Репортажи
Ремесленный особнячок
Как вдохнуть новую жизнь в старые промыслы — и что из этого выйдет
11.03.2023
- Публикатор: Арина Коростелева (musicaberez)
- Текст: Арина Коростелева
Мæ мæгуыр Ирыстон! Æрцæуæг æлдарæй, Тыхгæнæг хæддзуйæ дæ ма уæд, ма, мæт? Осетия! Можешь ли ты покориться Пришельцу-алдару, что мучит народ? Коста Хетагуров (основоположник осетинского литературного языка), «Тревога»
«Пока глаза мои светят из-под бровей, буду поступать по чести»Нартовский эпос осетин
На юге России, в предгорьях Северного Кавказа, лежит город Владикавказ. Зимой он посерел и немного отсырел, снега в нём маловато — весь скапливается ровно за городской чертой, одевая придорожные кусты в густой иней. Город подпирает Столовая гора или, по-осетински, Мады-хох — Гора-мать. А в самом городе живут удивительные люди — со своей верой и твёрдыми убеждениями, непревзойдённым гостеприимством и жизнелюбием.
Здесь пойдёт речь про тех осетин, кто чтит свою историю настолько, что прикладывает к ней руку и становится её частью, отдаёт добрую долю своей жизни почитанию культуры своих предков.
Иудзинад
В стороне от оживлённого центра города, которым считается проспект Мира, в здании гостиницы «Амран» располагается штаб организации «Иудзинад». Это даже не организация, а скорее общественное движение, в котором участвуют неравнодушные люди. Создали его по решению Форума осетинских фамилий в 2014 году.
Алан Туаев, куратор движения "Иудзинад", показывает плакаты национального конкурса для школьников «Ирон дæн æз». Фото: Арина Коростелева
— Иудзинад в переводе — это движение к единству. Тут важно подчеркнуть процесс. У нас есть свои уставные цели, — рассказывает Алан Туаев, нынешний куратор движения, — одна из которых — это сохранение традиционных ремёсел, поддержка мастеров и тех, кто хотел бы им учиться. Мы сотрудничаем с людьми с чистыми помыслами, с которыми мы сходимся по целям и стремлениям.
«Иудзинад» организовывал мастер-классы по валянию войлока прямо в своём зале с длинными блестящими столами для заседаний. В той же гостинице «Амран», но на нижнем этаже, в банкетном зале местного кафе, они устраивали уроки традиционных танцев. Здесь же руководители движения позволяли мастерам складировать свои принадлежности и произведения — например, куклы или музыкальные инструменты. Однако сначала из-за ковида, а потом из-за СВО помещения просили освобождать, одно за другим. Места под мастерские приходилось арендовать в других местах.
Алан Туаев лично столкнулся с тяжестью турбулентных времён. Десять лет назад он сделал так, чтобы каждый вечер на Пушкинской площади люди танцевали. Собирались и туристы, и местные, молодые и старые.
Алан Туаев лично столкнулся с тяжестью турбулентных времён. Десять лет назад он сделал так, чтобы каждый вечер на Пушкинской площади люди танцевали. Собирались и туристы, и местные, молодые и старые.
Сейчас Пушкинская площадь выглядит совсем забытой. Фото: Арина Коростелева
— У нас было такое дело как осетинская песня, — рассказывает Алан об истоках своего предприятия. — Это героические песни про героев разных времен и войн, даже про героев Дунайской войны. Это обрядовые песни, которые больше всего нуждаются в сохранности, потому что к обрядам отношение поверхностное. Есть и обращения к создателю и к святым. Святой — это чисто русское слово, к нашим не отнести, но по-русски это песни, которые славят их. И мы решили собираться и учить их, возрождать традиционное игрище. Молодежь назвала его осетинской дискотекой.
Сейчас площадь находится в запустении — плитка взрыта, территория огорожена, а лавочки, на которых сидели пожилые ценители песен и танцев, куда-то унесли.
— Мы не проводили вечера уже года два-три, — Алан сохраняет самообладание, но нотка разочарованности и грусти за своё детище проскальзывает в его голосе. — Сначала пандемия, потом СВО. Сейчас не проводим, потому что наши ребята гибнут. В одно время слишком много привозили гробов оттуда. Пыталась молодёжь как-то, но подошли, пресекли — не время ещё танцевать.
Сейчас площадь находится в запустении — плитка взрыта, территория огорожена, а лавочки, на которых сидели пожилые ценители песен и танцев, куда-то унесли.
— Мы не проводили вечера уже года два-три, — Алан сохраняет самообладание, но нотка разочарованности и грусти за своё детище проскальзывает в его голосе. — Сначала пандемия, потом СВО. Сейчас не проводим, потому что наши ребята гибнут. В одно время слишком много привозили гробов оттуда. Пыталась молодёжь как-то, но подошли, пресекли — не время ещё танцевать.
Алан, как гостеприимный благодушный хозяин, делится достижениями «Иудзинада» — дарит на прощание диск инструментального ансамбля, который зародился на этом игрище (сейчас этот ансамбль выступает в хоре героической песни при филиале Мариинки во Владикавказе); дарит и сборник рассказов писателей из Осетии, Дагестана, Чечни, Кабардино-Балкарии, выпущенный с помощью «Иудзинада».
Вопрос о необходимости оживлять традиции, возвращаться к истокам и изучать жизнь предков поднимается в обществе всё чаще, как будто в противовес тому изобилию вещей, интересных, но слишком громких и быстротечных, которые занимают всё наше время в настоящем. Всё-таки когда вставляешь диск в старенький магнитофон и начинаешь слушать любовно воссозданную традиционную осетинскую песню, чувствуется иной художественный вес, иной размах мысли, иное её направление.
— Почему важно не забывать про традиции? Это ведь связано с Создателем нашим, — делится мыслями Алан. — Русский народ создан Богом как русский народ, а если он не будет делать то, что относится к русскому народу, вплоть до ремёсел, культуры, обрядов, традиций, то он перестанет быть русским народом и не станет никем больше. Это против Создателя ведь? А мы не хотим против Создателя своего идти. Каждому надо своё хранить. Но можно делиться, что-то хорошее перенимать, при этом всё равно оставаться самими собой.
Почему ремёсла уходят в прошлое — это больше философский вопрос, — продолжает он. — Люди сейчас работают. Эта работа не связана с ремёслами, ремёсла ведь подразумевают труд. Даже по физике труд и работа — это разные величины. И вот люди идут работать, забывая трудиться.
Вопрос о необходимости оживлять традиции, возвращаться к истокам и изучать жизнь предков поднимается в обществе всё чаще, как будто в противовес тому изобилию вещей, интересных, но слишком громких и быстротечных, которые занимают всё наше время в настоящем. Всё-таки когда вставляешь диск в старенький магнитофон и начинаешь слушать любовно воссозданную традиционную осетинскую песню, чувствуется иной художественный вес, иной размах мысли, иное её направление.
— Почему важно не забывать про традиции? Это ведь связано с Создателем нашим, — делится мыслями Алан. — Русский народ создан Богом как русский народ, а если он не будет делать то, что относится к русскому народу, вплоть до ремёсел, культуры, обрядов, традиций, то он перестанет быть русским народом и не станет никем больше. Это против Создателя ведь? А мы не хотим против Создателя своего идти. Каждому надо своё хранить. Но можно делиться, что-то хорошее перенимать, при этом всё равно оставаться самими собой.
Почему ремёсла уходят в прошлое — это больше философский вопрос, — продолжает он. — Люди сейчас работают. Эта работа не связана с ремёслами, ремёсла ведь подразумевают труд. Даже по физике труд и работа — это разные величины. И вот люди идут работать, забывая трудиться.
Куклы
Алан пригласил в гости в кукольную мастерскую к своей хорошей знакомой, которая сотрудничает с «Иудзинадом» уже не первый год. Аза Таутиева изготавливает авторскую куклу и проводит мастер-классы для всех желающих уже более десяти лет. Сейчас ей выделили новое помещение для мастерской, которое арендует «Иудзинад». В нём царит умеренный творческий беспорядок и прохлада, так что Аза всё время старается придвигать гостей к обогревателю.
Куклы разных размеров и типов, и Аза рассказывает про всех с деталями, точно только вчера закончила их вылепливать.
— У нас есть такая реконструкция, — Аза подводит к высоченному воину в обмундировании, с кровоточащими порезами. Сама она едва достаёт ему до груди. — Воин эпохи позднего сарматского периода (I–IV век н. э). В таком виде он был найден в захоронении. Я сделала фигуру и одежду, а Алан Хутинаев — кольчугу и оружие. Обмундирование его он повторил в точности — воронил в льняном масле, формовал эту чешуйчатую кольчугу. Благодаря нашим археологам мы узнали по черепу, каким было его лицо. Даже повторили для достоверности ранения — судя по всему, воин пал в бою.
— У нас есть такая реконструкция, — Аза подводит к высоченному воину в обмундировании, с кровоточащими порезами. Сама она едва достаёт ему до груди. — Воин эпохи позднего сарматского периода (I–IV век н. э). В таком виде он был найден в захоронении. Я сделала фигуру и одежду, а Алан Хутинаев — кольчугу и оружие. Обмундирование его он повторил в точности — воронил в льняном масле, формовал эту чешуйчатую кольчугу. Благодаря нашим археологам мы узнали по черепу, каким было его лицо. Даже повторили для достоверности ранения — судя по всему, воин пал в бою.
Напротив окна в ряд сидят сказители-песенники высотой в локоть.
Песенники Азы. Фото: Арина Коростелева
— В «Иудзинаде» благие дела творятся на самом деле, — делится Аза. — У нас были кружки музыкально-этнографические, куда могли прийти все желающие. Там учили игре на старинных осетинских инструментах. Был кружок, где они воссоздавались. Вёл его Тимур Илаев. Он занимается реконструкцией, — Аза указывает на песенника, стоящего с краю, — и в данном случае он сделал мини-копию осетинской арфы, оригиналу которой больше трёхсот лет. К сожалению, он пропал в 60-х годах из нашего музея, но Тимур кропотливо воссоздал её по фотографиям Евгении Пчелиной, которая в своё время её отфографировала. Уникальность арфы состоит в том, что когда-то ею примирили две враждующие фамилии. Ценность её настолько велика, что она стоила человеческой жизни, представляете?
Чуть в стороне на стульчике сидит пожилой осетин и, кажется, строго следит за каждым нашим шагом.
Сказитель Гаха Сланов, в натуральную величину и с очень живыми глазами. Фото: Арина Коростелева
— Это сказитель Гаха Сланов, — знакомит нас Аза, — благодаря ему до нас дошла треть нартского эпоса. Архаичный тип — седьмой год в нашей мастерской сидит. Без него уже любая выставка — не выставка.
Аза делится, что забавных ситуаций с ним связано много — сотрудники ГАИ часто принимали его за живого старичка, спрашивали, почему дедушка не пристёгнут; домашние Азы при нём ходили по струнке, пока он во время смены места мастерской гостил у неё дома. Время от времени на кукольные выставки приводят детей из интернатов — и между ними пошла мулька, что если пошептать Гаха на ухо желание и подержать его за руку, то оно обязательно сбудется. С тех пор к нему на выставках выстраивается очередь — это как фигурки в курортных городах, которым нужно потереть носик на удачу.
Аза рассказывает, что и история создания его необычная. Сначала Тимур захотел повторить арфу в натуральную величину и попросил Азу сделать фигуру сказителя тоже в полный рост. Она тогда считала это невыполнимой задачей. Но во сне к ней явился Гаха — он поднимался в гору, заложив за спину руки, оглянулся на неё и кивнул.
— Сейчас вспомнить нюансы, как я его лепила, я не могу, — делится Аза доверительно. — Такое чувство, что руки отдельно от меня работали. Можно сказать, что Гаха слепился сам. Вы знаете, сказителями в те времена простые люди не становились. В каждой культуре есть люди избранные — у кого-то шаманы, у кого-то ведающие. Я думаю, что в нашей культуре эту роль играли именно сказители.
Аза делится, что забавных ситуаций с ним связано много — сотрудники ГАИ часто принимали его за живого старичка, спрашивали, почему дедушка не пристёгнут; домашние Азы при нём ходили по струнке, пока он во время смены места мастерской гостил у неё дома. Время от времени на кукольные выставки приводят детей из интернатов — и между ними пошла мулька, что если пошептать Гаха на ухо желание и подержать его за руку, то оно обязательно сбудется. С тех пор к нему на выставках выстраивается очередь — это как фигурки в курортных городах, которым нужно потереть носик на удачу.
Аза рассказывает, что и история создания его необычная. Сначала Тимур захотел повторить арфу в натуральную величину и попросил Азу сделать фигуру сказителя тоже в полный рост. Она тогда считала это невыполнимой задачей. Но во сне к ней явился Гаха — он поднимался в гору, заложив за спину руки, оглянулся на неё и кивнул.
— Сейчас вспомнить нюансы, как я его лепила, я не могу, — делится Аза доверительно. — Такое чувство, что руки отдельно от меня работали. Можно сказать, что Гаха слепился сам. Вы знаете, сказителями в те времена простые люди не становились. В каждой культуре есть люди избранные — у кого-то шаманы, у кого-то ведающие. Я думаю, что в нашей культуре эту роль играли именно сказители.
Тему следующей выставки, которая будет проходить в конце марта, связали с нартским эпосом. Аза показала фигуры героев нартиады.
— У Сырдона никогда не было своей лошади, — кукольница ставит на стол фигурку-качалку с привязанными к палке-лошадке грузиками на бечёвке. — И его воссоздали именно с игрушечной лошадкой. Камушки, когда ударяются друг об друга, похожи на цокот копыт. Это Сырдон украл корову у другого нартского героя Хамыца, за что Хамыц потом погубил его детей. Есть легенда о том, что это он придумал двенадцатиструнную арфу. Когда убили его детей, он, убитый горем, из руки своей вытянул жилы, стал прародителем арфы.
Аза и Аслан за работой. Фото: Арина Коростелева
Хотя и в эту мастерскую нестабильные времена принесли свои затруднения, работа здесь кипит. Когда нагрянули гости, Аза и её друг Аслан Албуров растягивали художественный холст, чтобы сделать из него потом холщовую ткань для одевания новой фигуры. Аслан — мастер-оружейник, его творения преподносили в качестве подарков первым лицам страны. Он делает обмундирование из дорогих материалов — слоновой кости, серебра, золото. Рассказывает:
— Сами, всё сами делаем, считай, никто не помогает. Никаких субсидий нам, ничего.
Аза дополняет:
— «Иудзинад» вот нам представил помещение. Не знаю даже, сколько бы могла аренда стоить. Организационные моменты на выставках в разных местах часто прихрамывают. Алана Бзарова (основатель «Дома войлока») старается удержать наш костяк, но, к сожалению, часто бывают проблемы со спонсированием и не получается так часто выездные выставки проводить. А раньше у нас были художественные промыслы, где не одна тысяча человек работали — и ковры делали, и ювелирку. Но мы тут стараемся не киснуть, развиваемся.
Сейчас вот начинаем готовиться к новой выставке. Изначально у нас была идея выдернуть на свет тех людей, кто занимается рукоделием дома, на коленке. Собирался такой особнячок, человек двадцать. Сейчас уже присоединяются мастера из Пятигорска, Ставрополя, из Москвы. Пятая наша выставка будет более обширная, с помпезным открытием, приглашёнными артистами. Так что мы расширяемся.
— Сами, всё сами делаем, считай, никто не помогает. Никаких субсидий нам, ничего.
Аза дополняет:
— «Иудзинад» вот нам представил помещение. Не знаю даже, сколько бы могла аренда стоить. Организационные моменты на выставках в разных местах часто прихрамывают. Алана Бзарова (основатель «Дома войлока») старается удержать наш костяк, но, к сожалению, часто бывают проблемы со спонсированием и не получается так часто выездные выставки проводить. А раньше у нас были художественные промыслы, где не одна тысяча человек работали — и ковры делали, и ювелирку. Но мы тут стараемся не киснуть, развиваемся.
Сейчас вот начинаем готовиться к новой выставке. Изначально у нас была идея выдернуть на свет тех людей, кто занимается рукоделием дома, на коленке. Собирался такой особнячок, человек двадцать. Сейчас уже присоединяются мастера из Пятигорска, Ставрополя, из Москвы. Пятая наша выставка будет более обширная, с помпезным открытием, приглашёнными артистами. Так что мы расширяемся.
На столе у окна лежит слегка недоделанный мужчина — от фигуры только руки и голова. Но глаза его такие яркие, бликующие, живые — не хуже, чем строгие глаза сказителя Газа, следящего за нами с кресла напротив.
— Самый пронзительный момент — это роспись, — делится Аза, любовно беря в руки голову и руки. — В создании куклы одно дело — слепить её, а другое — расписать. И момент, когда смотрит прямо в твои глаза то, что ты создаёшь, это дорогого стоит.
Войлок
Алан провожает до «Дома войлока», что на улице Гибизова, — кажется, что он знает не только весь город, но и всех людей в нём. Тут он и прощается.
Дом войлока Осетии — это и мастерская, и арт-пространство, оформленное в этническом стиле. Тут и мастера работают, и мастер-классы проводятся.
Сама Алана Бзарова, энергичная говорливая женщина, пришла чуть позже, когда уже были осмотрены швейная комната и помещение с огромным столом, где раскатывала большой лист войлока её бывшая ученица Оксана. У Оксаны высшее образование историка, но она нашла своё призвание в войлоковалянии и после прохождения курса осталась работать в «Доме».
Дом войлока Осетии — это и мастерская, и арт-пространство, оформленное в этническом стиле. Тут и мастера работают, и мастер-классы проводятся.
Сама Алана Бзарова, энергичная говорливая женщина, пришла чуть позже, когда уже были осмотрены швейная комната и помещение с огромным столом, где раскатывала большой лист войлока её бывшая ученица Оксана. У Оксаны высшее образование историка, но она нашла своё призвание в войлоковалянии и после прохождения курса осталась работать в «Доме».
Она смачивает, раскатывает и отжимает войлочный лист — её руки украшает замечательный мышечный рельеф, который многими годами стараются достичь в спортзале. На комплимент Оксана смущённо пожала плечами: «Генетика».
Алана Бзарова раньше жила и работала в Москве, в глянцевых журналах, любила составлять модные луки. Про свою идею вернуть к жизни войлочные изделия она говорит так:
— У меня была прагматичная цель — занять нишу. Она потом переросла в глобальную, национальную идею, чтобы женщины приобретали навык, возвращали себе женскую энергию. Сначала мастер-классы проводили, чтобы найти рабочие руки. Сейчас себе многие карьеру на этом строят или хотя бы высокооплачиваемое хобби.
— У меня была прагматичная цель — занять нишу. Она потом переросла в глобальную, национальную идею, чтобы женщины приобретали навык, возвращали себе женскую энергию. Сначала мастер-классы проводили, чтобы найти рабочие руки. Сейчас себе многие карьеру на этом строят или хотя бы высокооплачиваемое хобби.
Алана помогает Оксане. Фото: Арина Коростелева
Алана Бзарова сетует, что по приходе технической революции войлоковаляние отошло на задний план, осталось в лучшем случае как хобби, многие технологии в «Доме войлока» изобретали заново.
— Войлоковаляльщицы подчинены шерсти, а мы шерсть подчинили себе. Поломали принципы войлоковаляния, — рассказывает Алана, закатывая рукава и сменяя Оксану в борьбе с листом войлока. — Мы делаем это по нашему лекалу, они следуют тому, как шерсть повела себя. Этого мы за пять лет достигли.
Алана интересуется историей осетин — она с семьёй снимала несколько документальных фильмов про аланов. Она рассказывает об одном из обрядов — валяние бурки жениху перед свадьбой.
— Бурку проверяли так, — дополняет она, — если поставишь её в угол и она там стоит — значит, хорошо свалена. Бурка — это твой дом, и палатка, и шинель.
Алана рассказывает про древний осетинский обычай зиу — его часто использовали, чтобы вместе свалять бурку.
— Осетинам всегда стыдно не помогать, — говорит она. Мою бабушку, которая была тринадцатым ребёнком в семье, в советское время раскулачили, но они никогда не садились за стол, если бедные голодают. Так в нашей культуре заложено.
Зиу — это обычай помогать члену общины, фамилии (т.е. рода) всем вместе. В вопросе культурных особенностей помогает разобраться актриса Осетинского театра им. В. Тхапсаева, заместитель председателя Союза театральных деятелей РСО-Алания Фатима Пагиева. Она поясняет:
— Войлоковаляльщицы подчинены шерсти, а мы шерсть подчинили себе. Поломали принципы войлоковаляния, — рассказывает Алана, закатывая рукава и сменяя Оксану в борьбе с листом войлока. — Мы делаем это по нашему лекалу, они следуют тому, как шерсть повела себя. Этого мы за пять лет достигли.
Алана интересуется историей осетин — она с семьёй снимала несколько документальных фильмов про аланов. Она рассказывает об одном из обрядов — валяние бурки жениху перед свадьбой.
— Бурку проверяли так, — дополняет она, — если поставишь её в угол и она там стоит — значит, хорошо свалена. Бурка — это твой дом, и палатка, и шинель.
Алана рассказывает про древний осетинский обычай зиу — его часто использовали, чтобы вместе свалять бурку.
— Осетинам всегда стыдно не помогать, — говорит она. Мою бабушку, которая была тринадцатым ребёнком в семье, в советское время раскулачили, но они никогда не садились за стол, если бедные голодают. Так в нашей культуре заложено.
Зиу — это обычай помогать члену общины, фамилии (т.е. рода) всем вместе. В вопросе культурных особенностей помогает разобраться актриса Осетинского театра им. В. Тхапсаева, заместитель председателя Союза театральных деятелей РСО-Алания Фатима Пагиева. Она поясняет:
— В старину было так: объявляли зиу, тогда собиралось село и приносили, что необходимо, делали заготовки на зиму, строили. Говорили тогда, что сосед ближе родственника. И эта помощь оказывалась не только социально незащищенным — нищим, сиротам. Часто зиу созывался и по хорошему поводу: селение могло собраться и построить дом молодой семье. Зачем эта традиция? Когда помогаешь кому-то, чувствуешь себя нужным. Этот обычай до сих пор сохранен, потому что так легче. Каждая фамилия чувствует себя серьезнее, весомее в современном пространстве, когда связь между членами фамилии поддерживается на должном уровне. Моя фамилия должна меня подпитывать. Тогда чувствуешь себя нужным не только в своей маленькой семье, но и в кругу большой семьи. Вкладываешь свою частичку в поддержание своего рода. Такой большой сразу становишься, уже не просто песчинка в огромном мире.
Фатима Пагиева (справа) в Осетинском театре. Фото: Арина Коростелева
Алана Бзарова сетует, что дела сейчас идут не лучшим образом — мало заказов, мало поддержки от государства. А войлок, как и многие другие специфические традиционные ремёсла, должны постоянно подпитываться не только инициативными людьми, но и спонсированием, предоставлением помещений для выставок, популяризацией и привлечением новых людей.
Пока всё во Владикавказе держится на людях, горящих идеей и вдохновлённых достижениями их предков. А люди держатся друг за друга — дружески общаются, делают совместные проекты, помогают, чем могут. И все ждут, когда снова придёт время танцевать.
Пока всё во Владикавказе держится на людях, горящих идеей и вдохновлённых достижениями их предков. А люди держатся друг за друга — дружески общаются, делают совместные проекты, помогают, чем могут. И все ждут, когда снова придёт время танцевать.
Материал подготовлен в Мастерской сетевого издания «Репортёр» на Факультете креативных индустрий НИУ ВШЭ
Комментарии:
Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...