Последний из могикан

– Ты знаешь, это судьба! Я через 30 лет стоял на этом же самом месте, куда пришел после училища. Считай, что я не изменял своим принципам? – Юрий Скачков открывает для меня тяжелые деревянные двери и пропускает внутрь желтого здания в стиле советского модерна. Теперь здесь – в самом центре города на перекрестке улиц Малышева и 8 Марта – расположена его мастерская.
Юрию Скачкову 60 лет. Он коренной житель Екатеринбурга. Тут он вырос, пошел в школу, затем в училище, а потом в музей – работать. Вроде бы обычные события в жизни среднестатистического человека, но нет. Когда Юрий начинает перечислять все специализации, которыми владеет, невольно проскальзывает мысль: да когда же он все это успел?
С детства Юрию Скачкову любые ремесла давались легко – руками любил работать. Да и все увлечения параллельно шли: с пятого класса вырезал по дереву, драпировкой ткани занимался, птиц умел рисовать. Но настоящего образования «кисти-краски» не получал. После службы в военно-морском флоте в 21 год Юрий Скачков решает поступить в художественно-профессиональное училище №42. Без подготовки и проблем проходит конкурсный отбор и в группе экспериментального набора начинает осваивать профессию мечты – ювелира-модельера. Получив аттестат, Юрий устраивается в екатеринбургский музей изобразительного искусства. Но остается там ненадолго: судьба преподносила все новые возможности, от которых молодому мастеру не хотелось отказываться. И только спустя несколько десятков лет он все-таки вернется туда, откуда начинался его творческий путь.
Мы проходим по маленькому плохо освещенному коридору к лестнице. Где-то сверху громыхает какой-то пилящий инструмент, приятно пахнет раздробленной древесиной. В этом здании Юрий Скачков вместе со своими коллегами реставрирует старинные позолоченные багеты и мебель прошлых веков.
– У нас все здесь и художники, и музыканты, и поэты, – Юрий Скачков со скрипом поднимается по старой узкой деревянной лестнице с крутыми ступеньками. – Я тоже писал стихи… про кладбище.
– Про кладбище? Почему? – такого я точно не ожидала.
– Сложилось так, – улыбается собеседник. – В 1986 году я работал в музее по будням, а выходные были свободны. Вот я и ходил подрабатывать сторожем на кладбище на Широкой речке. Во-первых, это деньги, во-вторых, атмосфера. Да я раньше вообще одновременно в четырех местах работал. Днем – в музее, вечером шел дежурить в спорткомплексе «Юность», пока там – резал по дереву для продажи, а что просто так сидеть? Компьютеров раньше не было, программ по телевизору – немного, вот и занимал себя. 

Вместе с этими занятиями Юрий Скачков умудрялся осваивать реставрационное дело. Но чтобы получить доступ к этому виду работ, нужно пройти стажировку, иногда не одну. Так ювелир-модельер девять лет по два месяца ездил в Москву на обучение по древнерусской живописи и реставрации прихрамовой скульптуры.
– Интереснейшее дело! – вспоминает собеседник. – Религию в советское время считали опиумом для народа, так что это все было в «загоне». Но тогда в 80-е годы церкви потихоньку восстанавливать начали, а у нас никаких мастерских не было. Потом в 1984-м мне предложили еще и золотить купола – я и поехал. А что? Иконами же занимался. Нравилось – нет слов. Подальше отходишь, смотришь: они горят.
– А как вы так легко перестроились на совершенно новый вид работ?
– Это на первый взгляд кажется, что человек разным занимается: золочение куполов и ювелирное дело. Но все это работа с металлом. Золото – не метал разве?
Неудивительно, что в 1989-ом Юрий Скачков решил еще одну штуку с металлом попробовать – оружейное дело. А почему? Во-первых, это мужская работа, как он сам выразился. Во-вторых, нужно владеть всеми технологиями: резьба по дереву и кости, огранка камня, ковка, гравировка, чеканка. Когда мой собеседник узнал об этом, то подумал: интересно посмотреть на такого мастера. Ну, пришлось им стать. Тем более потенциал имелся: первый свой нож маленький Юра сделал, когда еще и семи лет не было. Дело было у бабушки, где он нашел большой гвоздь и на наковальне целенаправленно выковывал ножик.
Теперь Юрий Анатольевич специализируется на изготовлении холодного украшенного охотничьего оружия из драгоценных металлов, сплавов и драгоценных камней первой и второй группы.
– Я не делаю сувенирные ножи, этой продукции в Златоусте много. У меня оружие – это боевая машина. Оно, как будто украдено из музея, но его тут же хочется на деле испытать, – объясняет с горящими глазами оружейник.

Наверное, фамилия моего собеседника тоже сыграла свою роль в его судьбе: не сиделось Юрию Скачкову на одном месте, творческая душа требовала разнообразия и скачков от одного дела к другому. Так и получилось, что к 1990-м годам он какие только ремесла не успел освоить. Если талантов на все хватает, так что же на одном месте сидеть? При этом Юрий, как настоящий мастер на все руки, никогда не бросал прошлые занятия, а совершенствовал их вместе с новоприобретенными навыками. Остается только удивляться, как такое было возможно и почему сейчас подобные примеры встречаются все реже.
– У меня получалось, потому что время было другое, – размышляет ювелир-оружейник-реставратор. – Все кипело, все друг другу помогали и делились. Это было сообщество единомышленников, поэтому мы последние из могикан.
– А сейчас что?
– Сейчас такого нет, молодежи это не надо. Тенденция такая, что руками не заработаешь. К нам приходят талантливые, но кто будет 10 лет работать, чтобы не факт еще квалификацию освоить? И потом получать 19 тысяч рублей? Так и выходит, что раньше сто человек могли творить, а сейчас раз да два.
– Но ведь все дело не только в деньгах?
– Конечно. Теперь товаров в магазинах сколько хочешь. Есть все, а степень потребления изменилась. Сейчас у нас все на милитаризме завязано, но когда это немножко поутихнет, люди снова к прекрасному потянутся. Это цикличность, по своему опыту скажу. Раз оборот – лет пять длится, а потом всплеск.
– А на вас эти перемены как-то отразились?
– Я не чувствую себя полностью реализовавшимся в творчестве. В последнее время много хожу по ювелирным выставкам и начинаю понимать, что у меня есть еще что-то такое, что я могу сказать… Идеи. Их навалом! Художник должен делать великое дело – творить. Поштучно и разово. А сейчас это все в прошлом: ювелирных, оружейных, мебельных навалом, а мне себя ломать под стандарты не хочется... Так что теперь просто интересные вещи делаю, уже никакого хвастовства.
А на эти интересные вещи еще находятся свои покупатели: кто ножик украшенный закажет, кто брошку жене. Работа по шаблону Юрию Скачкову никогда не нравилась, его стезя – творить единичную продукцию. Поэтому-то перспектива после училища устроиться в ювелирный магазин на всю жизнь ему никогда не нравилась.
– Мне сын как-то сказал: папа, я все придумал, возле нашего дома есть ювелирная мастерская, иди туда и будешь зарабатывать много денег, – вспоминает Юрий. – И что? Я там сяду, буду паять и приносить тупо деньги. Через три года мне ничего не надо будет. А зачем мне такая жизнь без творчества? Я все-таки, когда был без работы, ради интереса походил по мастерским с фотографиями своих работ и встретил давних знакомых. Говорят, зарплата 39 тысяч, но достало все! Потому что одно и то же.
– Вы бы не хотели оказаться на их месте?
– Да я лучше стану картошку в Шали выращивать и буду счастливым человеком!

В поселке Шаля в Свердловской области у Юрия Скачкова родни не было, зато была у его одноклассника. Так что лет с десяти Юра проводил почти каждое лето в маленьком поселке посреди тайги, составлял гербарии и охотился на зайцев. А когда вырос, не смог позабыть живописные виды шалинской округи. Вернулся в поселок, купил дом и остался жить на четверть века.
– Я приехал сюда в 1989 году, – вспоминает Юрий Скачков. – И вдруг дом решил купить: у каждого человека должен быть свой край света. Да, и с деньгами тогда проблем не было. Знакомый предложил один домишко на людной улице. Но мне место уединенное хотелось. Потом вот этот дом на отшибе увидел, сразу купил и переехал. Ни с кем не советовался! Маме только до свидания сказал. Она-то думала, что я рафинированный, а нет.
В Шали у Юрия Скачкова стоит старенький домик на вершине горы Плашкина. Протоптанная тропинка ведет к слегка покосившейся избе с почерневшими от времени деревянными срубами и острой крышей. Из-за высокой травы кажется, что постройка как будто просела и даже срослась с землей за десятки лет своего существования. Позади нее – темно-зеленый хвойный лес, впереди – вся Шаля.
Внутри домишко – это одно помещение, которое разделено на две неравные части тонкой стенкой и желтоватой занавеской. Мебели минимум. На столах в беспорядке разложены разнородные предметы: листочки, инструменты, железяки, какие-то детали. На полу топор, воткнутый в полено, и пара металлических ведер. Выцветшие оранжевые бумажные обои покрывают потрескавшиеся стены. На них развешаны по кусочкам календари 2005 и 2012 годов, сварочная маска и черно-белые фотографии ножей и сабель. Все это больше похоже на мастерскую, ремонтную, кладовую, но никак не на жилой дом. Хотя о том, что здесь все-таки живут, а не только работают, говорит односпальная высокая кровать в углу, застеленная пестрым плотным покрывалом. Особо уютным это жилище назвать трудно. Но для истинного мастера самое главное – творить где угодно и когда угодно.
– Если не работаешь, то теряешь чувство реальности и чутье, что нужно делать дальше. Руки начинают буксовать, привычка пропадает, поэтому нужно себя в форме постоянно держать. Я еще давным-давно думал: вот руки когда-то все-таки перестанут работать, но кисточку-то я с краской как-нибудь смешаю! До 90 меня хватит. Знаешь, как интересно?