«Фатима»

Лина (псевдоним – прим. ред.) отвечает на вопросы коротко. Говорит, она не лучший рассказчик, потому что привыкла слушать. На горячей линии женского кризисного центра «Фатима» Лина работает 18 лет, и сейчас она единственный действующий консультант. «Мне было около 40, когда я пришла помогать женщинам. Почему? Да ведь много в жизни ситуаций, когда обижают женщин, и им некуда обратиться».

Лина работает на дому с 9 до 17 пять дней в неделю. Если ей нужно куда-то уйти, телефон она берет с собой. Позвонить на горячую линию могут в любой момент, даже когда она едет в автобусе. Тогда Лина выходит на остановке и разговаривает. Обычно беседа длится не менее часа, и Лина проводит 3-4 таких в день. В месяц выходит около 40 звонков.

Часто женщина не знает, чего хочет. Просто звонит, потому что ей плохо. Она может позвонить, а через несколько минут отказаться от своих слов или бросить трубку. И Лина не старается ее удержать: «Она думает, что я ей скажу, как нужно сделать. Когда я этого не говорю, она начинает злиться и бросает трубку. Как правило, перезванивает, и мы начинаем все с начала. Так бывает с каждой второй женщиной».

Средний возраст звонящих от 30 до 45 лет. Как-то раз женщине попал в руки номер «Фатимы» только в 72 года. Прожив больше половины жизни с мужем, она ушла и смогла начать новую жизнь без побоев и унижений. Развелась, стала жить одна и была очень счастлива. Но не каждая женщина может все бросить и уйти. Часто она вынуждена жить и правильно приспосабливаться к ситуации. Тогда Лина ведет психологическое сопровождение: год, два или даже пять лет. Она до сих пор общается с женщиной, которая первый раз позвонила на горячую линию четыре года назад.

Сейчас у центра нет возможности принимать звонки круглосуточно и иметь нескольких консультантов. Но когда «Фатима» только открылась, такая возможность была, и первыми консультантками стали основательницы центра — две сестры Гузель Шарапова и Венера Ибрагимова.

Гузель и Венера получали второе высшее образование по психологии в Москве, когда узнали про один из первых кризисных центров для женщин «Анна». «В этом центре на телефоне доверия работала наша двоюродная сестра. Мы очень заинтересовались всей этой женской темой. Когда мы закончили учебу, решили, что будем проситься в казанский центр. Приехали, а его нет. И открыли его здесь», – рассказывает Гузель.

Центр «Фатима» сестры открыли в 1999 году. Сначала название центр в шутку получил в честь их бабушки, которую они считали очень сильной женщиной. Потом Гузель и Венера наткнулись на арабский перевод «Фатимы» — ребенок, отнятый от груди. В хорошем смысле, это ребенок повзрослевший, способный стоять на ногах. Это им тоже понравилось, и они решили оставить название.

Начало нулевых. Домашнее насилие называют просто «семейными делами», в сексуальном насилии обвиняют жертву. Психологи почти ничего не знают об этой проблеме. Статистику никто не вел, поэтому люди были уверены, что страдают только они. Гузель и Венере, как профессионалам, было видно, как человек разрушается в таких отношениях.

Гузель и Венера начали с кабинета и телефона, которые бесплатно предоставили в социальной службе «Сэрдеш». «Мы пришли, ничего не имея за спиной. В этом кабинете написали первую заявку на грант», – вспоминает Гузель.

НКО «Фатима» получила первый грант на то, чтобы собрать людей и провести тренинги. Потом на телефон сели новые ребята, а Гузель и Венера начали вести психологическое консультирование. Юриста они нашли в университете. Пришли на юрфак и спросили у студентов: «Кто у вас тут самый классный из преподавателей: с мозгами и сердцем?», и им сразу ответили — Марина Юрьевна.

Марина Юрьевна провела с центром год. Но юрист — это дорого, невозможно постоянно эксплуатировать его за спасибо. Поэтому постепенно центр перешел на помощь юридических клиник ВУЗов.

Деятельность МВД и Министерства по делам молодежи и спорту напрямую не связана с защитой прав интересов пострадавших от бытового насилия. Но именно они с первых дней поддержали работу центра. Сотрудники МВД были вписаны в заявку на стажировку в Америку, которую «Фатима» через год после открытия выиграла среди НКО. Вместе они поехали посмотреть зарубежный подход к проблеме насилия в семье, на взаимодействие правоохранительных органов с некоммерческими организациями и населением в ситуациях бытового насилия. Наши полицейские выезжали с американскими бригадами, участвовали в семинарах, встречались с различными специалистами: судьями, социальными работниками, психологами, лидерами НКО.

После американского опыта Гузель и Венера замахнулись на создание убежища для женщин, но в финансировании они оказались намного более ограниченными. В Америке некоммерческие организации получают поддержку государства на 40%, и только 60% добирают на грантах и конкурсах. В России такой стабильности не было.

Убежище для жертв насилия было у центра только с 2008 по 2010. Все остальное время пользовались, например, помещением в церкви воскресной школы. У Русской православной церкви и мечети, в отличие от «Фатимы», деньги есть всегда, поэтому сотрудничать с ними выгодно: у них женщины могут найти приют. Иногда квартиру находили у знакомых, а один раз женщину вынуждены были оставить ночевать прямо в социальной службе.

Венера и Гузель с нуля вывели проблему домашнего насилия на уровень государства. Сами сестры называют проделанную работу просветительской. Семинары, тренинги, круглые столы, раздаточные материалы — все это они безвозмездно проводили не только в Казани, но и по районам. «Это была не просто социальная работа, а благотворительность», – говорит Гузель. Адекватной оплаты по затрачиваемым усилиям не было. «Грантовыдаватели» очень не любят финансировать зарплаты. 8-10 тысяч — это были баснословные деньги, если зарплата идет через грант. «Вот сколько можно проработать в таком режиме? Если учитывать, что ты каждый день сталкиваешься с тяжелой стороной жизни. А параллельно работать невозможно. Не перегореть было сложно». Второй год работы для Венеры и Гузель был самым трудным: не было вообще никакого финансирования, но команда не потеряла ни одного человека. Все работали бесплатно, за идею.

Венера уехала в Москву. Без нее Гузель проработала еще год-два, но одна тянуть организацию не смогла. «Марина пришла тогда, когда мы с Венерой устали. Я встретилась с Мариной и сказала, что больше не могу. Марина была категорически против закрытия центра». В 2009 году Гузель ушла с поста директора, но осталась координатором проектов. В должность вступила Марина Галицкая, кинопродюсер и правозащитница.

Марина Галицкая, нынешний исполнительный директор центра «Фатима», была одной из первых, к кому пришли сестры и рассказали о своих планах по открытию центра. Тогда она работала в региональном отделении движения «Женщины России» и занималась проблемами занятости женщин и поддержкой женского бизнеса. В этой организации у нее шли несколько программ, которые касались противодействия торговле людьми. Руководство разрешило Марине перевести их в «Фатиму», чтобы центр продолжал функционировать.

«Какой замечательный проект у нас был, помнишь… Там вот мы поработали с живыми людьми», – так вспоминает Лина проект «Организация системы защиты и помощи пострадавшим от торговли людьми в Республике Татарстан», куда входила помощь жертвам сексуального рабства и трудовой эксплуатации. Он проводился на базе «Фатимы» с 2008 по 2010 год. В регионе «Фатима» стала единственной организацией, которая выиграла конкурс и была поддержана государственным департаментом США. Это любимый проект центра, потому что он был стабильным. Проводилась полноценная многогранная работа, на которую хватало времени, возможностей и ресурсов. Госдеп США полностью его профинансировал в размере 200 тысяч долларов. В рамках этого проекта работники центра встречались с американским послом Джоном Байерли и сотрудничали с МОМ (Международная организация по миграции), которая перенаправляла «Фатиме» на реабилитацию пострадавших: как россиян, так и иностранцев. Но главное, сотрудники центра имели больше возможностей помочь.

«Фатима» выстраивала партнерские отношения с МВД, прокуратурой, социальными службами Татарстана. МОМ до сих пор перенаправляет пострадавших в центр, потому что здесь имеют уникальный опыт работы в этой области. У центра мало финансовых ресурсов, но много знакомств. И если нужно помогать, Марина звонит, кому надо, и говорит: «Срочно спасать!».

За всю историю у центра было убежище только во время этого проекта: двухкомнатная квартира. «Фатима» не может держать шелтер (убежище – прим. ред.), потому что он должен быть под наблюдением. И если нет закона, по которому полиция его содержит, то нужно нанимать частную охрану. В Азербайджане Марине показывали, как работает закон против домашнего насилия, включая закон об охранных орденах: «На горячей линии сидят девушки в платках и принимают звонки. Убежище находится под охраной полиции. Пока уголовное дело возбуждается, женщина получает помощь от некоммерческих женских организаций, которые тесно сотрудничают с полицией. А как только дело возбуждено, их переводят в государственные учреждения, но работники некоммерческих организаций продолжают их сопровождать».

Помимо Азербайджана закон против домашнего насилия принят во всех соседних с Россией странах, кроме Узбекистана, не говоря уже о странах Евросоюза. В России Дума каждый раз этот закон отвергает по разным причинам. Марина уверена, что никто из депутатов лично не заинтересован в том, чтобы принять этот закон: «В России нет никаких механизмов для защиты женщин. Правоохранительные органы не могут защищать без законодательной базы. Мало того, Дума постаралась и вывела домашние побои из состава уголовных преступлений и перевела в административный кодекс».

Уголовная ответственность наступает, если побои не единичны. А доказать периодичность насилия сложно. До суда доходят только 3% случаев домашнего насилия. «Есть популярные законы, которые приносят деньги, а есть непопулярные. Я как женщина, умеющая считать три копейки, уверена, что перевод из уголовного наказания в административное принесет прибыль государству. Женщина первый раз обращается в полицию, а ей советуют забрать это заявление. Полиция объясняет, что сейчас она еще заплатит за это деньги из семейного бюджета. Они открытым текстом говорят так, потому что это правда», – говорит Марина. Закон в идеале должен состоять из профилактических мер и мер пресечения преступления охранными орденами. Это не придуманная в американском кино штука, это рекомендация ООН.

Последний раз продвигала закон депутат Оксана Пушкина. Но сейчас этот закон, вроде бы, никому не нужен: такой проблемы нет, потому что о ней никто не говорит. По агрессивным комментариям к флешмобам типа «Я не боюсь сказать» видно, что часть населения агрессивно относится к женщинам. Поэтому этот закон непопулярен, и депутат не может сделать на нем политическую карьеру. «У Собчак в предвыборной кампании был большой блок о правах женщин. Но мы не видели, чтобы все женщины бросились голосовать за свои права. Я к тому, что замалчивание, в том числе и самими женщинами — это серьезное препятствие для изменения законодательных и культурных стереотипов».

Еще одним тяжелым годом для «Фатимы» стал 2015: организация не получила ни одного гранта. Марина несколько месяцев отдавала свои деньги, чтобы телефон горячей линии функционировал. В том же году центру пришлось съехать из офиса на Булаке, в котором они проработали больше десяти лет, из-за неподъемной арендной платы. Теперь «Фатима» располагается в здании Общественной палаты на улице 8 марта. Помещение получили бесплатно, выиграв в конкурсе.

Светлана Болтачева — специалист по международным коммуникациям и переводчик. В этом кабинете она пишет заявки на гранты, разбирается с документацией и другими организационными вопросами. Вместе с центром в кабинете находятся еще 4 организации. Их Светлана видит редко, потому что почти все НКО работают наплывами: «Мамы Казани не могут приходить сюда часто, они же мамы. У них дети», – смеется Светлана.

В «Фатиму» Светлана попала в преддверии того большого проекта «Организация системы помощи пострадавшим от торговли людьми». Ее мама по работе соприкасалась с Мариной Галицкой. У них была запланирована встреча с американским послом Байерли: «Я в то время оканчивала лингвистический университет, страстно увлекалась английским языком. Хотелось послушать речь от носителя языка. На встречу мы с мамой не успели, но разговорились с Мариной. Ей в это время как раз нужна была помощница». С того дня Светлана работает в центре. Пару раз она уходила в коммерческие организации, чтобы попробовать новое и побольше заработать, но каждый раз возвращалась в «Фатиму».

В основном гранты и конкурсы ориентированы на новые некоммерческие организации. То, что давно отработано и известно государству (а тема домашнего насилия признана на уровне государства), не финансируют. Получить финансирование из-за рубежа трудно на фоне политической повестки. Остается рассчитывать только на российские гранты. Но Гузель уверена, что эти условные 100 тысяч рублей подходят только для того, что называется «хоть какой-то деятельностью». Хватает этих денег на несколько месяцев, за которые организация просто не может раскачаться. Проекты должны длиться не меньше года.

Бюджет, который получает центр с гранта, — это не просто итоговая сумма, а каждая статья расходов: зарплата, организация мероприятия, канцтовары и т.д. В сумму обычно уложиться невозможно, и все остальное приходится покрывать самим. В последний раз центр запросил 600 тысяч рублей, а урезали его почти в два раза и дали 380 тысяч на полгода. «Никто не жалуется, потому лучше 300, чем 0», – говорит Светлана.

С другой стороны, есть Министерство труда, занятости и социальной защиты. Оно сотрудничает с центром и хочет, чтобы он стал поставщиком социальных услуг. Президентом издан указ, чтобы до 30% социальных услуг оказывали негосударственные организации. Светлана была на обучении, где рассказывали, как войти в реестр поставщиков этих услуг. «Это все прекрасно, но мы не можем туда войти», – объясняет Светлана. Есть определенный список социальных услуг. Во-первых, там копеечные расценки. Стоимость услуги «купить и принести бабушке продукты» стоит 50 рублей при том, что социальный работник на проезд потратит больше. Можно оказывать услуги прямо в кабинете, но должны соблюдаться нормы по содержанию стационара и полустационара. «Должен быть подъем для малоподвижных граждан. У нас он есть — на первый этаж. Плюс световые дорожки, надписи шрифтом Брайля. Во что это упирается? Опять в деньги».

Еще один способ — краудфандинг (благотворительные пожертвования – прим. ред.). Для его развития нужна добротная реклама, а последний раз такая была у «Фатимы» в 2012 году. Издания Татарстана бесплатно информацию о телефоне не публикуют, и их можно понять.

Своего рода «рекламой» для женщин становятся события во внешнем мире. После таких новостей, как про мужа-садиста (мужчина из подмосковного Серпухова отрубил жене руки из-за ревности – прим. ред.), женщины начинают звонить чаще. Они начинают испытывать страх за себя.

Почти 30 лет ассоциация кризисных центров «Анна» раскачивает тему домашнего насилия. Но для консультанта горячей линии Лины побои как были 18 лет назад, так и остались побоями: «Представить мир без насилия не могу, пока поступают звонки». Мужчины за счет морального и физического насилия самоутверждаются. Порядочный и справедливый начальник на работе приходит домой и сбрасывает все эмоции на жену. Главная цель агрессора в том, чтобы женщина зависела от него во всех аспектах жизни. Частое явление — мужчина заставляет уйти с работы и сидеть дома. Сидеть безвылазно в «золотой клетке» женщина, по опыту центра, может месяца. В таком положении у женщины начинает развиваться Стокгольмский синдром: «Он сегодня мне купил что-то вкусное. Какой он прекрасный человек». Потом все начинается сначала — унижение, насилие. Побои бывают очень серьезные: и сотрясение мозга, и сломанные ребра. На памяти Лины самый тяжелый случай был, когда муж ушел из семьи, но однажды позвал жену на разговор. Он вывез ее за город и всю избил. Побои были сильнейшие, после она проходила длительное лечение у врачей и психологов.

Остановить психологическое и физическое насилие можно только в полиции. Если полиция помочь не может, единственный выход для женщины — уехать. Марина рассказывает, как в 7 утра в офис в галошах пришла женщина, которая убежала из деревни. Там она занималась непосильным домашним хозяйством в одиночку: огороды, скотина. Муж ее бил. А свекровь говорила, что он еще мало бьет, потому что она плохо работает. Один раз женщина сбежала из частного дома в Москве. Она вылезла в окно, вытащила своих детей и приехала в Казань: полуголая и с одним чемоданом.

Чаще насилию подвержены женщины без образования, с заниженной самооценкой и особенно проживающие в селе. Ситуация в пригородах ужасающая: женщине стыдно поднимать эту тему, потому что об этом узнает весь поселок. В 2001 году Марина участвовала как интервьюер в исследовании, которое проводилось вместе с университетом Невады, федеральным (тогда Казанский государственный университет – прим. ред.) и медицинским университетами. Опросы проводились среди женского населения в крупных городах и сельских районах Татарстана. «Мне достались женщины из сельской местности. Я никогда не забуду разговор с ними. Какие чудовищные вещи они рассказывали. Во время опроса врачи из медуниверситета вынуждены были подключаться и консультировать женщин по вопросам здоровья».

Лина не хочет говорить, что конфессия сильно влияет на статистику бытового насилия. Но за последние пять лет в мусульманских семьях бытовое насилие встречается чаще: «У них женщина больше посвящает себя мужу, детям и меньше общается с друзьями и родственниками».

Каждый месяц Лина приносит отчет по горячей линии. В нем, помимо графы «женщины», есть графа «мужчины». Мужчины звонят очень редко. Лина вспоминает: «Мужчина позвонил и сказал, что жена его избивает. Не очень серьезно: кулаком в ребра ударила, пнула, толкнула. В первый раз он позвонил, мы с ним разобрали ситуацию. Перезвонил через две недели. Сказал, что начал больше внимания уделять жене. Все было от недостатка внимания».

Чаще насилию подвержены женщины без образования, с заниженной самооценкой и особенно проживающие в селе. Ситуация в пригородах ужасающая: женщине стыдно поднимать эту тему, потому что об этом узнает весь поселок. В 2001 году Марина участвовала как интервьюер в исследовании, которое проводилось вместе с университетом Невады, федеральным (тогда Казанский государственный университет – прим. ред.) и медицинским университетами. Опросы проводились среди женского населения в крупных городах и сельских районах Татарстана. «Мне достались женщины из сельской местности. Я никогда не забуду разговор с ними. Какие чудовищные вещи они рассказывали. Во время опроса врачи из медуниверситета вынуждены были подключаться и консультировать женщин по вопросам здоровья».

Лина не хочет говорить, что конфессия сильно влияет на статистику бытового насилия. Но за последние пять лет в мусульманских семьях бытовое насилие встречается чаще: «У них женщина больше посвящает себя мужу, детям и меньше общается с друзьями и родственниками».

Каждый месяц Лина приносит отчет по горячей линии. В нем, помимо графы «женщины», есть графа «мужчины». Мужчины звонят очень редко. Лина вспоминает: «Мужчина позвонил и сказал, что жена его избивает. Не очень серьезно: кулаком в ребра ударила, пнула, толкнула. В первый раз он позвонил, мы с ним разобрали ситуацию. Перезвонил через две недели. Сказал, что начал больше внимания уделять жене. Все было от недостатка внимания».

ННЕ ПЕРЕГОРЕТЬ СЛОЖНО, НО МОЖНО
Проблема профессионального выгорания чаще стоит ребром для тех, кто работает с «темной» стороной жизни. У консультантов и психологов есть свои психологи, которые помогают избежать или преодолеть профессиональное выгорание. Но люди все равно уходят. Звонки начинают им сниться, они разговаривают во сне, пытаясь с самим собой обсудить проблему. Их постоянно посещают мысли, что они снова не смогли помочь человеку.

Лина думала о профессиональном выгорании: «Мне кажется, у меня этого нет. Почему? Потому что у меня в семье все хорошо». Светлана тоже уверена, что стремление к благотворительности есть в каждом человеке, особенно когда у него все хорошо с самим собой: «Нельзя думать о своей творческой реализации, когда ты элементарную потребность в еде и воде не можешь удовлетворить». Но, сколько бы неравнодушных людей ни было, НКО не в состоянии помочь всем. Их задача — поднять проблему на уровень государства. В свою очередь государство меняться может только параллельно с обществом. Пока в обществе эту проблему не будут воспринимать нормально, государство много сделать не сможет. И начать жить людям, как уверяет Гузель, нужно по простому закону: «То, что хорошо для женщины, хорошо и для мужчины. Что плохо для женщины, то плохо и для мужчины».

Горячая линия ЖКЦ «Фатима»: 246-44-01