Как журналист бродяге (не) помогла

Вам когда-нибудь звонил бомж? Звонил, спрашивал, как жизнь. После нависала пауза, потому что рассказывать о своей благополучной жизни мне сначала было неловко, а расспрашивать о его уличном существовании получалось неуклюже стыдливо.
— Как вы устроились?
— Александр Геннадьевич, <…>
Вот такой разговор был накануне; тот бродяга, с которым я познакомилась ещё зимой, про него писала репортаж, тот бродяга, которого после выручала и моя знакомая, звонит. Пусть звонит. И это не сочувствие. Есть что-то в нём, не убитое алкоголем, долговременным шатанием по комнатам ночного пребывания Ханты-Мансийска, Югорска. Но никогда я его не жалела. Я его никогда не жалела, потому что он выбрал такую жизнь сам.

Разговор с Александром Геннадьевичем вызывает не профессиональный интерес (материал в газету был сделан несколько лет назад), а скорее чисто человеческий интерес к жизни, в большинстве случаев пренебрежительно незаметной. 

— Вам плохо? — Расталкиваю я спящего на лавочке мужчину. На улице холодно. На бродяге — пуховик, кроссовки, перчаток нет. Из сумки торчит банка кетчупа и что-то, напоминающее булочку или хот-дог. 

— Спите, что ли? — Он открывает глаза. Я понимаю, что проникла в мир, который мы привыкли не замечать.
— Сплю, — хрипит он.
— Вам идти некуда?
— Можно и так сказать… Я три дня уже здесь живу. Из Сургута на попутках приехал.
— А в Сургуте что?
— Ничего… Раньше дом был, работа была, а сейчас нет.
— Пьёте! Из-за этого и нет, — эмоционально выпаливаю я.
— Выпиваю, — поправляет меня он.
— Документы покажите! — Бродяга непокорными от холода пальцами достаёт из-за пазухи целлофановый пакет и показывает мне и паспорт, и водительское удостоверение. «Александр Геннадьевич Р.» выведено на страничке. Прописка курганская. Документы (в отличие от ногтей, под которыми скопилась грязь) в чистоте и порядке.
— Так у вас почти все водительские категории есть. Работодатели бы вас с руками и ногами оторвали.

 Он ухмыляется и достаёт из кармана телефон — время посмотреть. 

Моему бомжу 55 лет, но выглядит он, как старый дед. Документы и профессия могли бы сделать его жизнь более или менее «пристойной». Заметив книги в моём пакете, мужчина замечает, что Гоголя читал и Сашу Пушкина очень уважает.
— Хотите изменить жизнь?
— Хочу. 

И вот Александр Геннадьевич сидит перед секретарём и пишет заявление. Оказывается, он здесь не в первый раз. В Ханты-Мансийске, к слову, работает две благотворительные организации: «НИКА» и «Линия жизни».
— Александр останется у нас, сколько захочет, — объясняет представитель «Линии» Вадим. — Но у нас нельзя пить и курить. Работа организации направлена на избавление от алкогольной и наркотической зависимости.

По дороге Вадим рассказывает, что чуть ли не каждую неделю к ним приходят «новенькие» или уже давно забытые «старенькие». А ещё о том, что многие из них отзываются о «Линии» нелестно, потому что там приходится работать на добровольной основе. Денег за это не платят, зато дают кров и пищу.
По прибытии на место Александр Геннадьевич жадно выкуривает последнюю сигарету.

День спустя я позвонила Александру Геннадьевичу. Оказывается, мой подопечный уже ушёл из центра, объяснил своё решение просто: «Их правила не по мне».