Язык, рожденный в тундре

Чукотский язык занесен в Красную книгу ЮНЕСКО как язык, находящийся под угрозой исчезновения. Чукотский слабо преподают в школах, почти не используют в обиходе, но самое главное — на нем с детьми не говорят их же родители. Они боятся, что дети не будут знать русский хорошо, чтобы получать пятерки в школе. Но на деле, русский никто не забудет, а вот чукотский язык может медленно раствориться.

Валерия Швец-Шуст — автор нескольких проектов по сохранению чукотской культуры. Она не родилась на Чукотке, но считает ее своей родиной. 

В семь лет Валерия переехала в Певек вместе с родителями из Алтайского края. В 1978 году окончила филфак в университете во Владивостоке, вернулась в Певек и устроилась в Чаунский районный краеведческий музей, где долгое время была единственным сотрудником. «Полы мыла, экскурсии водила и руководила всем этим делом я одна», — вспоминает женщина. С тех пор штат музея заметно увеличился — теперь там работают четыре сотрудника, включая Валерию Швец-Шуст.

В 2020 году она создала проект «Чукотская глаголица». Это первая настольная игра, с помощью которой можно начать учить чукотский язык с маленькими детьми. 

— В музее мы постоянно работаем с детками, — говорит Валерия Швец-Шуст. — И однажды мы попробовали поиграть в чукотские слова: взяли карточки, написали на них буквы и пригласили носителя языка для правильного произношения. Во время этого занятия мы увидели большой интерес у детей. Они познают мир через игру, значит для изучения чукотского языка надо с ними играть. Я хорошо помню, как нас учили читать с помощью азбуки в виде кубиков. Это и стало идеей проекта «Чукотская глаголица».

— На кубиках нарисованы предметы и явления, хорошо известные на Севере: белый медведь, росомаха, северное сияние. Во время создания «Чукотской глаголицы» мы водили детей в музеи: иллюстрации должны были сохранить аутентичность — это было непременным условием. С помощью этой обучающей игры ребенок сможет сложить 50-60 слов, а также разделить их по темам на бытовые предметы, природные явления.

Скоро тираж из 250 комплектов «Чукотской глаголицы» доставят в Певек. Первыми игру получат дети, которые участвовали в проекте. Остальные комплекты раздадут в детские сады и другие дошкольные учреждения. Валерия Швец-Шуст надеется, что эта настольная игра станет востребованной и чукотских детей заинтересует изучение родного языка.

Игорь Ранав родился в селе Айон Чаунской губы Восточно-Сибирского моря в семье оленеводов и практически вырос в тундре. Последнее мужчина считает причиной, благодаря которой он свободно владеет чукотским языком. 

— Я воспитывался в языковой среде, — говорит Игорь. — Мне язык передала мама и дядя с тётей, когда мы жили в тундре. Мама знала и русский, и чукотский языки, но в тундре мы говорили только по-чукотски, а в школе учились всегда на русском.

— В 90-х годах пришлось переехать в город, потому что было сложно. Тем более тогда уже болели мои родные: мама, тёти и дяди — сказывалась их работа в молодости, постоянные простуды. Ещё я тогда женился, надо было детей воспитывать. 

В 2008-2011 годах Игорь Ранав учился на факультете Менеджмента в Московском государственном университете экономики, статистики и информатики. Потом проходил обучение по охране и защите экологии Арктики на Аляске при Чикагском университете. В 2011 году отправился по Северному морскому пути, чтобы привезти в финский город Суомуссалми ярангу и рассказать об укладе жизни чукчей. Проректор московского университета предлагал ему идти в аспирантуру, пророча светлое будущее, но мужчина решил реализовать свои знания на родине.

Сейчас Игорь — успешный предприниматель: у него есть свой бизнес в сфере ЖКХ и ритуальных услуг, также он занимается обслуживанием вертолётных площадок. Несколько лет назад мужчина начал развивать этнокультурный и экологический туризм на своей Чукотке. Он организует туры по тундре, поездки на снегоходах к стоянкам оленеводов и в историко-культурные места Чаунского района.

— Раньше мы сами стремились знать чукотский, потому что хотели вернуться в тундру. Теперь наша молодёжь к чукотскому языку теряет интерес, а популярность профессии оленевода падает. Прошлое поколение оленеводов общалось только на родном языке, современное – чаще всего на русском. Я иногда задумываюсь над этим и понимаю: наверное, мы последние носители чукотского языка.

Она родилась в селе Рыткучи в Чаунском районе Чукотского автономного округа. Это национальная деревня, в которой чукотский язык используют в общении наравне с русским, а иногда и чаще. Его активно преподают в школе, детском саду, в селе есть свои языковые активисты, которые ведут лингвистические кружки, куда приглашают молодежь и школьников.

А еще в Рыткучи есть особенный магазин, руководство которого с пониманием относится к чукотскому языку: они развешивают подписи с фразами на чукотском и знают, как ответить, если человек что-то спросил на этом языке.

— С детства со мной разговаривала по-чукотски мама, — вспоминает певица. — Потом в какой-то момент она испугалась, что я не буду говорить на русском, когда пойду в школу, и перестала использовать чукотский. Так бывает во многих семьях. Даже родители, которые живут в тундре, разговаривают с детьми на двух языках. Они не хотят, чтобы у детей были трудности в школе, где всё преподают на русском.

— Сейчас, сколько бы я ни пробовала разговаривать с ним, он уже все забыл — очень много времени прошло. Но, возможно, и я стала по-другому относиться к этому.

Несмотря на то, что Екатерина не может говорить на родном языке свободно, она уже несколько лет пишет песни на чукотском и исполняет их под аккомпанемент барабанов или ярара (чукотский шаманский бубен).

— Я так чувствую себя частью нашей культуры, стремлюсь быть ближе к своим корням. Меня просто одолевает гордость, что моя национальность — Чукча. Свободны, сильный и гордый народ.

— Я даже не могу сказать, где я научилась горловому пению, — вспоминает Екатерина. — Мне кажется, я всегда умела горловить. Исполняется оно на вдохе и выдохе, его ещё иногда называют «похрипы». Раньше наши предки использовали горловое пение для изгнания злого духа Келе [монстр из чукотской мифологии, — прим. автора ], двигаясь в такт, произнося различные фразы и звуки животных и птиц.

Сейчас горловое пение исполняют не только на сцене, но и в тундре. Пожилые оленеводы до сих пор используют эту песенную технику по назначению. Когда-то в далеком детстве, когда Екатерина ещё ездила в тундру, ей удалось услышать эти шаманские звуки.

Женщина пишет не только стихи, но и музыку, которая часто приходит к ней во сне. Свои произведения она посвящает чукотской природе, народу и фольклорным легендам. В её репертуаре есть несколько горловых песен.

— Пусть мои песни обретают более современный вид, но все-таки я исполняю их на родном языке под инструменты, которые чукчи использовали в тундре. Хотя бы таким образом, но язык сохраняется и передается. 

По мнению лингвиста, любой язык — это система удивительно стройная и притом нерукотворная. Чукотский язык он сравнивает с готическим собором, созданным самой природой. Потерять его — все равно, что потерять выдающееся произведение искусства. Но при этом Алексей Козлов понимает родителей, которые не разговаривают со своими детьми на чукотском языке, несмотря на то что ему грозит исчезновение:

Сегодня ситуация с чукотским языком не настолько критична. Федеральные и муниципальные власти регулярно поощряют грантами социальные проекты, направленные на сохранение местной культуры и национальных языков. В прошлом году Ассоциация коренных малочисленных народов Чукотки создала 13 обучающих видеоуроков по чукотскому языку, которые были переданы во все школы округа. Тогда же было закуплено несколько тысяч экземпляров новых пособий по изучению родных языков в средней школе.

Местные золоторудные и другие крупные компании постоянно финансово поддерживают НКО и культурно-досуговые организации. Например, некоторые проекты Валерии Швец-Шуст были реализованы именно на эти средства.

Но в то же время, в подавляющем большинстве школ и интернатов чукотский язык является факультативным предметом, а аттестация и экзамены ведутся только на русском. На дополнительные языковые курсы в городах и селах ходят единицы. 

 
— Чукотский язык, к сожалению, принадлежит к числу исчезающих, — объясняет Алексей Козлов. — Но ему ещё можно помочь, если принять комплексные меры на уровне власти и языковых активистов, которые бы пропагандировали и популяризировали его.

— Понятно, что оленеводческая культура не может сохраняться в том виде, в котором была в 19 веке. Она не приспособлена к современным реалиям урбанизированного общества. Высока вероятность, что, если уйдет традиционное оленеводство, то уйдет и язык. Как это почти случилось с ительменским языком, входящим в чукотско-камчатскую семью. Но надежда есть, потому что языки выживают, несмотря на то, что культура их носителей очень сильно меняется. Хотелось бы, чтобы и в этом случае одно могло существовать без другого.