- Публикатор: Юлия Тотьмянина (y-totmyanina)
- Текст: Юлия Тотьмянина
«Репортёр» поговорил с людьми, чья жизнь дважды изменилась за последние четыре месяца. Еще недавно они слышали звуки взрывов и прятались от обстрелов, а теперь вокруг только лес, пруд, горки и качели.
Бесконечные расспросы и тяжелые воспоминания о недавнем прошлом. И мысли о том, как жить дальше
Бесконечные расспросы и тяжелые воспоминания о недавнем прошлом. И мысли о том, как жить дальше
Это место похоже на летний лагерь: пруд, лес, горки, качели. Везде бегают дети. Недавно здесь был санаторий, а теперь – пункт временного размещения беженцев.
Дети ― это просто дети
Бывший директор санатория, теперь - директор ПВР, Николай Фильченков, говорит, что здесь со своими родителями живет 41 ребенок, 29 из них учатся в местной школе, куда их отвозят заказными автобусами. Все дети ходят учиться, но школе они столкнулись с языковой проблемой:
Бывший директор санатория, теперь - директор ПВР, Николай Фильченков, говорит, что здесь со своими родителями живет 41 ребенок, 29 из них учатся в местной школе, куда их отвозят заказными автобусами. Все дети ходят учиться, но школе они столкнулись с языковой проблемой:
― В Украине все учебники на украинском, поэтому перестроиться на русский немного сложно. По знаниям даже бывает опережают своих сверстников, говорят: «А мы это уже там прошли». К нам приезжали студентки колледжа из Смоленска, они помогали делать домашние задания, развлекали. Вы не отличите, с Украины они или из России. Все улыбаются, смеются. Дети – это просто дети. Мы не напоминаем им о том, что было. Хотя по ним видно, что это дети с войны. Например, если пролетает самолет, они начинают прятаться или убегать.
Какие тут планы можно строить?
Антонина и ее дети Вероника и Леня приехали в Голоёвку из Мариуполя 10 апреля. Они жили в Мариуполе до 19 марта, пока в их дом не попал снаряд.
― 19 числа в дом прилетело снарядом, тогда мы собрались и ушли оттуда. Приехали в Белгород – там родственники. Затем обратились в ПВР, и нас привезли сюда. Здесь приняли хорошо: есть все условия для нормальной жизни. Дочка ходит в школу, сын – нет. Он учился в Мариуполе, а сейчас нет смысла, потому что не определились, что дальше будет. Дочка 6 класс заканчивает, учеба ей дается, в школе хорошо приняли, конфликтов нет. Она у нас спокойная, тихая.
― Моя мама и братья в селе живут. С начала марта и до 8 мая мы даже не знали, что с ними. Теперь дозвонились и знаем, что с ними все нормально. Брат позвонил и сказал, что есть возможность вернуться назад и пожить у них, поэтому планируем поехать обратно в Мариуполь.
Наша квартира сгорела, стена в квартире упала, поэтому там нельзя жить.
Рады, что сейчас у нас все нормально
― Сюда приезжают и показывают всякие концерты. Дети, в основном, играют: то баскетбол, то волейбол, находят себе занятие. Девочки приезжали с колледжа, игры устраивают, детям есть чем заняться.
А мы сидим в телефоне, новости читаем. Хотя по чуть-чуть уже стараемся абстрагироваться от этой темы. Жалко, что вернемся, а ни жилья, ничего нет того, что было там, что наживалось годами. Но сейчас уже как будто бы приелось.
Стараешься уже об этом не думать. Каждую неделю приезжают и расспрашивают или журналисты из газеты, или прокуратура, миграционная служба. А что еще им сказать? Что еще добавить? Каждый день одно и то же рассказывать надоело. Пытаешься вроде бы отвлечься от этого всего, а не получается, потому что тебя все спрашивают и спрашивают.
― Нам сюда привозят гуманитарную помощь. В медкорпусе есть гуманитарный кабинет. Если надо что-то – идешь и берешь. Под размер одежды, конечно, нет. Мерили, кому что подходило, то и брали. Мы из Мариуполя когда уходили, взяли только один рюкзак с документами. Не брали вещи, потому что не знали, что надолго будем уходить.
Думали, что постреляют и вернемся назад.
А потом уже в квартиру нереально было зайти.
Мы ушли чисто с рюкзаком с документами
Веронике 12 лет, она заканчивает шестой класс. Вероника говорит, что в школе у нее появились новые подруги, но она не обсуждает с ними то, что пережила в Мариуполе.
― На другие темы общаемся, спрашиваем, как у кого дела. С друзьями из Украины тоже общаюсь. У них все хорошо, подруги ходят в школу. Если в школе мне что-то надо, мне все отвечают или у меня тоже что-то спрашивают. Все общаются. Тут, в Голоёвке, нечем заняться. Постоянно в комнате сижу, готовлюсь к урокам или на улицу выхожу.
В украинской школе у меня был французский и английский. А тут английский и немецкий. Учителя просто дают слова, которые нужно перевести, дают мне делать задания самостоятельно с помощью переводчика, телефона. А учиться не тяжело. В принципе, все поняла довольно быстро. Для учебы нам выдали все, что нужно: тетрадки, портфель, а школьной формы нет. С книжками была напряженка: их выдали не всем, но мне хватило.
― Планов на лето нет, ― говорит мама Вероники. ― Будем ждать пока документы выдадут. Какие тут планы можно строить? В лес сходить? Больше наперед ничего не строим. Теперь только по мере поступления решать.
― На другие темы общаемся, спрашиваем, как у кого дела. С друзьями из Украины тоже общаюсь. У них все хорошо, подруги ходят в школу. Если в школе мне что-то надо, мне все отвечают или у меня тоже что-то спрашивают. Все общаются. Тут, в Голоёвке, нечем заняться. Постоянно в комнате сижу, готовлюсь к урокам или на улицу выхожу.
В украинской школе у меня был французский и английский. А тут английский и немецкий. Учителя просто дают слова, которые нужно перевести, дают мне делать задания самостоятельно с помощью переводчика, телефона. А учиться не тяжело. В принципе, все поняла довольно быстро. Для учебы нам выдали все, что нужно: тетрадки, портфель, а школьной формы нет. С книжками была напряженка: их выдали не всем, но мне хватило.
― Планов на лето нет, ― говорит мама Вероники. ― Будем ждать пока документы выдадут. Какие тут планы можно строить? В лес сходить? Больше наперед ничего не строим. Теперь только по мере поступления решать.
20-го марта у нас был обстрел. Мы с детьми прыгали с третьего этажа. Потом нас завалило в подвале – легли спать, а через шесть часов выбирались оттуда из-за удара.
Они пили натрий хлорид и глюкозу
Сестры Елена и Виктория приехали в Голоёвку вместе с детьми. Они эвакуировались из Мариуполя 21 марта.
― 21 марта в 6 утра мы схватили детей и бежали эвакуироваться, ― говорит Виктория. ― Бежали наобум, военные посадили нас в автобусы. Перед этим я успела зайти в квартиру и взяла свидетельства о рождении детей. Из вещей были пара трусов, носков и кофточек детям. Нас не спрашивали, куда везти, просто развозили по ПВРам. Сюда мы приехали ночью, напуганные и уставшие. Приехали – и не можем понять, где мы: озеро, лес, темно.
20-го марта у нас был обстрел. Мы с детьми прыгали с третьего этажа. Из квартиры мы перешли в подвал, и там жизнь была налажена: мужчины доставали воду, продукты. Потом нас завалило в подвале – легли спать, а через шесть часов выбирались оттуда из-за удара. В тот день в подвале никто не погиб, мужчины вытащили всех. В час ночи мы с детьми бежали по улицам, один человек пустил нас к себе в подвал. Там мы просидели до шести утра и поняли, что оставаться здесь нельзя.
20-го марта, когда у нас был обстрел, ранило нашу маму. Мужчины помогли спустить ее с третьего этажа и отвезли на тачке в больницу. С тех пор о ней не было никаких известий.
― 21 марта в 6 утра мы схватили детей и бежали эвакуироваться, ― говорит Виктория. ― Бежали наобум, военные посадили нас в автобусы. Перед этим я успела зайти в квартиру и взяла свидетельства о рождении детей. Из вещей были пара трусов, носков и кофточек детям. Нас не спрашивали, куда везти, просто развозили по ПВРам. Сюда мы приехали ночью, напуганные и уставшие. Приехали – и не можем понять, где мы: озеро, лес, темно.
20-го марта у нас был обстрел. Мы с детьми прыгали с третьего этажа. Из квартиры мы перешли в подвал, и там жизнь была налажена: мужчины доставали воду, продукты. Потом нас завалило в подвале – легли спать, а через шесть часов выбирались оттуда из-за удара. В тот день в подвале никто не погиб, мужчины вытащили всех. В час ночи мы с детьми бежали по улицам, один человек пустил нас к себе в подвал. Там мы просидели до шести утра и поняли, что оставаться здесь нельзя.
20-го марта, когда у нас был обстрел, ранило нашу маму. Мужчины помогли спустить ее с третьего этажа и отвезли на тачке в больницу. С тех пор о ней не было никаких известий.
Она очень сильная женщина. С 26-го марта у них не было воды. Они пили натрий хлорид и глюкозу.
Даже если раздавалась тревога, начинало свистеть, когда мы во дворе разводили костры и на мангалах готовили, она сидит и говорит:
«У меня дети, надо есть готовить».
В магазин за продуктами она ходила.
Иначе мы бы с голоду умерли
― Мы искали ее по разным группам, где публикуют списки погибших. Листаешь и надеешься, что никого из знакомых не найдешь. Мама сама нас нашла. Волонтеры в больнице смогли найти наш российский номер телефона, позвонили и сказали, что она жива, а мы даже смогли с ней поговорить. Артур от радости до потолка прыгал. Оказалось, что у нее было осколочное ранение. А 2-го апреля она сама вышла из больницы и на костылях пошла в сторону границы. Она прошла лечение в Тихвинской больнице и сейчас находится в ПВР.
«Мне вообще все равно»
Артуру, сыну Елены, 16 лет. В Мариуполе Артур учился в русскоязычной школе, а потом в техникуме, а здесь пошел в 10 класс.
― Рюкзак потерял в подвале, когда нас завалило, – говорит Артур. ― С телефоном и со всем. Здесь обеспечили учебниками, тетрадками, карандашами.
― Рюкзак потерял в подвале, когда нас завалило, – говорит Артур. ― С телефоном и со всем. Здесь обеспечили учебниками, тетрадками, карандашами.
Когда здесь два месяца подряд находишься, уже не очень круто и мило. В телефоне сижу целый день, скоро овец считать начну, чтобы с ума не сойти. Заняться нечем
― Раньше занимался боксом, а здесь нет возможности. Друзей здесь нет и в школе тоже нет. Особо ни с кем не общаюсь, коллектив не тот. Люди незнакомые. Мой круг общения в Мариуполе – круг спортсменов. А здесь все люди с разных мест, все новые. Близко не сошлись, чтобы друзьями называть.
Потом не знаю, куда поступать. Посмотрим. Космонавтом буду. Много разных вариантов в голове. Я поступил в строительный техникум в Украине, чтобы была возможность на соревнования ездить.
Тут мама Артура, Елена, останавливает его: «Потом об этом поговорим».
― С детьми начали работать психологи, ― говорит Виктория. ― Маленькие дети не могут объяснить нормально, что их волнует, поэтому они в игровой форме сейчас занимаются.
― Надоедает разговаривать об этом всем, но все равно придется, ― замечает Елена. ― Если не говорить о том, что пережили, если держать это в себе постоянно, можно с ума сойти.
―Лично для меня нет такого, что держать в себе тяжело, – отрезал Артур. – Мне вообще все равно.
― Дальше – получение гражданства, – планирует его мама. – Думаем в Белгородскую область переехать, туда, где теплее. Хочется, чтобы климат был приближенный к прошлому. Здесь очень холодно.
Потом не знаю, куда поступать. Посмотрим. Космонавтом буду. Много разных вариантов в голове. Я поступил в строительный техникум в Украине, чтобы была возможность на соревнования ездить.
Тут мама Артура, Елена, останавливает его: «Потом об этом поговорим».
― С детьми начали работать психологи, ― говорит Виктория. ― Маленькие дети не могут объяснить нормально, что их волнует, поэтому они в игровой форме сейчас занимаются.
― Надоедает разговаривать об этом всем, но все равно придется, ― замечает Елена. ― Если не говорить о том, что пережили, если держать это в себе постоянно, можно с ума сойти.
―Лично для меня нет такого, что держать в себе тяжело, – отрезал Артур. – Мне вообще все равно.
― Дальше – получение гражданства, – планирует его мама. – Думаем в Белгородскую область переехать, туда, где теплее. Хочется, чтобы климат был приближенный к прошлому. Здесь очень холодно.
Мы отдали родителям сладости и подарки для детей и пошли в библиотеку, где с детьми работает психолог. На столе много рисунков, дети позируют на камеру и кривляются, когда видят, что я их снимаю.
― У нас было тренинговое занятие, ― говорит психолог. ― Мы хотели показать детям, что они не одни, что мы все вместе, в безопасности, что все здесь рядом и помогают друг другу. Сначала дети нарисовали, кто их окружает: родители, психологи, знакомые, повара. А в середине ― себя. Мы проговаривали с ними свои страхи. Например: я боюсь, когда пролетают самолеты. Все, что дети нарисовали, они проговорили, чтобы определить себе безопасное место и понять, что они не одни.
― У нас было тренинговое занятие, ― говорит психолог. ― Мы хотели показать детям, что они не одни, что мы все вместе, в безопасности, что все здесь рядом и помогают друг другу. Сначала дети нарисовали, кто их окружает: родители, психологи, знакомые, повара. А в середине ― себя. Мы проговаривали с ними свои страхи. Например: я боюсь, когда пролетают самолеты. Все, что дети нарисовали, они проговорили, чтобы определить себе безопасное место и понять, что они не одни.
Мальчик Дима написал имена всей своей семьи,
а в середине нарисовал взрыв
Ко мне подходит девочка, прошу ее показать свой рисунок:
― Я рисовала всех своих знакомых, которые здесь есть. Я еще одного человека хотела нарисовать, но у него сложное имя… А у нас есть такой вопрос: конфеты будут?
― Я рисовала всех своих знакомых, которые здесь есть. Я еще одного человека хотела нарисовать, но у него сложное имя… А у нас есть такой вопрос: конфеты будут?
Материал подготовлен с участием студентов Мастерской сетевого издания "Репортёр" на Факультете коммуникаций, медиа и дизайна НИУ ВШЭ
Комментарии:
Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...