Люблю и ругаю как родных

Когда я приехала, чтобы поближе познакомиться с семьей, мне довелось сначала пообщаться с детьми – Наталья Борисовна была занята на стройке. Старый дом для большой семьи Кажаевых – восемь детей плюс мама – стал мал. Благотворители помогли начать строить новый, но средств не хватило. И если бы не поддержка губернатора Самарской области, выделившего Кажаевым из резервного фонда 5 миллионов рублей, дом вряд ли бы удалось достроить. Теперь же красивое кирпичное здание уже возведено, остались только внутренние работы, и в конце августа семья надеется отпраздновать новоселье.

Меня встречали шестеро ребятишек – Лиза, Андрей, Степан, Зарина, Аня и Миша. Старшие дочки, Полина и Алена, были в отъезде.

Большинство ребят передвигаются с трудом и пользуются тростью, а в остальном это обычные дети – веселые и общительные.

Деловитый Степа провел экскурсию по строящемуся дому. По его сияющему лицу было видно, как он гордится новыми просторными хоромами. А любимая игрушка у Степана не солдатики, не конструктор, а чемоданчик с самыми настоящими инструментами – ключами, отвертками, болтами. Видно сразу, что Степан – основательный маленький мужичок, поэтому его и интересуют вещи серьезные.

Наталья Кажаева – о детях:

– Степе десять лет. В моей семье он уже четыре года. Привезла его в инвалидной коляске. Диагноз – «спина Бифида», шунтированная гидроцефалия. Прогноз педагогов – мальчик никогда не будет учиться. Ходить Степа не умел, зато на коляске гонял как Шумахер. Сначала он учился просто стоять. Но как же ему это не хотелось делать! Здесь же усилия нужны. Однако я не отступала, и постепенно парень начал ходить.
Сейчас Степа ходит самостоятельно, с тростью. В девять лет пошел в школу и учится по вспомогательной программе. Уже начал читать первые слоги, очень красиво пишет прописи.

Потом мы познакомились с Андреем, приветливым мальчиком-подростком, рассказавшим мне, что в этом году из-за стройки у них не получилось поехать отдыхать, но на следующее лето мама обещала вывезти всех на море. Андрей следил за остальными детьми и время от времени, как старший, наводил порядок и делал распоряжения.

Наталья Кажаева – о детях:
Андрею тринадцать лет. У нас живет чуть больше трех лет. Диагноз – ДЦП. Когда он приехал к нам, умел ходить с двумя костылями. С учебой были большие проблемы, потому что, когда Андрей жил в Доме инвалидов, его просто не брали на уроки и он в десять лет не умел ни читать, ни писать. При этом по документам числился четвероклассником. Мне стоило больших усилий перевести его снова в первый класс. У Андрея была сильнейшая педагогическая запущенность, которую поначалу приняли за умственную отсталость, и его определили во вспомогательный класс. Сейчас Андрей ходит с тростью и может пройти без поддержки восемь-десять шагов. Занимается армрестлингом.

– У нас у всех есть обязанности по дому, – рассказали девочки, Лиза и Зарина. – Ну, кроме самых маленьких – Ани и Миши. Мы по очереди дежурим на кухне, моем посуду, помогаем готовить, убираем в комнатах, ухаживаем за малышами и играем с ними.

– Лизе пятнадцать лет. В семье, как и Андрей, три с небольшим года. У Лизы «спина Бифида», она всегда будет передвигаться с поддержкой. Но в Доме инвалидов такие дети редко выходят в самостоятельную жизнь. А у нас она учится в общеобразовательной школе, поет, занимается рукоделием и имеет возможность прожить полноценную жизнь.
Зарине – девять. Единственная из моих детей, кто совершенно здоров. Но таких, как она, редко берут в семью. У нее мама в местах лишения свободы. Через год она вернется и заберет ее.
И вдруг на меня налетел вихрь в сарафане… Беленькая, кудрявая, как одуванчик, девочка подбежала, обняла меня и сказала, что её зовут Аней.
А потом, потеряв ко мне интерес, занялась черным щенком Мотей, с которым они неразлучные друзья.

– Ане семь лет. Попала в нашу семью после тяжелой болезни на фоне сильнейшего стресса. А стрессом для девочки стал перевод из Дома малютки, где ей было сравнительно хорошо, в интернат для инвалидов. В этих учреждениях, увы, детьми совершенно не занимаются – не учат, не разговаривают, не играют. И маленькая Анюта «забастовала» – перестала есть.
На фоне истощения Аня заболела воспалением легких и попала в больницу, где врачи, спасибо им, ее вылечили, питая искусственно. Фотография Ани с ее историей попала в соцсети, я увидела ее и приняла решение забрать девочку к себе.
В неполные пять лет Аня весила семь с половиной килограммов, не понимала речь, не отзывалась на имя, не пользовалась руками, не умела жевать (ее кормили только протертой пищей) и ходить. Ей ставили диагноз «глубокая умственная отсталость». Спустя два с половиной года жизни в семье Анютка поправилась и весит восемнадцать килограммов. В шесть лет впервые пошла без поддержки, а недавно начала говорить. Причем говорит предложениями, демонстрируя прекрасную память.
Я верю, что и школу со временем она осилит, хотя и по облегченной программе.

Самый младший член семьи – трехлетний Миша. Все это время, пока я находилась у Кажаевых, он без перерыва носился по участку, играя со щенком, залезая на сидящую на траве Лизу и, как с горки, с нее скатываясь. Маленьким ему суждено остаться на всю жизнь. Миша родился карликом. Из-за этого от него отказались родные. Кстати, вполне благополучная и небедная семья, решившая, что ребенок-инвалид им «по статусу» не положен, они себе еще здорового родят...

– Мише три года. С нами совсем недавно – всего семь месяцев. У него диагноз «ахондроплазия», то есть карликовость.
В остальном это обычный, здоровый и очень умный ребенок. Недавно Миша начал говорить – развивается не по дням, а по часам.

В Москве сейчас учится еще один приемный сын Натальи Борисовны – Володя.

– Решение взять Володю пришло спонтанно. Я пообщалась в Интернете с юношей, у которого ДЦП, и тот поделился своей мечтой – стать юристом и помогать таким же инвалидам, как он сам.
Вот только, будучи детдомовским, поступить в вуз очень сложно – уровень обучения слишком слабый. И тогда я предложила Володе, которому уже исполнилось шестнадцать, войти в мою семью. За два года парень сумел подтянуться в учебе, хорошо подготовился к ЕГЭ, успешно сдал экзамены и поступил в московский вуз.

Слушая истории приемных детей Натальи Борисовны, невольно задаю себе вопрос: и откуда она черпает силы и мудрость для каждого сына и дочки – таких сложных и, казалось бы, безнадежно больных?

– Мысль о создании приемной семьи я вынашивала давно, – поясняет Наталья Кажаева. – Подспудно испытывала какое-то чувство вины перед детдомовскими детьми, которых предали самые близкие и родные люди. И четыре года назад начала эту мечту осуществлять. Я стараюсь помочь тем детям, от которых отказались другие, дать шанс на самостоятельную жизнь тому, кого считают необу­чаемым и у кого единственное реальное будущее – пансионат для инвалидов.

Ко мне часто обращаются люди со всех концов России, предлагая взять в семью того или другого ребенка. Мол, спасите этого мальчика или девочку. Но ведь невозможно одному человеку взять в семью всех детей-сирот. Это просто нереально. И в ответ я предлагаю людям подумать самим над созданием приемной семьи. Если есть добрая воля и желание помочь, то все получится. А я обязательно помогу советом.

– В нашем обществе принято жалеть инвалидов и всячески оберегать их от трудностей. Я же, напротив, всегда говорю детям, что они совершенно обычные и имеют в жизни такие же шансы, как и все остальные. И отношусь к своим детям как к здоровым, с поправкой на их физические возможности. Многие приемные родители считают, что детей нельзя ругать и наказывать: мол, они и так настрадались. Так вот первое, что я говорю своим детям, когда мы выходим за ворота детского дома, что ругать и наказывать их я буду как родных. И это очень важно, ведь приемный ребенок не знает границ дозволенного, не имеет сформированной системы ценностей. И моя задача – научить его этому. Пока мы жалеем бедных сироток, боясь проявить строгость, ребенок чувствует себя как в гостях – чужаком.

И еще один очень важный момент, который позволяет выстроить доверительные отношения с ребенком, – это признание и уважительное отношение к его прошлому, к его родной семье. Очень часто приемные родители не хотят вспоминать биологических родителей, оставивших детей. И, что еще хуже, говорят о них негативно. После появления в семье каждого из моих приемных детей я первым делом узнавала его историю, находила родителей, звонила им по телефону и старалась выстроить отношения.
Практически все мои дети – отказники с рождения. Они были оставлены именно по причине своей инвалидности. Это больная тема для них, но они хотят знать о своих корнях. К сожалению, у большинства детей родители отказываются общаться. Но сам факт того, что я прилагаю усилия по поиску родственников, вызывает у моих детей чувство благодарности и делает наши отношения более теплыми и доверительными. А ведь именно умение доверять – это то, чего нашим детям, пережившим предательство в своей жизни, как раз и не хватает…