Наверх
Репортажи

Полуголые актёры, плотские утехи, 
слёзы, боль и нагота 

История о том, как мы на “Пер Гюнта” 
в театр имени Вахтангова ходили
14.05.2023
Любовная сцена перерастает в изображение плотских утех, напряжение все нарастает, движения актеров становятся резче. Полнейшая тишина, зал замер, затаил дыхание. В один момент главный герой спускает с себя штаны… Ох! – звучит из уст пожилой интеллигентной женщины в классическом платье и с аккуратной шляпкой. 

Четыре часа песен, монологов на иностранных языках, лёгкой эротики, откровенной пошлости (зачем они чуть ли не в каждой сцене раздеваются?), резких переходов, неоднозначных элементов. Голые ягодицы в откровенной постельной сцене? Мы смотрим на сцену театра или возвращаемся к телевидению двухтысячных, где пытались привлечь внимание, показывая раздетых людей? Но мы только начинаем. 
Как это было?
25 марта 2023 года. За полтора часа до спектакля две нарядно одетые юные дамы – Дарья и Лилия – встретились на Ленинградском вокзале. Атмосфера самая что ни на есть прекрасная: погода отличная, настроение приподнятое, ничто не предвещает беды. Дарья преодолела долгий путь из Твери в Москву, чтобы посетить театр. Билеты, купленные заблаговременно, ждут своего часа.

Описание постановки "Пер Гюнт" на сайте выглядит многообещающе: эпатажно, драматично, глубоко. Отзывы гласят: "Юрий Бутусов – гениальный режиссёр". Обещают сложные художественные приемы, скрытые смыслы и совершенно иной, переосмысленный автором сюжет. А ещё предполагается глубокая рефлексия: зрители должны сами понять, что есть на свете человек и в чём его предназначение. 

Другие говорят о том, что этот спектакль – чёрное пятно на безупречной репутации театра, абсурд, пошлость, бессмыслица. Четыре часа боли. Мы не фанаты современного театрального искусства, скорее приверженцы классической школы. Римас Туминас и его "Евгений Онегин" и "Дядя Ваня", которые тоже ставят в театре им. Вахтангова, произвели на нас невероятное впечатление. 

 Но, как говорится, нужно дать шанс, попробовать, посмотреть, прочувствовать. 
Юрий Бутусов называет пьесу великой книгой, "практически Библией", но свою исповедь выстраивает в формате яростного перформанса, приправленного эстрадной чрезмерностью. Рассказывать понятные, логически сцепленные последовательные истории режиссеру неинтересно, он рвется в пространство по-своему понимаемой театральности, сотканной из смешения жанров и стилей. Без знания литературной основы в спектакле разобраться трудно. Текст "разрезан" на фрагменты, пазлы перемешаны и не спешат занять свои места.
Статья Елены Федоренко "О где же ты, Пьер? 
"Газета "Культура"
Что есть на свете человек?
Полчаса до спектакля. Привычная театральная суета: кто-то потерял шарфик, девушки спешат в уборную, чтобы подправить прическу, молодые люди сдают верхнюю одежду в гардероб. Билетеры в тёмно-красных жилетках приветливо встречают гостей театра, предлагая программы. Мы обсуждаем текст, прочитанный накануне.

"Пер Гюнт" — пьеса норвежского писателя Генрика Ибсена в пяти действиях. Главный герой одноимённого романа – сын когда-то богатого и уважаемого, но впоследствии спившегося Йона Гюнта. Пер хочет восстановить всё уничтоженное его отцом, но теряется в своих мечтах и снах. Вся его жизнь – сложный витиеватый путь, на котором он и встречает мифических норвежских существ (чудовище Бейген), и успевает примерить на себя множество ролей (он был работорговцем в США, дельцом, проворачивавшим тёмные сделки в марокканских портах, странствовал по пустыне, был вождём бедуинов и предсказателем, пытался соблазнить Анитру, дочь вождя бедуинов, а закончил свои путешествия в сумасшедшем доме в Каире, где его нарекли императором).

Но одной из главных в пьесе становится любовная линия. Ещё в молодости Пер встретил Сольвейг. Она приходит жить к нему в лесную хижину, но он покидает её и продолжает свои странствия. Пер возвращается домой и видит Сольвейг, которая ждала его в хижине с тех самых пор, как он уехал. Она говорит ему, что он всегда оставался для неё самим собой.

Многие говорят о том, что это пример настоящего самобытного норвежского произведения. При прочтении сразу столько ожиданий от предстоящей постановки. Сколько отсылок к традициям, мифам и национальной культуре будет показано? Как автор поработает с сюжетом? Будет ли достаточно отражена атмосфера, норвежский быт? Но вот зал понемногу наполняется людьми: пора и нам занять свои места.
Сольвейг. Фото взято с сайта театра им. Вахтангова
Акт первый. Двойственность души
Медленно гаснет свет, а гул становится все тише и тише, пока не исчезает совсем. Что-то внутри подсказывает, что всё пойдёт не так, как ожидалось, но я упорно игнорирую это чувство. Оглядываюсь по сторонам. Молодая пара в бельэтаже оживлённо пытается вникнуть в картину. Дамы преклонного возраста вальяжно кладут руки на подлокотник. Мужчина справа в предвкушении, он подался вперед всем телом. Девушка прямо передо мной беспокойно поглядывает на часы: мы начинаем несколько позже назначенного времени.

На сцене – одни сплошные зеркала, в центре – небольшой синий диванчик. "Положительный" Пьер сидит на нем, по-детски обхватив колени. Затем появляется второй актер. Сергей Волков играет молодого человека, а Павел Попов, "другой Пер Гюнт", — его двойника, второе, темное, искушающее эго. Он высок и крепок, на нём грубая большая кожанка, которая подчеркивает его силу, напряженность. И тот, и другой – это две части противоречивой души Пер Гюнта. Альтер-эго настраивает свет – теперь лицо сидящего на диване актера становится красным.

Один – весь в белом – сидит посреди сцены на диване, другой – с красным лицом – меняет свет фонаря с белого на красный. Павел Попов загадывает своему двойнику загадку Доврского деда: "Тролли и люди – в чем разница тут?". Альтер эго наносит на лицо слой красной краски, затем начинает раздеваться. Снимает одежду и со второго, оставляя его лишь в нижнем белье. И один мужчина начинает душить другого. В этот момент мои глаза встречаются с шокированным взглядом Дарьи. И тут я понимаю, что чутье не обманывало.

Довольно сложно восстановить линейно все события, происходившие на сцене. От сюжета не осталось фактически ничего, кроме имён и отдельных вставок, некого намека на текст. Спойлер: даже песня Сольвейг из сюиты Грига в спектакле почти не звучит — только частично в одной из финальных сцен. 
Пытаюсь оглядеть зал в надежде понять эмоции других людей. Мужчина справа приходит в нечеловеческий восторг от каждой громкой сцены. Чем больше на сцене экстравагантного, открытого, громкого, тем сильнее чувствуется, как напряжено его тело, как подрагивают руки, как он чуть привстает в кульминации. Пожилые дамы недовольно хмурятся, но откровенного недовольства пока не показывают. Молодая пара в бельэтаже, как и мы, удивлённо переглядывается. 

Действие продолжается. Вместе с ним продолжается и наше страдание. По ходу дела на сцене появляются обнаруживаются стулья, светильники, зеркала, ворон, детский велосипед. Озе – мать главного героя – одетая в элегантное черное платье, держит в руках длинную папироску, говорит хрипловатым артистическим голосом и время от времени поёт французский шансон. Показаны непростые отношения Пьера и его матери, внутренний и внешний конфликт. «Пускай частенько счастье увядает, оно воспрянет вновь…», – говорит Пер Гюнт и просит позволить матери дать ему сделать хоть что-нибудь. 

А дальше всё сменяется с такой скоростью, что уже непонятно, где грань между реальностью и ирреальностью, правой и ложью, восприятием и сумасшествием. Диалоги героев Ибсена Бутусов читают монологи на разных языках, ощущение, как будто мужчину справа уже накрыла волна восхищения. Вороны наверху, на рояле – символы, которые можно понять по-своему по-своему: вестники смерти, любители падали, предвещающие плохой конец. 

Вот и мать уже снимает черное платье, черные туфли и черные чулки и остается в легкой белой сорочке. Отзывы гласили, что таким образом показана хрупкость матери, однако дамы преклонного возраста впереди не согласны с этим утверждением и всё продолжают недовольно переглядываться. И дело явно не в цензуре, внутренней табуированности, а в вопросе: "Зачем героям так часто оголять себя?" Особенно если сцена того не требует. 

Несколько сцен соития сменяют друг друга, прерываясь песнями и другими эпизодами. Актёры взаимодействуют с красками или грязью. В одном из эпизодов на сцену расстилают огромную прозрачную пленку, а сами актёры обмазываются чёрной краской и сливаются воедино, закутываются в пленку. Их утаскивают за кулисы. Как покойников. В другой сцене в центре появляется ванная, наполненная грязью, где и Пьер, и девушка практически полностью погружаются в грязь, закрывают ею свои глаза. 

Актеры начинают раскачиваться, ванна под их воздействием переворачивается, а грязь разлетается в разные стороны. Героиня читает монолог, вылезая из ванны, её белая майка-алкоголичка оголяет те части тела, которые показывать не принято. Ванна похожа одновременно и на колыбель, и на супружеское ложе, и на гроб – символ, который встречается нам не в первый и не в последний раз сегодня. 
Сцена из спектакля. Фото взято с сайта "Театрал"
В антракте пытаюсь понять, какое мнение сформировалось у зрителей. Две дамы, экстравагантно одетые, пьют шампанское в буфете, ведут светскую беседу и говорят о том, что вся пьеса – абстракционизм. Очень глубокое и сложное искусство. Однако эмоции других людей самые разные: кто-то пребывает в невероятном восторге, делится впечатлениями друг с другом. Кто-то уже стоит в очереди в гардероб, чтобы поскорее выбраться отсюда. Проходим мимо двух молодых людей нашего возраста и слышим обрывок фразы: "Я считаю, что Юрий Бусов – гениальный режиссёр. Я в восторге от этой постановки, хожу на неё уже в четвёртый раз". Дарья, не в силах удержаться, бросает: "Соболезную".
Без Иисуса не обошлось
С каждым антрактом людей становилось всё меньше и меньше, но нельзя сказать, что зал полностью опустел. 

Сцена практически пуста: на ней лишь двое героев и бесконечная стопка с цитатами об Иисусе, мире, бедности, пороках и многом другом. Получается своего рода перформанс, отсылающий нас к политической тираде моноспектакля Клауса Кински "Иисус". Во время постановки легендарный немецкий актёр зачитывал антивоенные лозунги, по-своему трактовал библейский сюжет и несколько раз покидал сцену. 

Листы сменяют друг друга, напряжение нарастает. Перевод зрителям на плакатах демонстрирует мать Пера. Получается монолог от имени Иисуса Христа, в котором герой бунтарски обличает общественные институты, церковь, государство: "Я вам не супер звезда, которая для вас играет свою роль, вися на кресте". 
Фото взято из Pinterest
Всепобеждающая любовь
– Суди меня ты, пред кем я виноват.

– Нет на тебе, бесценный мой, вины. <…> Жизнь моя песней стала, // Как в первый раз увидела тебя! // То было божье благословенье.

– Я гибну, разреши загадку. Где был я непорочным, с печатью Божьей на челе?

– В вере, в надежде моей и в любви! 
Пер возвращается домой, к Сольвейг. Он уже успел примерить на себя разные маски, балансировал между добром и злом, тьмой и светом. Герой, сидя на черной скамье, смотрит на Сольвейг нее снизу вверх. Она идет по этой скамье к нему и, опускаясь, садится вплотную. Её лицо в этот момент проецируется на стеклянную поверхность в глубине сцены. Их руки переплетаются: кажется, что она будто оставляет на нем отпечаток своего внутренного света. Именно так Сольвейг всю свою жизнь ждёт Пера. 

Сольвейг – олицетворение всепрощающей и вечной любви. Одного её появления достаточно, чтобы понять, что на самом деле нужно было Перу и кто ждал его на самом деле. 

Только перед смертью он наконец отходит от дуализма, и его личность становится цельной. Тролль умирает, а Сольвейг в черном большом пиджаке с белой накидкой на голове склоняется над своим Пером. Павел Попов – актёр, играющий главного героя – в чёрном пальто лежит в гробу в центре сцене, который весь заполнен белой тканью. Она не только наполняет это смертельное пространство, где сейчас закончится его жизнь. Ткань выходит и за его пределы, оставляя белое поле вокруг них. 

И вот звучит прощальная песня Сольвейг: «Спи, усни, дитя. Буду сон охранять сладкий твой». Постепенно меркнет свет, пока зал полностью не погружается во тьму – она поглотила всё пространство. Искусство может быть разным. Эта же постановка вызвала смешанные чувства. Все четыре часа действия напоминали эпизод из "Отцов и детей", где Базаров пытается объяснить старичкам Кирсановым, в чём смысл нигилизма. Ощущение, что подлинный смысл был скрыт за вычурными эффектами и голыми пятыми точками.

Тишина сменяется аплодисментами. Мужчина, получавший удовольствие в течение всех четырёх часов, встаёт и кричит: "Браво!" Мы стремительно выходим из зала и понимаем, что Юрий Бутусов – не наш режиссёр. 
Все фото взяты из открытых источников и/или личного архива автора.

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...