Совершить невозможное

У Миши остался косметический дефект - сказали, что он его перерастет, но позже выяснилось, что все-таки придется делать челюстно-лицевую операцию в Москве, в Центральном институте стоматологии и ортопедии у профессора Рогинского. Правда, ее еще никому не делали в возрасте четырех лет, но на консультации профессор сказал, что оперировать можно и все будет хорошо. Из Нальчика, где мы тогда жили с мужем и сыном, пришлось на время переехать к маме в Воронеж, так как врач рекомендовал до операции не посещать детский сад. Я работала тренером, сын ходил со мной в спортзал, играл с детьми-школьниками, бегал.

Операция длилась два с половиной часа. Потом профессор вызвал меня и сказал, что все нормально: сейчас Мишу повезут в реанимацию, я могу по дороге туда его сопровождать. Вечером можно будет позвонить и узнать о самочувствии, а утром нас переведут в отделение. После предполагался примерно месяц реабилитации, после чего мы бы вернулись домой, через какое-то время приехали бы на обследование, и все. Вечером звоню – как он, отошел от наркоза? Но мне толком ничего не объясняют почему-то. Утром приезжаю с вещами в больницу, а мне говорят: «Знаете, мы его никуда не переводим – он разорвал бинты и вытащил трубку. В общем, мы его пока в реанимации держим». И все. Это неведение длилось довольно долго. Как потом выяснилось, он лежал, привязанный бинтиками к кровати, язык и челюсть у него были прооперированы, и там был установлен аппарат с интубационной трубкой. Медбрат ушел за лекарством, дежурный врач ушел курить. Ребенок остался один, никого возле него не было. Видимо, начал задыхаться. А когда человек задыхается, то пытается как-то руками себе помочь – и он разорвал эти бинтики, которыми были привязаны руки, вырвал трубку, задохнулся - и умер. Была остановка сердца и остановка дыхания, его реанимировали, но сколько мозг находился без кислорода, неизвестно. Все это мы уже потом выяснили разными путями - дело непростое, и никто об этом говорить не хотел. Медсестры нам рассказали, что врача прикрыли, а медбрата уволили по статье. В Минздраве посоветовали – подавайте в суд. Как тут разорваться - судом заниматься или ребенком? “А вы его сдайте в детский дом, а сами идите работать”, – такие заявления я слышала по телефону из Минздрава СССР.

Потом меня стали пускать в реанимацию, я училась ухаживать за сыном. Миша ни на что не реагировал, не двигался. Как сказал профессор – жить он будет, но “овощем”, надеяться практически не на что - разве только на бога или на чудо. Это было для меня тяжелым ударом. Было страшно оттого, что вот лежит мой родной маленький человек, которого нужно защищать, а я ничего не могу сделать. Я стала ходить в Ленинскую библиотеку, читала там диссертации по гипоксии, но там было мало информации, которая могла бы помочь.

Первый раз, когда я увидела Мишу, было страшно смотреть. Но мне показалось, что он реагировал на меня и мой голос. Врач-хирург, которая потом курировала его, говорила, что бывают разные случаи, и бывает, что после комы человек может все помнить. Друзья помогали нам разными способами, вплоть до народной медицины и экстрасенсов. И я за все, за что можно было схватиться, хваталась. Еще в реанимации пытались делать массаж. Привозили Мише магнитофон, на котором включали записи его же голоса. Он ведь и стихи, и сказки сочинял, когда ему было еще два года. Привезли книжки и игрушки, с которыми он играл. Неврологи утверждали, что ребенок не видит и не слышит. А я им доказывала обратное - я слышала, как Миша выговаривает по две буквы. Приходилось врачей убеждать, чтобы постепенно убирали аппараты, которые помогали ему функционировать, ту же трубку. Тяжело, конечно, вспоминать, как начинали голову держать, всему заново учились - сидеть, ходить, бегать. Иногда накатывало отчаяние: все делаешь, стараешься - но ответной реакции от ребенка никакой, а ведь он был таким смышленым. Периодически приходилось вызывать на помощь маму из Воронежа, потому что одной мне было очень непросто.

В итоге мы пролежали в больнице целых полгода и выписались домой уже своими ногами. Мне по месту работы потребовалась справка из университета в Нальчике о том, что я не получаю там пособия. Я позвонила мужу и попросила ее привезти, но он отказался и не поехал. Тогда я позвонила на кафедру сама. И тут выяснилось, что они оказывали материальную помощь и передавали мужу. В общем, он все деньги получал за меня. К тому же нашел себе новую жену, пока нас не было в Нальчике. Конечно, это был шок. Я тут же сняла кольцо.

Я работала в Воронеже в спортивной школе, и нам с Мишей выделили путевки в лагерь на турбазу. Я пыталась приучить его к воде - сын ее боялся. С нами в комнате жила заслуженный тренер Галина Пилипченко, которая играла с Мишей в такую игру: брала его за руку и бросала разные игрушки в воду, чтобы он их оттуда брал. Моя подруга и партнерша, мастер спорта Марина Горностаева что-то придумывала из бусинок, чтобы он занимался, вспоминал слова. Постепенно восстанавливали то, что было утрачено. Когда открыли первый сад для детей-инвалидов, нам помогли туда попасть. Появлялись разные люди: я многим благодарна за помощь и всегда об этом помню.

Сначала Миша ходил в специальный детский сад, а позже уже – в обычный. Я планировала отдать его в обычную школу, потому что мы упорно занимались, и я считала, что он сможет ее осилить, хотя некоторая расторможенность у него все-таки оставалась, были проблемы с мелкой моторикой. 

Перед первым классом мы прошли тестирование: все устные ответы давались хорошо, но с письмом были проблемы. В школе, куда Миша поступил, случился конфликт с учителем – она вызвала нас к директору и говорила, что родители жалуются на то, что ребенок не пишет в тетрадке. Ну при чем тут родители других детей? Видимо,учителю просто не хотелось со всем этим возиться. Мы решили попробовать пойти в интернат для детей с поражением опорно-двигательного аппарата. Правда, Миша не оставался там - детей привозили туда на автобусе и после занятий забирали. И как-то раз они вместе с одноклассницей где-то гуляли и опоздали на автобус. Миша дозвонился из автомата бабушке, она сказала, чтобы они шли назад и ждали – мама приедет. Я тут же примчалась за ними, но об этом случае рассказали директору, тот очень категорично ситуацию воспринял, нагрубил мне. И после этой истории я решила, что мой ребенок здесь учиться не будет - если так обращаются с родителями, то как с детьми? 

Я обзванивала ближайшие школы, и завучи, услышав, что ребенок с инвалидностью, сразу отказывались. И вот в одной из школ я попала на директора, объяснила ситуацию, и она попросила прийти к ней вместе с ребенком. В школе она ненавязчиво протестировала Мишу, угощая чаем, и его взяли учиться. Впоследствии я узнала, что у директора внучка-инвалид с вывихом бедра, поэтому и к нашей ситуации она отнеслась с таким пониманием.

Однажды ранней весной, Мише тогда еще было пять лет, он мне говорит: «Мам, я хочу играть в футбол». Я отвечаю, что снег сойдет, тогда пойдем играть. А он мне: «Мам, ты не поняла, я хочу не с тобой, а с папой играть». Я ему объясняю, что не получится, так сложилось, что папы рядом сейчас нет. “Мам, а ты рыскай по городу как пантера за добычей и найди мне папу!” - вот такое Миша иногда выдавал.

Я работала в институте физкультуры и однажды предложила провести спортивный праздник для детей-инвалидов. Первая эстафета прошла удачно, и мы стали проводить их регулярно. Потом по нашей инициативе в городе открылась спортивная школа для таких детей. Миша тоже там занимался – ходил в бассейн. Сначала не хотел, потому что было неудобно – он тогда учился во вторую смену, но я настояла. С первой тренировки сын вышел с горящими глазами и сказал: «Мама, какой тренер! Мам, выходи за него замуж!» Я, конечно, не восприняла это всерьез: ну как вообще так можно?

Однажды на спортивном мероприятии для детей, куда я пришла как инструктор-методист, мы с Мишиным тренером разговаривали о чем-то, а Миша, который был рядом, вдруг говорит: «Владимир Борисович, а мы с мамой новый диван завтра едем покупать!» Поехали мы с Мишей и ребятами-студентами, которые помогали нам в перевозке. На следующей тренировке Владимир поинтересовался, какой именно мы выбрали диван. Оказалось, он тоже приезжал на рынок, но увидел, что помощников у нас хватает, и не стал навязываться. А однажды утром неожиданно встретил меня на автовокзале с горстью конфет. Я тогда была спортивным менеджером-координатором по Центральному Черноземью и ранним автобусом уезжала на встречу в Липецк. А Владимир жил на Варейкиса и пешком дошел до автовокзала, чтобы проводить меня. Примерно через год мы поженились.

Миша участвовал в соревнованиях по плаванию. Сперва на областных, которые проходили в Воронеже. Из-за нарушенной координации ему, конечно, было сложно плыть. Володя, который был на этих состязаниях судьей, специально шел по бортику бассейна и был готов прыгнуть в воду, если вдруг что-то произойдет. Миша потом рассказал, что доплыл «на зубах», в конце дистанции было темно в глазах. Но все равно он ее преодолел. Потом стал участвовать в паралимпийских соревнованиях. Он семикратный чемпион и шестикратный рекордсмен России по паралимпийской программе, а по программе Специальной Олимпиады на Всемирных играх в Китае - дважды серебряный призер.

Однажды нам позвонили из Москвы и рассказали о ежегодном марафоне в Нью-Йорке, в котором участвуют люди с инвалидностью. Обычно туда ездят москвичи, но организаторы сказали, что про Мишу читали и хотели бы пригласить его. Он поехал, мы с ним все время связывались по телефону, и когда я его спросила, что принесло ему участие, он ответил: жуткую боль в ногах и медаль. Миша не фанат спорта, несмотря на то, что выигрывал разные конкурсы и соревнования. Спорт помогал ему реабилитироваться. И у него до сих пор спорт и физическая культура - это средство поддерживать себя в форме, а не самоцель.

У Владимира на момент нашего знакомства уже было двое взрослых детей. И его сын Илья, правозащитник, предложил Мише поучаствовать в граждановедческой олимпиаде. Может быть, он его в эту сферу и направил. К тому же Миша хорошо знал историю, и классе в восьмом сказал, что хочет быть юристом. Ну, раз человек выбрал, значит, надо создавать условия для этого. Выяснилось, что недалеко от нас открывается класс юридического профиля от института МВД, и мы пошли туда.

У Миши тогда по-прежнему были проблемы, он не мог писать, но при этом все говорили, что он самый умный в классе. К окончанию школы предлагали пойти учиться в институт МВД. Но Миша сказал, что хочет в университет. Юридический – сложный факультет, мы опасались, справимся или нет. Но когда подошла первая сессия, ее сдали и остались со стипендией только десять человек, в том числе и Миша. Группа у них очень хорошая была. Когда после первых занятий в библиотеке нужно было заполнять формуляры, тут же девочки подскочили и предложили за Мишу все записать. Потом придумали лекции для него конспектировать под копирку. Он поблагодарил, но отказался. К тому времени появились диктофоны, все можно было записывать на них.

Летом они ездили куда-нибудь отдыхать по путевкам от университета. Одна из поездок была в Лермонтово, и студентам предложили подняться в горы с альпинистским снаряжением. И Миша тоже попробовал. Страшновато было, конечно. Но у него постоянно происходят какие-то преодоления, ему важно доказать, что он может. Сейчас Миша работает специалистом банка. Живет уже совершенно самостоятельно - сам купил квартиру в ипотеку, уже выплатил ее.

В 2013 году наш заведующий кафедрой объявил, что адаптивную физическую культуру должны преподавать люди не только со степенями, но и с личным опытом. А Миша - мастер спорта лиц с поражением опорно-двигательного аппарата, сам через это прошел. И вот уже четвертый год он и у нас работает на четверть ставки, с нынешнего учебного года - старший преподаватель. Ведет юридическую дисциплину «Социальная защита инвалидов», написал по ней учебное пособие, которое стало лауреатом конкурса на лучшую научную книгу. Сейчас его переиздают в Москве, уже для всех студентов России. Научных публикаций у Миши больше тридцати, он сдал два кандидатских минимума в университете, но все никак диссертацию не допишет – времени не хватает. 

Мой муж - заслуженный тренер РФ, работает много лет, всего через него прошло человек триста и все они научились плавать, со многих потом сняли инвалидность. Среди них есть многократные чемпионы и рекордсмены России, Европы и мира. Ребята поступили в вузы, создали семьи, работают. Несмотря на то, что у них нарушения зрения, опорно-двигательного аппарата или интеллекта. Я сама после того, что мы прошли с Мишей, стала заниматься вопросами адаптивной физической культуры. Когда мы проводили первую спортивную эстафету для таких деток, то к каждому ребенку приставили студента. Они сперва были скованными, побаивались друг друга. Но потом и дети раскрепостились, и студенты увидели, как они могут им помочь. Это очень важно: когда люди поддерживают друг друга, преодолевают трудности и верят, что все получится, - так оно и случается.