затевает новую протестную акцию
Навальненок с ума сошел
— А вы не драматизируете? Вон, на Шиесе получилось отстоять свою землю от мусорного полигона.
— Там люди другие.

— Да, другие, вольница Русского севера. Все с оружием, потому что охотники. Но в целом те же: две руки, две ноги.
— А я, признаться, оружия никогда в руках не держал, — говорит Алексей задумчиво. — Хотя вот экстремистом слыву. Наверное, полезно съездить в их лагерь, подпитаться этой энергией. Но я все отговорки ищу — самому противно делается.

Но вот, буквально на какие-то минуты, глаза его воспламеняются. Это он ностальгически погружается в 2017-й. Очень буйное, говорит, было время. Сначала в Рязани протестовали, потом организовали «наезд на Москву» с тремя стоянками на МКАД, где его задерживали дважды. Потом поехал на «Русский марш» — присмотреться к людям: ведь все противники режима, рассуждает он, как минимум союзники друг другу. За это его «приняли» в третий раз и присудили 200 тысяч штрафа. А в конце года вообще было приключение. Рязанское ОПР затеяло новую забастовку — в преддверии президентских выборов. Он же, покинувший организацию, решил в одиночку поставить на площади Ленина свой КАМАЗ, обвешанный плакатами. Там было и «Путин опять выберет Путина. Я против». И что-то в поддержку Навального. И против «Единой России». А также — по своей теме: как раз штрафы повысили. Его репутация протестанта в городе всем известна. Понятно, что его пасли с самого начала, как только он снял ручник.

— Заблокировали на Первомайском. Машинами обставили, пробку устроили. — Все это он рассказывает с видимым удовольствием, как про славную охоту. — Люди все это выкладывали в соцсетях. Кто-то кричал: «Навальненок с ума сошел». Некоторые бесились из-за пробки: «Мы тебе машину сожжем!» Полиции всякой понаехало — и в фуражках, и в папахах. Я долго сопротивлялся, часа полтора. А потом эшник подходит, который со мной на всех акциях общался: «Не уберешься, пойдешь по уголовке. У тебя и так в этом году перебор». Сопроводили они меня до стоянки. И — все. Разъехались по своим делам. Представляете?! За все за это мне не было ничего. Вообще — ни-че-го. И это было всего три года назад! Три!
Ипотека — и так сойдет
Недавно исполнилась давнишняя мечта Алексея – у него появилась «Скания». Да не какая-нибудь, а легендарная – 143-я модель. Пускай уже и старушка 30-летняя, зато не «Камаз», на котором он ездил лет десять
Теперь же все кардинально иначе.
— Даже встать не позволят, — говорит Дмитрий Анатольевич, — они же за это время натренировались: и разгонять, и по домам задерживать накануне акции.
Рассказывают, как во время «наезда на Москву» их недели две не могли выгнать с протестных стоянок: согнали технику, вырыли ров вокруг фур, раздолбив асфальт, огородили бетонными блоками, а потом эвакуаторами оттуда вытаскивали. Вот какие были вегетарианские времена, говорят они.

— А поддержку вы ощущали от посторонних?
— Остановился в средней полосе пятитонник, застопорил движение, сигналил в нашу поддержку. Кто-то махал приветственно, кто-то раза два что-то в рацию ободряющее сказал: «Молодцы, круто». Большинству же было все равно.
Хотя знали о протесте все в отрасли грузоперевозок, многие — подробно. Даже сейчас где-нибудь на загрузке нет-нет да заходят разговоры: и стояние в Химках помнят, и другие акции. Люди были в курсе, но не участвовали. Зато сейчас любимое их дело — сказать: «Ну, и чего вы добились?!»
— Невыносимо слышать такое, — говорит Алексей. — Волна возмущения внутри меня поднимается: «А почему я должен был для тебя чего-то добиваться?!»

— И что они отвечают?
— Ничего. Думаю, они так оправдываются. Мол, сразу было понятно, что ничего не выйдет, и значит, я был прав, что не участвовал. Как после этого относиться к людям?!

— Например, снисходительно. Не все могут с одинаковой интенсивностью бастовать. У людей есть семьи, дети, ипотеки, кредиты.
— Возможно… Кредит — вообще главный инструмент подавления протестующих.
Штрафы страшнее драки
Так все-таки: почему провалился протест?
Сразу напугали людей. Тогда, в 2017-м, стали выписывать сногсшибательные штрафы по «Платону» — до миллиона рублей. Этак за неделю можно всего лишишься, подумали некоторые, отдашь и квартиру. И отвалились. Кроме того, сумели разобщить людей, даже таких, казалось бы, традиционно сплоченных, как дальнобойщики.
А еще в самом ОПР было много противоречий, столкновений амбиций. Лидеры срались, говоря по-русски. К тому же массовости не удалось достичь — да, отделения объединения открылись в половине регионов, но в каждом числились по несколько человек. А остальная масса со стороны наблюдала, демонстрируя почти полный инфантилизм.

— То есть сообщество дальнобойщиков находится в состоянии…
— …нестояния, — подсказывает Диман.
Процессы разобщения продолжаются. И из-за имущественных различий — у кого-то битый КАМАЗ, а у другого свежий MAN; у этого один грузовик, а у того — пять. И из-за того, что одни работают на себя, а другие, наемники, — на дядю. Мало того, конкуренция за выгодные заказы, и без того нешуточная, в разгар экономического кризиса обострилась.

— Раньше иначе было?
— Чтобы кто-то на дороге не помог — трудно представить. Помню разговор с товарищем. Дай, говорю ему, три миллиона. Возьми, отвечает он. А расписку, спрашиваю, брать не будешь? А ты чего же, намерен не отдавать, говорит он. Если намерен, тогда зачем мне твоя расписка.
Если по правде, то застрельщики рязанского протеста напоминают малоопытных торговцев на рынке. Продавая товар, который им самим нравится, кажется им, что он должен нравиться и всем остальным, покупателям. А протест такого рода, оказывается, заводит людей совсем не одинаково — и далеко не всех.

— А что было бы, если протест 17-го года вы затевали с людьми из середины 90-х?
Лица дальнобойщиков светлеют, как бывает, когда нахлынут приятные воспоминания.
— Как же мы дрались стенка на стенку, — обращаются они другу к другу, — человек по 150 с каждой стороны! А потом примирялись. И никто ничего не боялся. Ну, приедет участковый — и что?! Да, измельчал нынешний народ, измельчал.
«У нас извели тех, кто обладает хоть каким-то критическим мышлением. А кроме того, людей приучили довольствоваться столь малым, что любую подачку от государства они принимают как манну небесную»
Виктор Субботин на встречу товарищей по протесту хлебосольно привёз американского фаст-фуда. По натуре он – оптимист. Считает, что нужно искать другие способы влияния на власть. Именно поэтому он избрался в муниципальные депутаты своего посёлка и баллотируется в областную думу
Из протеста в депутаты
Виктор Субботин между тем рассуждает все больше о политических причинах провала протеста. И если горит внутри человека пламя созидательной деятельности, то загасить его трудно. Кончился «Платон» — Виктор пошел в муниципальные депутаты. У себя в поселке Лесной, в 30 километрах от Рязани, с 7 тысячами населения. Зачем ему это, объясняет обстоятельно. Тут есть и классическое прогрессорское «хоть какую-то пользу принести». Есть и ссылка на лихой темперамент. А есть и экзотическое — искупление поколенческой вины:
— Мы после распада Союза сидели одурманенные советской жизнью, все ждали следующего «Лебединого озера». У нас же в сознании не было, что можно выйти и отвоевать что-то. Не могу себе простить, что упустили мы тогда свободу. Так что хочу я себя реабилитировать, что ли.

Он рассказывает, как ему приходится в одиночку тормошить это болото под названием поселковая дума. Потому что сейчас это не орган власти, а симулякр народовластия; считает, что совет депутатов должен утверждать решения администрации, а не наоборот; по уставу, совет обязан собираться не реже одного раза в три месяца, а никто не соблюдает.
— Зачем суету поднимать, если проблем у них нет, — говорит Виктор Николаевич, возвышая голос. — Военный завод развалили. Больница на ладан дышит — оптимизировали. А ведь раньше там и хирурги были, и операции делали. А теперь главврач говорит: бумаги нет. Просит в администрации — там отвечают: у нас тоже нет.

— Защита хоть есть от коронавируса?
Депутат Субботин начинает заливисто смеяться.
— У нас в 95-м поезд из Узбекистана остановили с холерой? Пассажиров ссаживали и к нам возили. С тех пор один защитный костюм остался.

А тут все-таки собрались депутаты и решили цены на банные услуги повысить. Большинство, конечно, поддержало. Только депутат Субботин против: «Кто вам сказал, что у людей доходы выросли, чтобы они могли больше платить?!» Начальники в ауте. Они даже представить не могли, что кто-то может им возразить! Одни бюджетники в совете, а они привычно безмолвны. В общем, жестко прокачал права Виктор Николаевич — и победил.

— Выходит, все-таки существуют процедурные возможности, чтобы продвигать свои интересы?
— Да, и их можно использовать. Но люди не верят в себя. Что я могу, спрашивают. Как что!? Надо, как я, идти внаглую на выборы, контролировать избирательный процесс. Ясно, что ничего мы протестами не добьемся. Надо проникать во власть, пускай сначала — первого уровня, наращивать там свое присутствие, пробираться выше и массово, чтобы изнутри сломать их гнилую систему. Это тяжелый, кропотливый труд. А мы хотим в один день все под себя переделать.
«А потом эшник подходит: «Не уберешься, пойдешь по уголовке». Сопроводили они меня до стоянки. И — все. Разъехались по своим делам. Представляете?! За все за это мне не было ничего. Вообще — ни-че-го. И это было всего три года назад! Три!»
У русских работяг нет политического представительства. Они это про себя понимают. Но не понимают, как этого представительства добиться. А вот так — как Виктор Субботин. Сейчас он баллотируется в облдуму от КПРФ.

— Пройти не пройду. Но не знаю, как иначе навредить тем, кто там пасется постоянно.
Он хоть и не член партии, идет одномандатником по ее списку, а провластные кандидаты уже волнуются, что появляются хоть какие-то конкуренты не из их лагеря.
42-летний Алексей Борисов слушает 60-летнего Виктора Николаевича со смесью восхищения и скепсиса.

— Вите честь и хвала. Но я не верю в этот путь — путь политического представительства. Можно на низовом уровне пробовать, делать мелкие дела какие-то. И — да, они отдают решения по мелочи: баня там, или на кладбище мусор убрать. Но глобально все будет только ухудшаться. И не пустят выше таких.

— А как же теория малых дел?
— Она не работает.

— В России?
— В России. В других обществах работает.

Два дальнобойщика — два взгляда на борьбу. Пессимист и оптимист? Но мир не бинарный! Они хотят одного в общем. Просто оптика каждого настроена по-разному. В зависимости от натуры.
Обнуление солидарности
Алексей тем временем рассказывает о том, как изменились нравы сообщества на дороге. Он лет 10 уже ездит, развозя в основном ЖБИ и стройматериалы, по областям вокруг Москвы. И раньше в радиоканале постоянно шел какой-то разговор. Не обязательно о политике. Так — треп о том о сем. А сейчас едешь, говорит он, и думаешь, что у тебя рация сломалась.
— Люди перестали общаться. Если колейка собралась — спросят, что случилось, чего стоим, кто кому солярку продает. А так — нет. Тишина, пустота.

— Что с людьми случилось?
— Может, опасаются сболтнуть лишнего, политического. Время такое — за языком надо следить.
— Обнулились, — пытается юморить Дмитрий Анатольевич. Но никто не смеется.
— Пелевинщина прямо какая-то. Дальнобойщики и пустота.
— Никто ни во что не верит, — продолжает он. — И не надеется на лучшее. Я когда машину купил двенадцать лет назад, то хотел чего-то. Планы на жизнь были. Потом на вторую накопил. Перло мне по сравнению с теперешними временами. Начал дом потихоньку возводить. Думал, как построюсь, так машины продам, землей займусь — осяду. А потом пятнадцатый год пришел — после всей этой Украины, Крыма, — и все словно обрубилось. Смотришь туда, за горизонт этот, и перспективы не видишь. А чаще и не смотришь даже.
— А вам не кажется, что чем больше мы таких протестных акций проводим, тем власти выгоднее? — спрашивает вдруг Сергей.

— Как это?
— Ну, я вот стал замечать: чем больше народ правды знает, тем меньше залупается. Мы митингуем, но людей новая инфа уже не шокирует. Выработался иммунитет. А в результате — апатия.
Из протеста — в волонтеры
Приезжает и Татьяна Сячнева. Хохотушка и насмешница. Настроение у всех ее товарищей поднимается, угрюмые морщины Че Гевары разглаживаются.
В свое время в штабе ОПР Татьяна выполняла обязанности координатора. Сейчас она по-прежнему работает диспетчером — распоряжается заказами на грузоперевозки. А своей высвобожденной гражданской энергии нашла новое применение — волонтерствует в поисково-спасательном отряде «Лиза Алерт». Кажется, она единственный человек в Рязани, кто носит маску, — таково требование «Лизы Алерт». Не дай бог, зараза проникнет в отряд, экипажи — поисковые операции окажутся под угрозой.

Татьяна резкая. Говорит как осеннюю капусту шинкует. С хрустом.
— С фига ли! — это она так отвечает на вопрос об отсутствии взаимопомощи. Продолжает: — Ни один из водителей не отказал, если просишь: «Выручайте, ребенка ищем, наших не видели, в рацию покричите». А кому перестали помогать, может, самому начать — тогда и ему, глядишь, начнут?
— Сделал добро, брось в воду и забудь, — довольно поддакивает Диман.

— Обидно, что «Платон» провалился?
— Это смотря кто на что рассчитывал. Кто думал, что власть от его оров убежит, тот ребенок — надо смотреть реальности в глаза. Ты веришь, хочешь, надеешься. Не получилось? Еще получится. Потихонечку. Как Виктор Николаевич. Чего-то да изменит. За ним другой придет и еще немножечко изменит. А вместе и множечко. И так пойдет-пойдет… И нормально все будет. Только надо делать. А не трещать!

— Положительный опыт какой-то появился?
— Друзьями обзавелась, неординарными — гражданский протест притягивает ярких. Научилась отстаивать свою точку зрения. А еще перестала полиции бояться. Раньше крестилась-молилась: хоть бы опять не забрали. Теперь же мы с ними вместе идем в тайгу на поиск. И я вижу, что они переживают за людей.

— Можете допустить, что это те же самые люди, которые разгоняли вашу стачку?
— Конечно. Они же очкуют. У нас парнишка — в Росгвардии служит. Будешь нас бить, спрашиваем, если выйдем на улицу митинговать? Буду, отвечает, приказ ведь!

— Почему волонтерские движения не перерастают в политические? Ведь люди там граждански активные?
— А поэтому и расцвело волонтерское движение, что в политике негде развернуться. Кто-то боится. Но активность надо куда-то девать. Там палками изобьют. А тут спасибо скажут. Благородное дело. Но вообще мы стараемся о политике не говорить, чтобы не портить отношения. Люди очень разные, а нам нужна солидарность. И религию не обсуждаем. Хотя запрета нет. Казак с нами ходит — попробуй ему что-то против патриарха сказать!
Татьяна Сячнева в свое время в штабе рязанского отделения Объединения перевозчиков России выполняла обязанности координатора. Сейчас она по-прежнему работает диспетчером — распоряжается заказами на грузоперевозки. А своей высвобожденной гражданской энергии нашла новое применение — волонтерствует в поисково-спасательном отряде «Лиза Алерт»
О протесте все в отрасли грузоперевозок знали, многие — подробно. Но не участвовали. Зато сейчас любимое их дело — сказать: «Ну, и чего вы добились?!» Мне просто невыносимо это слышать
— Что же тогда люди обсуждают?
— «Помогите забор поставить». «А поехали после поиска на шашлыки».

— Не поправки в Конституцию?
— Не поправки.
— Ну вот почему французские «желтые жилеты» могут отстоять свои несколько евроцентов на бензин, а мы не выходим даже по критически важным поводам?
— Может, у нас стольких жилетов нет, — пытается снизить жанр Татьяна.
— Эх, свободолюбие в нашей школе не преподают… — тоскливо говорит Дмитрий Анатольевич.

— А во Франции что — преподают?
— Но менталитет-то совсем иной, — говорит Алексей.
— Честно говоря, надоело, что все наши недостатки объясняют менталитетом.
— Почему нет? В американской Конституции закреплено право народа на восстание. Именно поэтому там разрешается свободное владение оружием. На случай, если власть станет творить беззаконие. А у нас любую мысль о таких вещах вытравливали. Внушали, что всякая власть от Бога. Чувствуете разницу?!

В качестве иллюстрации Алексей рассказывает историю из собственного опыта.
Есть в Рязани нефтезавод, основной загрязнитель воздуха, из-за которого иногда бывает дышать нечем. А также несколько сотен граждан, объединенных в группу «Дышим чисто». Начинается вонь — они обращаются в МЧС. И губернатору пишут. Тот же всякий раз делает озабоченное лицо. Разберемся, обещает. Но затем все повторяется. Так вот, Алексей как в эту группу вступил, так и вышел. Почему? Пытался объяснить, что без политики ничего не решить. Но ему отвечали: это не наша тема. Администратор вообще посоветовал не забивать людям голову. Что в результате? Недавно они сообщили, что два года борьбы результата не дали, и они написали Путину.
— И вроде бы вот они — активные люди, которые хотят и готовы тратить свои время и силы на пользу общества, и повестка актуальная. Но все опять в никуда, — подытоживает Алексей. — И вылечить это нельзя.
Будущий бунт: все перекроют, но без бухла
Мы едем по вечерней расслабленной Рязани. Взрослые горожане катят на дачи. Вовсю беснуется молодежная автотусовка — врубив музыку в машинах с посадкой под названием «чем выше горы, тем ниже “приоры”». А дальнобойщики то и дело вспоминают былые сражения.
— Помнишь, здесь бодались? — говорит Диман. — Мент сказал: или по-хорошему уходите, или я вас ломать буду.
— Это было время, когда они не знали, что с нами делать… — отвечает Алексей Борисов.
— Ты смотришь прямоугольно, почему нам позволили, — говорит Сергей. — Просто это было кому-то нужно наверху. Что им стоило пригнать дилера, понасовать в машины всякой хрени и ОМОНом упаковать всех к чертям?!
— Серег, мы, когда у «Ашана» стояли, нам проститутку подсунули…
— Двух, двух, — хрипло поправляет Дмитрий Анатольевич, — а потом написали о нас, что мы бухаем и… блудом занимаемся. Хорошо, я свет сразу включил, чтобы было видно, что в кабине происходит! Они реально не имели опыта. Решили, если сильно не ворошить, то само рассосется.
— Но у многих все-таки нет ощущения апокалипсиса. По крайней мере, интернет пока не закрыли и за политические анекдоты не сажают.
— «Пока» — ключевое слово.

— А можете вообразить успешный протест в теперешней России? Что это — миллион на Манежке?
— Армянский сервис у нас на стоянке есть, парни нам видео показывали, как у них, в Армении, люди протестовали в позапрошлом году. Машины поставили везде хаотично, люди вышли, пляшут под национальную музыку. Я склоняюсь к такому на первом этапе. Не воевать, а просто перекрыть дороги, заблокировать административные здания. Мирный гражданский протест. С танцами...
— Но без бухла… — подсказывает Диман.
— Но без бухла, — соглашается Алексей. — Не знаю, чем это обернется. Кровь наверняка прольется, не бывает иначе в России. Но начать надо с этого.
Протест и работа сливаются у них в целое. Сначала рассказывают историю об американских коллегах. Две недели те стояли в 200 метрах от Белого дома с требованием обуздать аппетиты брокеров. А потом к ним вышел человек в костюме и записал на бумажку, чего они хотят. Чем все закончилось, наши дальнобойщики не знают. Кажется, не столь важно. Главное — власть понимает, что она наемная, поэтому имеет навыки и традицию сотрудничества с народом.
И тут же дальнобойщики обсуждают, как с помощью газа добавлять КАМАЗу мощности, когда тот катит в горку: «Видел же, как черным дымит. И еще стартером можно помочь».
Я хоть сейчас могу сесть в машину и двинуть протестным маршем на Москву, — говорит Алексей Борисов, — но боюсь, что оглянусь — а за мной никого, никто не едет, снова…  
Скамеечка и Конституция
Приезжаем на стоянку большегрузов. Алексей преображается, будто стакан живой воды выпил. Еще бы — здесь обитает его Скамеечка. Так трепетно он зовет свою новую подругу — «Сканию». Конечно, не бог весть какое имя. Не то что у КАМАЗа Дмитрия Анатольевича — Василий Анатольевич, брат. Но ведь не безымянная же. И ничего тут нет смешного — грузовики тоже люди.

Алексей сменил 30-летниий КАМАЗ, на котором ползал лет десять — хотя спасибо ему за все, — на 30-летнюю же «Сканию». Полгода ее в порядок приводил. По выходным, по вечерам. Давно о такой мечтал. Кредит взял — купил. Легендарная модель, 143-я. По мнению людей понимающих, считается лучшей на планете Земля за всю историю коммерческого транспорта. Неубиваемая — это раз. Два — на ней стоит знаменитая «восьмерка», культовый мотор в 400 лошадей. Звучит он как песня, аж до мурашек, говорит Алексей. Заводит двигатель — если воображение богатое, в этом утробном урчании можно угадать Леонарда Коэна позднего.
Что ни говори, а дальнобойщик — не столько дело, сколько форма человеческого бытия.
Закончив нахваливать Скамеечку, Алексей принимается обсуждать с Дмитрием Анатольевичем, когда и где вставать с одиночным пикетом против поправок к Конституции. Скорее всего, будут передавать плакат друг другу на площади Победы. Место проверенное, технология отработанная. Но есть нюанс. С некоторых пор власть пытается рассматривать одиночный сменный пикет как индивидуальное проявление коллективного недовольства и подводить под массовое мероприятие.
— Вполне могут в кутузку отправить за экстремизм, — с деланным безразличием сообщает Дмитрий Анатольевич.
— Давненько меня не закрывали, — отвечает Алексей почти мечтательно. А потом добавляет: — Знаете, я люблю панк-группу «Порнофильмы». И у них альбом есть такой: «В диапазоне между отчаянием и надеждой». Так вот, это мое состояние сейчас.

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...