Наверх
Герои

Тринадцатый Итум-Калинский

Зачем геодезист Якуб Кагерманов пишет книгу о чеченцах
20.12.2020
Когда Якуб Кагерманов не едет в поле измерять площади для сейсмопрофилей, он пишет книгу, в которой рассказывает о своем народе и языке, не обходя неприятных мест, как, например, жестокое убийство учителя во Франции молодым чеченцем. Традиции, язык, выученный в 16 лет, депортация, чеченские войны — там обо всем.

Якуб Кагерманов — не лингвист, а геодезист и геолог. Чеченский он выучил только в 16, когда с семьей вернулся из Казахстана в Чечню. В истории его семьи отразилась история века, от депортации в 1944-м до первой и второй чеченских войн. Он не участвовал в войнах, но они участвовали в нем, как в жизни каждого чеченца.
Я родился вдали от своей исторической родины. До совершеннолетия слабо понимал родной язык. В 15 лет переехал на Кавказ, в Чечню. Здесь волей-неволей начал постигать азы родного языка, сама среда общения заставила так поступить. Все слова и выражения заучивал на слух. Глубинный смысл языка я понял уже в весьма приличном возрасте. До этого говорил и даже думал на русском. Сейчас у меня в мозгу двуязычие.
Глубинный смысл языка я понял уже в весьма приличном возрасте. До этого говорил и даже думал на русском. Сейчас у меня в мозгу двуязычие
Детство в Казахстане
До возвращения в Чечню мы жили в северном Казахстане, на границе Челябинской и Кустанайской областей. В этой области даже казахов мало было, в основном, потомки ссыльных из центральной части СССР: прибалты, русские, немцы, особенно много литовцев.

В нашем поселке в Казахстане был невероятно интернациональный состав жителей. Кто тут только ни жил. Казахи, русские, немцы, мордва, украинцы, белорусы, прибалты, чеченцы, татары. Я думаю, в Майкуле можно было найти представителя любого народа тогдашнего СССР, если хорошо поискать по переулкам и тупикам этого продуваемого всеми степными ветрами поселения. И даже не только советских.

Немцы, проживавшие на территории Российской империи, а потом СССР, конечно, не в счет. Они жили в Поволжье, на Урале, в северном Казахстане и на Алтае уже больше 250 лет. 
Жили тут и поляки, корейцы, греки, пара семей непонятной этнической принадлежности - то ли иранцы, то ли курды. Обитал в этой местности даже Алексей — настоящий китаец. Это сейчас китайцев хоть пруд пруди, а тогда это было диво дивное. 
Автор в 4-м классе. Только что приняли в пионеры.
Мои друзья и их разрез глаз
С самого раннего детства для меня было все равно, какой разрез глаз у моих друзей-товарищей и какого оттенка смуглости или белизны кожа. Как-то привычно было все. 

Мой первый друг Генка-Габит был казахом, с ним мы изучили все поля, луга, колки (колка — это небольшой лес из сосен и берез, местный говор) и овраги нашего края. Устраивали набеги на совхозный сад, за яблочками-ранетками, убегали от сторожа дяди Коли Козлова и от его ружья, заряженного солью.

Другой мой приятель – Валерка, русский – был весьма умный мальчик. С ним мы по дороге домой из школы рассуждали о всяких науках, о космосе, о морях и океанах, о том, кто сильнее – лев или тигр. Валерка знал ответы на все вопросы. 
Спорить с ним было бесполезно.
Никто не произносил слов «интернационализм», «дружба народов». От всего этого, от трескучей пропаганды, все воротили нос. 
Еще один, Мишка, был по национальности поляком. Вечный изобретатель и технарь. На пару с ним нас угораздило взорвать школьную химическую лабораторию, доверенную нам Александром Васильевичем Говоровым, учителем физики и химии. Обошлось без последствий. Тогда на это смотрели как на не совсем удачный научный опыт. Дело замяли.

Никто не произносил слов «интернационализм», «дружба народов». От всего этого, от трескучей пропаганды, все воротили нос. Почти все были одинаково бедные и не очень ухоженные. У всех были одинаковые заботы. Накормить и одеть детей, выучить и отправить их в жизнь.

Даже теперь, с высоты своего нынешнего жизненного опыта, я задаю себе вопрос: почему, чтобы начать ценить что-то, это что-то нужно потерять? Время, дружбу, любовь, родителей... Так и с той жизнью, оставшейся в детстве.
Возвращение в Чечню
Я вернулся в Чечню в 1978-м, мне было тогда 15 лет. Это было в 9-м классе, но понимание того, что надо разговаривать на своем языке, пришло в 16 лет, в середине 10-го класса. А до этого понимание было очень плохое.

Отец мой рано умер, на улице разговаривали на русском, мама пыталась говорить с нами на чеченском, но мы переспрашивали, отвечали на русском. Отсутствовала языковая среда. И после русскоязычной, интернациональной школы в Казахстане я попал в преимущественно мононациональную чеченскую школу, хотя и с преподаванием на русском языке. 

В моем новом классе были и русские, или, вернее, терско-казачьи одноклассники, но их было немного по сравнению с чеченскими детьми. Самая большая сложность у меня сразу возникла с незнанием родного языка. Мои новые одноклассники общались между собой на чеченском языке, да и почти все русские одноклассники прекрасно владели им. Я оказался в вакууме. 

Все новички испытывают проблемы вхождения в новый для себя коллектив. Я вдобавок ко всему оказался еще и немым. Мои одноклассники и другие ученики школы говорили между собой на малопонятном языке, открыто смеялись в мой адрес. Дело дошло до нескольких конфликтов и драк. В конце концов меня оставили в покое, полностью потеряв ко мне интерес.
Мои новые одноклассники общались между собой на чеченском, да и почти все русские прекрасно им владели. Я оказался в вакууме.
Из школьного фотоальбома, 
9-й класс: тут я все еще 
иностранец
Наша семья жила в отдаленном поселке, где была только восьмилетняя школа. Девятый и десятый класс мне пришлось проходить, как и другим выпускникам восьмилетней школы, в соседнем селе. 

Местный совхоз выделил автомашину ГАЗ-53 с дырявым тентом, на которой мы каждый день добирались в Новосолкушинскую школу девять километров. Иногда приходилось преодолевать это расстояние пешком — в школу и обратно. 

Такое происходило, потому что машина часто ломалась, шофер тоже нередко выходил из строя, особенно по праздничным дням.

Мой круг общения ограничивался несколькими учениками, моими новыми земляками, вместе с которыми я ездил из Северного, села, где я жил, в Новое Солкушино. Естественно, общались мы на русском языке. Говорить по-чеченски я не мог совершенно, понимание устной речи ограничивалось несколькими фразами.
Я — тринадцатый воин
Чеченский язык делится на 13 диалектов и говоров, плюс еще литературный язык, разработанный на основе равнинных диалектов, я же слышал до этого всего лишь горный — Итум-Калинский диалект из уст своей матери, который фонетически довольно сильно отличается от равнинных диалектов. В некотором смысле этот диалект даже ближе к ингушскому языку.

Как герой Антонио Бандераса из фильма «Тринадцатый воин», Ахмед ибн Фадлан, путешествующий среди скандинавов-викингов, я совершенно не понимал, о чем говорят мои одноклассники. Может быть, это придавало мне некий флер загадочности среди одноклассниц, но психологически мне было не очень-то легко. Чеченский юноша живет и учится на своей родине, но совершенно не владеет родным языком.
Как герой Антонио Бандераса в фильме «Тринадцатый воин», я совершенно не понимал, о чем говорят мои одноклассники.
Так прошел первый учебный год. В десятом классе я начал понимать, что такой ход событий меня больше не устраивает. Я решил, что нужно овладеть хотя бы базовыми знаниями в чеченском. Для использования в простейших бытовых ситуациях: приветствие, прощание, благодарность и так далее.
На перепутье. 16 лет.
Я начал прислушиваться и попытался запомнить самые простые фразы. Мысленно проговаривал их. Я с удивлением заметил, что мне это удается. 

Самую большую сложность представляла своеобразная фонетика этого языка, большое число гортанных звуков. 

Пришлось потратить довольно много времени в одиночестве, чтобы потренироваться в их произношении. 
Добрый вечер, навоз
Через несколько месяцев появились уже первые успехи. Начинал я с самых простых фраз: прошел мимо старик, я говорил ему «1уьре дикхийла» – «доброе утро» или «суьре дикхийла» – «добрый вечер». Часто путался – встречные улыбались, но доброжелательно.

Иногда возникали смешные казусы. Однажды ошибся в произношении числительного «три», попытался сказать «кхоъ» — «три», получилось «кхо» — «навоз»! Народ смеялся.

Случаев, от которых становилось очень неловко, было множество, но отступать я был не намерен. Чем значительнее были мои успехи в чеченском, тем увереннее я начинал чувствовать себя среди своих одноклассников и просто односельчан. В какой-то момент смешки прекратились.
 Однажды ошибся в произношении числительного «три», попытался сказать «кхоъ» — «три», получилось «кхо» — «навоз»! 
Часто мои новые друзья поправляли меня и радовались моим успехам. Через год я мог уже сносно объясняться по-чеченски. Язык мой был все еще коряв, грамматика выстроена неверно, но собеседники понимали смысл моих слов, и при не самом внимательном прослушивании меня вполне можно было принять за носителя какого-нибудь архаичного, горного диалекта чеченского языка.

Вскоре я начал лучше понимать смысл и мотивы слов и поступков многих своих знакомых и друзей. Верно сказано, новый язык – это новый мир, новые ощущения, это – погружение в  законы человеческого общения, где психология поступков приобретает новые оттенки. 

Мне понадобилось еще много лет, чтобы отточить разговорный язык, понять структурную связь между словами и смыслом, логикой языка. Пришло понимание, почему у этого народа такие традиции и обычаи, откуда корни национальной психологии и менталитета. Но все это было впереди. А пока я просто разговаривал на родном языке и испытывал от этого огромное удовольствие.
Чеченский в Париже
Чеченский язык очень звучный, фонетически богатый, в нем много необычных для европейского уха звуков и сложная грамматика. Случай, о котором я хочу рассказать – реальный. Произошел он со мной и с моей подругой во Франции. 

Во время одной из прогулок по центру Парижа я разговаривал со своей спутницей. Надо сказать, что моя подруга — высокая, эффектная блондинка. Чеченка. В какой-то момент я заметил, что за нами следует маленький, сухонький старичок и что он прислушивается к нашей беседе. Говорили мы, естественно, на чеченском. Вдруг старичок подошел к нам и спросил на французском языке: «Простите, мадам и месье — поляки?»

Вопрос нас озадачил и развеселил. Пришлось разочаровать почтенного мсье, сказав ему, что он ошибся. Потом уже я и Малика, так зовут мою подругу, обсуждали этот случай и поняли, что пожилой француз принял чеченскую речь за польскую по той причине, что в обоих языках часто используются щипящие и звук «ч».
В маленькой горной деревушке во Франции. Стоит Малика.
Вдруг старичок подошел к нам и спросил на французском:
– Простите, мадам и месье – поляки?
Но возможно, причина в другом — просто почтенный житель Парижа принял рослую блондинку за жительницу Варшавы или Кракова

Чеченский — очень звучный язык, с богатой лексикой и сложной грамматикой. К тому же это очень древний язык. Многие серьезные ученые утверждают, что истоки чеченского языка уходят на четыре-пять тысячелетий в прошлое. Это не шутка и не фолк-хистори. 

Например, я, совсем не будучи знатоком древних языков или лингвистом, смог понять фразу на хурритском языке — языке народа, жившем на территории Северной Месопотамии четыре тысячи лет назад. Вот так.
Я смог понять фразу на хурритском языке — языке народа, жившем на территории Северной Месопотамии четыре тысячи лет назад.
Суржик и две войны
И все же тридцать лет назад чеченский язык вызывал тревогу. Молодежь, да и люди среднего возраста говорили на своеобразном суржике — смеси чеченского и русского. Чеченские СМИ были совсем слабые, на родном языке почти невозможно было учиться, говорить по-чеченски считалось немодно.

Звучит парадоксально, но ситуацию исправили чеченские войны. Когда закончились войны, население республики стало почти мононациональным, начала развиваться национальная литература, в школах появились молодые учителя, говорящие по-чеченски, вырос уровень преподавания.
30 лет назад чеченский язык вызывал тревогу. Парадоксально, но ситуацию исправили чеченские войны.
Я работаю в частной компании: геодезия, геология, кадастр. Все две войны я работал на Севере, на Ямале, в Заполярье. Во время войн вывозил родственников, но как только немного успокаивалось, возвращались сюда. У нас, как принято здесь, дом. Мы жили в Наурском районе, за Тереком, там, в принципе, не было сильных боевых действий, вот как-то там пережили войну.

Я стараюсь избегать этой темы, не люблю говорить на тему прошедших войн. Что такое война, поймет только тот, кто все это видел. Человеку, который не пережил, не ощутил на себе, что такое война, трудно понять психологию, поступки, образ мыслей тех, кто ее пережил.

У меня есть друзья в Москве, интеллигентная образованная семья. Это было лет 7-8 назад: хозяин, позитивно настроенный, либеральных взглядов, совершенно не в курсе войны - спросил меня: что за война? Он детьми занимается, углублен в свою профессию. И когда я рассказал ему какие-то вещи, он был в шоке.
Каньон реки Аргун. Высота около 200 метров
Чеченская репутация
Сейчас у чеченцев очень плохая репутация. Во время первой войны у либеральной общественности было сочувственное отношение к народу. Последние 10 или 15 лет этот вектор поменялся — я чувствую это, потому что часто общаюсь с людьми, даже в соцсетях.

И как бы это сказать коротко… Люди часто ассоциируют простой народ с той элитой, которая у нас образовалась, и при этом упускают из виду то, что было у нас начиная с 1993 года.

Человек долгое время избавляется от опыта войны. Даже Америка, например, долго избавлялась от последствий Вьетнама. А наш народ до сих пор находится в ощущении реальности войны. Нам как будто не дают избавиться от этой реальности.

У нас очень высокая смертность: люди моего возраста часто умирают — говорят, это не проговоренный опыт войны. Я понимаю, что, наверное, было не так, но мне кажется, что задача была поставлена: народ стереть в порошок.

Люди, которые в сетях рассуждают: «они такие, они сякие» — упускают из виду, что пережили эти люди и что до сих пор в них сидит.
Люди часто ассоциируют простой народ с той элитой, которая у нас образовалась, и при этом упускают из виду, что было у нас начиная с 1993 года.
«Мы хотим помолиться, вы знаете, как молиться?»
Мне достаточно много лет, и я застал многие обычаи в живом, действующем виде. Нельзя, конечно, утверждать, что все они сейчас неизменны. Хотя наш народ хранит многие традиции, характерные для патриархального сельского общества, но, как и все народы, чеченцы живут в большом, глобализированном мире.

Традиции и обычаи, как и чеченская ментальность, подвергаются ощутимому влиянию, как со стороны условного Запада, так и со стороны условного Востока. Я чувствую, что идет в той или в иной форме процесс арабизации чеченского общества. В этом смысле Запад проигрывает Востоку на нашем поле. Это необязательно связано с конфессиональной принадлежностью чеченского народа. Причина более глубока и обширна.
Когда первая война была – люди ежечасно, ежесекундно подвергались смертельной опасности. А мало было людей, кто умел молиться.
Сейчас, когда пропаганда кричит, что ты не человек, когда негативный фон из телевизора исходит... Я телевизор не смотрю — помню, какой-то филолог, литературовед по фамилии Холмогоров ляпнул: «Чеченский отец учит своего сына пользоваться ножом» – казалось бы, интеллигентный человек такую ересь понес.

Радикализация и фундаментализм, которые приписывают чеченцам, конечно, раздуты до космических масштабов, но, чтобы понять, почему это вообще происходит, я приведу пример.

Когда первая война была — люди ежечасно, ежесекундно подвергались смертельной опасности, люди спрашивали друг у друга: «Мы хотим помолиться, вы знаете, как помолиться?» А мало было людей, кто умел молиться. 
Альпы, Веркор Шато-Сен-Бернар
Нельзя из-за карикатуры убить человека
У меня много друзей во Франции. Так получилось, что я был старостой группы чеченских учителей и вместе с ними мы объехали всю Францию. Поездку организовало «Гражданское содействие». Мы были на юге Франции, в Париже, объезжали школы, коллежи – прекрасные люди, как они нас встречали, как нам сочувствовали!

Я понимаю, что я непричастен к этому чудовищному акту, убийству учителя, но я даже написал нескольким своим друзьям, что это чудовищный акт, я осуждаю это. Нельзя из-за какой-то карикатуры убить человека.

Его приняли, дали ему убежище, он там учился — и вот такое совершил. Это не доблесть, чудовищную вещь он совершил. Меня поражает — говорят, он не был набожным, кто его так обработал, что он поехал в другой город, нашел этого человека?
Я понимаю, что непричастен к этому чудовищному акту, но я даже написал нескольким своим друзьям, что это чудовищный акт, я осуждаю это.
Люди считают, что его потом с почетом похоронили в родном селе. Да нет, не почет это был. Он из своего определенного клана, есть обычаи, традиции, все родственники должны приехать, выразить соболезнования. Чеченские похороны иногда собирают несколько тысяч человек. 

Вы, наверное, слышали о Юсупе Темирханове, которого осудили за убийство полковника Буданова – его похоронили буквально с почестями. Десятки тысяч человек побывали на его могиле в маленьком селе Шалажи. Это совсем другое.
Дед и два студебеккера
Я не считаю преимуществом или недостатком принадлежность человека к тому или иному этносу. Где родился, там и пригодился.
Окончание школы. Уже вполне кавказский юноша.
Я родился чеченцем в чеченской семье. Сила моего народа – в сбережении своих традиций, в упорстве и жизнестойкости. Чеченцам часто приходилось напрягать все свои силы, чтобы сохранить себя как народ. 

Я вспоминаю трагическую историю, которую рассказывала наша мама. Чеченцы были подвергнуты депортации, выселены в Казахстан. Когда их выселяли из горного села, их посадили в студебеккеры, и дедушка сел в одну машину, а бабушка с детьми – в другую. 

Это связано с тем, что чеченец в присутствии чужих людей не должен сидеть с женщинами и с детьми. И когда офицер проходил мимо, он закричал: «Ты что, захотел свою семью потерять? Вас повезут в разные стороны!». И дедушка перешел в машину со своей семьей. Он был образованный человек, но даже в такой ситуации старались придерживаться своих традиций.

Национальная идентичность чеченского народа очень устойчива. У чеченцев есть четко очерченная территория, их связывает язык, религия и общие традиции. 

Чеченцы очень четко придерживаются всего своего, и некоторая градация «свой-чужой» ощутимо присутствует, плохо ли это или хорошо. Главная причина такого положения – история этого народа. 
И когда офицер проходил мимо, он закричал: «Ты что, захотел свою семью потерять? Вас повезут в разные стороны!» И дедушка перешел в машину 
со своей семьей.
Заполярье. 40 лет.
«Мой тейп начался не с меня»
В чеченском народе невероятно сильна историческая память. Ощущать свою принадлежность к этому народу мне совсем просто, не нужно ежедневно напоминать себе, кто я и откуда, поскольку сам фон, атмосфера этих мест, традиции, с которыми я сталкиваюсь ежеминутно, напоминают мне, к какому этносу я принадлежу.

Например, я как чеченец должен знать семь поколений своих предков, в моем случае это число простирается до двадцати одного. Я знаю их имена, некоторые деяния и несколько фактов из биографии каждого моего прародителя.

Вдобавок ко всему, есть родовое село и родовой участок земли в родовых горах. Я четко знаю, к какому тейпу-клану я принадлежу и на каком родовом кладбище меня похоронят, когда закончится мой срок пребывания на белом свете.

У нас есть такая поговорка: «Мой тейп начался не с меня и закончится не мной». Это значит, что все мои слова и поступки имеют значение для моих потомков. Если я сделаю что-то плохое, то моим потомкам при каждом удобном случае будут напоминать об этом: «Твой дед так сделал, значит, и ты такой!».
Я четко знаю, к какому тейпу-клану я принадлежу и на каком родовом кладбище меня похоронят.
Париж. Лувр
Кто такой глава фамилии
Я большую часть жизни прожил вне Чечни, поэтому могу посмотреть со стороны. Многие обычаи, даже обычай кровной мести, до сих пор сохранились. Чувство принадлежности к какой-то общности, с одной стороны, напрягает очень, с другой стороны, заставляет чувствовать ответственность за свои слова. Я не могу поступить, как мне заблагорассудится, потому что это отразится на моих близких.
Буквально на долю секунды меня отвлек мой кот
Мера ответственности с возрастом меняется. Если в молодости можешь профессию выбирать, путешествовать, куда заблагорассудится, – то в моем возрасте ты уже смотришь с позиции главы фамилии. 

Старше меня в моей семье никого нет. Я должен присутствовать на праздниках, траурных мероприятиях. 

Мои двоюродные племянники, уже взрослые отцы семейств, со мной советуются, прислушиваются, и я могу им при случае сказать: «Я тебя предупреждал». 

Они, конечно, могут делать как хотят, но в кризисных ситуациях они обязаны действовать, как я скажу.
Старше меня в моей семье никого нет. 
Мои двоюродные племянники, уже отцы семейств, 
со мной советуются, и я могу им при случае сказать:
«Я тебя предупреждал!».
Язык, моя крепость
Для того, чтобы язык выжил и развивался, он должен быть представлен в средствах массовой информации, на телевидении, в Сети, в вузах и школах. Если сфера употребления языка ограничена семьей или устной речью, это явный признак того, что язык под угрозой.

Мне кажется, языкам коренных народов России нужно представлять больше времени на телевидении, и, вообще, они должны быть на слуху. Люди в нашей страны должны знать, как звучат языки других народов, их соотечественников. К примеру, любой мало-мальски образованный человек отличает немецкий от французского или английский от итальянского, но сможет ли кто-нибудь отличить чеченскую речь от аварской? Сомневаюсь.

В нашей семье разговаривают на родном языке. Не думаю, что владение языком обязательно для создания семьи с человеком другой национальности. Но если постараться и выучить родной язык супруга или супруги, взаимопонимания в семье от этого только прибавится.

Человек, забывший свой родной язык и свою культуру, так же легко будет отвергать и чужую культуру. Такой человек не понимает ни себя, ни мир, в котором живет.
Человек, забывший свой родной язык, не понимает 
ни себя, ни мир, в котором живет.

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...