Рубки дохода 

Лес — это не только дом для животных, птиц и насекомых и не только экосистема планеты. Лес — это бумага, мебель, дома, отопление, стройматериалы. Лесная промышленность — не только вырубки и коррупция. Это еще и градообразующие предприятия, работа для тысяч людей, новые дороги в труднодоступных местах, отремонтированные мосты в глубинке. Это и налоговые отчисления в различные бюджеты. Лесная промышленность и лес — это совокупность жизни и денег. Вот только кто-то жизнь получает, а кто-то лишается жизни. Так же и с деньгами: кто-то их зарабатывает, а кто-то теряет.

Тернейский район — крупнейший на территории Приморского края. Кроме этого он по праву считается и самым зеленым — 90% территории покрыто лесом. Район богат и на реки (Кема, Амгу, Максимовка, Самарга), вот только рыбы в них практически не осталось. Ее либо выловили, либо уничтожили нерестилища. Тернейский район хоть и находится на самом севере края, но по популярности среди туристов он чуть ли не на первом месте: кто-то едет погулять по экологическим тропам Сихотэ-Алинского биосферного заповедника, кто-то покорить одну из вершин хребта Сихотэ-Алинь (а здесь они довольно высокие), кто-то просто прохватить на джипе как можно дальше на север по лесным дорогам. Но всех так или иначе притягивает лес: его первозданность, свежесть, дремучесть и величавость.

К сожалению, не все так радужно и зелено в Тернейском районе. Во время последней командировки в Терней нам удалось детально пообщаться с человеком, некогда работавшим в лесной охране, а ныне попавшим под сокращение. По понятным причинам он пожелал остаться неизвестным, поэтому придумаем ему другое имя. Скажем, Николай.

За свою долгую карьеру Николай видел как развитие лесного района, так и падение этого роста. Нет, налоговые отчисления как шли, так и продолжают идти в бюджет страны и края, люди остаются при работе, а владельцы лесозаготовительного бизнеса в своем шоколаде.

Однако, со слов Николая, лесосырьевая база сильно подорвана, и виной тому — крупномасштабные рубки.

"Возобновление леса относительно рубок происходит не так быстро. Большие площади попросту остались без деревьев. Совсем! - делится наблюдениями Николай. — В свое время 90% Тернейского района было покрыто лесом, на сегодняшний день, по моим подсчетам, вырублено уже около 60%. Есть участки, где лес расти никогда не будет. И это из-за нарушения технологий рубки и использования харвестверов".

Справка. Харвестер — машина, с помощью которой выполняется более четырех операций: валка, обрубка сучьев, подтрелевка, раскряжевка и сортировка. Один харвестер заменяет работу целой бригады и, если верить открытым источникам, работает в пять раз эффективнее одной бригады вальщиков. Харвестер может заезжать на практически вертикальные сопки, а также передвигаться по болотам, грязи, снегу.

Харвестер облегчил труд и увеличил объемы заготовки древесины. Брать лес там, где раньше этого не могли сделать из-за крутизны подъема или же труднодоступности, стало проще. В январе 2016 года мы наблюдали за работой этой сложной и тяжелой машины на участках ОАО "Тернейлес" на севере Приморского края. Картина вызвала двоякие чувства. С одной стороны был вид прогресс в лесозаготовительном секторе: машинист в теплой кабине, напичканной электроникой, с помощью нехитрых манипуляций меньше чем за минуту валит и "обрабатывает" ствол дерева. С другой стороны, под тяжестью и гусеницами этой техники уничтожается подрост. А если выборка проводится на крутых склонах, то и до эрозии почвы не далеко.

"После работы харвестеров остается "лунный" ландшафт, — рассказывает Николай. — Потому что эта техника не щадящая. Она изготовлена для проведения сплошных рубок, а не выборочных, как должно быть. В итоге леса вырубается намного больше, чем должно было взято с одного участка. Давайте рассмотрим, как это происходит. Допустим, лесозаготовителю требуется вырубить деревья определенного диаметра. Чтобы до этого дерева добраться, харвестеру необходимо к нему подойти на длину работы манипулятора. Естественно, ему будут мешать и другие деревья. Их также придется валить, иначе машина попросту не проедет к нужному стволу. Так он и сносит все на пути. Берет только то, что необходимо, остальное остается лежать на земле, а в дальнейшем и гнить".

Харвестеры — машины умные и современные. Их стоимость может доходить до нескольких десятков миллионов рублей. По сути это целый лесоперерабатывающий заводик на колесах. В него заложена программа: машина сразу очищает ствол от сучьев и режет его на сортименты по 4 метра 10 сантиметров. Так как лес в Приморье невысокобонитетный, то с одного дерева получается взять один, максимум два сортимента. Макушка и сучья, соответственно, остаются не у дел и, со слов Николая, их бросают на месте.

Справка. Бонитет — это показатель скорости роста древостоя. Сортиментом называют часть срубленного дерева, которая отвечает тем или иным хозяйственным требованиям.

Согласно правилам, очистка волока должна производится во время заготовки. Но лесозаготовителю это экономически не выгодно.

"Очистка волоков для лесопромышленников — это ненужные траты средств и времени, — говорит Николай. — Поэтому они пролоббировали новые правила заготовки. Если раньше в старых правилах говорилось, допустим, что оставленная древесина должна быть порезана на отрезки длиной один метр, равномерно разбросана по площади и плотно прижата к земле, то потом они увеличили длину отрезка до трех метров. В последних правилах длина уже не упоминается, единственное, что написано — не должно быть зависших деревьев, чего практически не бывает, когда лес готовят харвестерами".

Справка. Волок — это участок лесосеки, по которому проводится трелевка или подвозка срубленной древесины. При сплошных рубках на долю волоков обычно приходится 15-20% площади лесосеки. При выборочных и постепенных рубках волока могут или прорубать в виде прямых коридоров, или прокладывать по естественным просветам между деревьями. Иногда на прорубку волоков приходится большая часть заготавливаемой при выборочной рубке древесины. Лесосека — участок леса, отведенный для рубки (вне зависимости от типа рубки); практически то же самое, что делянка.

Брошенная древесина гниет и высыхает, повышается опасность возникновения пожаров, а также вероятность появления жука-короеда. Это лишь две беды. Есть еще несколько не менее грустных. Чтобы харвестеру взять необходимый куб деловой древесины, ему необходимо вывалить два, а то и три куба леса. После того, как он вырубил свой волок, по его следам подъезжает еще один гигант - форвардер. Он грузит на себя деловую древесину и увозит ее на склад. Когда по волоку проходят две эти машины, ничего живого после них уже не остается. Молодняк гибнет не только под гусеницами тяжелой техники, но и после того, как древесину волокут к форвардеру.

Справка. Форвардер — погрузочное и транспортное средство, используемое для лесозаготовительных работ. В его задачу входит сбор, подсортировка и доставка сортиментов от места заготовки до лесовозной дороги или склада.

Помимо молодняка уничтожается и верхний слой почвы. А если вырубки проходят на крутых склонах, то здесь и до эрозии недалеко. Способствуют этому не только харвестер и форвардер, но и бульдозер, который нарезает волок для тяжелых машин. Во время обильных осадков по этим волокам идет сильный поток воды, оголяя землю вплоть до материнских пород, скальника или грунта. В итоге получаются большие эрозии да овраги. Лес в таком месте расти явно не сможет.

"У нас по закону запрещено проводить рубки на склонах крутизной свыше 20%, — делится Николай, — но это повсеместно нарушается. Мало того, некоторые лесопромышленники начинают менять крутизну склонов в материалах лесоустройства. Там, где изначально был уклон в 25%, по новым материалам —15%".

Материалы лесоутройства промышленники заказывают в проектных организациях. Если раньше этим занималось государство, то сейчас все передано в руки частников. А они, со слов Николая, пишут то, что заказывают.

"Сейчас как им заплатят, что закажут, то они и напишут, — откровенничает Николай. — Потому что лесоустройство на местах, как раньше в советское время, теперь не проводится. Берут старые материалы, а остальное с потолка, например, используют заумные формулы. Даже я не знаю, с чего они их берут и как. Скорее всего, с потолка, потому что меняются типы лесов заказа. Где раньше кедровник был, сейчас оказывается ельник. Класс возраста меняется. Он, конечно, и должен меняться со временем, но зачастую эти цифры подтасовывают. Например, те, что были молодняками, переводят в приспевающие леса раньше срока. Приспевающие — уже в спелые, а то и перестойные. И начинают вырубать. Если раньше все лесоустройство согласовывалось с лесничеством, то сейчас туда практически ничего не попадает. Вся информация уходит куда-то выше и там не глядя утверждается".

Справка. Лесоустройство — комплекс работ по оценке состояния лесов и проектированию мероприятий по их использованию, воспроизводству, охране и защите. Приспевающий. Лес заказа.

Так же проектные организации делают и сам проект освоения лесов, согласно которому арендатор работает на своих участках. Со слов Николая, эти организации могут назначить и санитарные рубки, если так будет нужно промышленнику. Естественно, за отдельную плату.

«Проектная организация сначала должна изучить лес, пройтись по материалам лесоутройства, перепроверить все это, — рассказывает Николай. — И только затем назначить определенные виды рубок для каждого выдела и вида леса. Но в самом лесу они бывают крайне редко, и все делается, в основном, только на бумаге — назначают то, что закажут. Получил промышленник запрос на лиственницу и говорит проектировщикам, вот здесь сделайте назначение. И не важно, можно там рубить или нет. Можно любой закон обойти. Например, в водоохранной зоне лес рубить нельзя, но можно назначить санитарные рубки. Причину указывают, в основном, одну и ту же, что в этом месте завелся жук-короед. И все, лес валят у самой кромки воды. Таких мест у нас много».

Сетует Николай и на превышенную интенсивность рубок. С его слов, при назначенных, к примеру, 40% выруба на лесосеке, свалить могут до 70%, и все это из-за несовершенства лесного законодательства.

"Допустим, у них есть выделенных 40% на выдел, — рассказывает Николай. — Выдел бывает неравномерным, потому что где-то лес густо растет, где-то редко. Там, где хороший лес, вырубается все сплошняком. А там, где растут породы, которые не интересуют лесопромышленника или не того качества, то они попросту бросаются. Если все это перекладывать на общую площадь вырубки, то вроде бы в процентном соотношении у них все хорошо. А когда смотришь по факту — здесь футбольное поле, здесь жиденький частокол стоит».

Подобные поля хорошо видны со спутниковых снимков, причем получить их может любой желающий. Открывай любые карты: Google Maps, Yandex.Карты и тому подобные, находи нужную локацию, приближай и смотри.

Приморский край, да и вся наша великая и бесконечная Россия с высоты полета спутника выглядит одной большой зеленой территорией. Но стоит немного спуститься, как тут же проклевываются небольшие залысины, еще ниже — и залысины становятся размером с один, а то и несколько футбольных полей. В этом месте лес расти в ближайшее время не будет.

"Лес — это не только деревья, как считают лесозаготовители и многие из нашего правительства, — продолжает Николай. — Это экосистема, где все зависит друг от друга. И животные, и рыба, потому что при нарушении гидрорежима, нарушаются и условия ее обитания. Получается, у нас отделяют берлогу от медведя. Лес — это дом для животных, их кормовая база. В первую очередь для копытных. А копытные — это кормовая база для хищников, в том числе и тигра. Сейчас активно идут программы по сохранению этого хищника, а как можно охранять тигра, если у него нет дома?! Если вырубаются его леса, уничтожается его естественная столовая. Поэтому тигр и выходит в деревни, поэтому его и видят все чаще, ему уже прятаться негде".

Из-за рубок страдают не только лес и обитающий в нем зверь. Человек также находится в этой замкнутой цепочке. Да, с приходом лесопромышленников в отдаленные населенные пункты Приморья люди получили рабочие места, наладилась инфраструктура: появились автомобильные дороги, связывающие села с районным центром, мосты через речки.

Но лес не вечен. Восстановление его идет крайне медленно, и если та же лиственница срубается меньше чем за минуту, то до этих же размеров ей расти около сотни лет. Николай думает, что в Тернейском районе леса хватит от силы еще лет на 15. Лесопромышленники могут спокойно отправляться за заслуженный отдых в теплые страны, а местное население из таежных жителей постепенно превратится в обитателей пустыни. Иными словами, останутся ни с чем.

Отсутствие леса сказывается не только на кошельке местных жителей. Само государство страдает от этого не меньше. Можно сказать, что с каждым вырубленным деревом Россия не получает, а теряет.

В начале проекта мы провели аналогию между вырубками и наводнениями. Мы задали специалистам вопрос: «Связываете ли вы последние катастрофические наводнения с вырубками лесов?». Каждый из респондентов отвечал конкретное: «Да!».

Как связаны рубки с водой? Все просто — во время обильных осадков вода попросту ничем не сдерживается. Из-за того, что верховья ручьев и рек практически выпилены, вода быстро скатывается в основные речные артерии района. И получается, что в верхах воды нет, а внизу настоящий потоп. Все это подмывает берега, происходят новые эрозии, деревья падают, и все это с водой со страшной скоростью несется к населенным пунктам, сметая на пути дороги, мосты, дома и целые деревни.

Вспомните сильное наводнение в Тернее, Уссурийске, Пластуне во время тайфуна Лайнрок. Выходит, и само государство остается в убытке от лесной промышленности. Львиная доля налоговых отчислений идет в федеральный налоговый бюджет, краю остаются лишь крошки. А вот после наводнений на восстановление дорог, мостов, домов и целых населенных пунктов деньги, в основном, ищут в краевом бюджете. Чаще всего их там не находят, и все перекладывается на плечи простых граждан: нет дороги — сделаем временный (читать как "постоянный") объезд, нет моста — установим однополосный временный, смыло дом — потом компенсируем. И чем дальше в глубинку уходить с этой проблемой, тем реже она решается в пользу простого человека. И чаще всего этот человек работает на каком-нибудь харвестере и валит лес.

Помимо денег государство теряет и лес — не тот, за который заплатил, а тот, о котором никто так и не узнает. Речь идет об учете уже спиленной и задекларированной в ЕГИС древесине.

Например, лесопромышленник декларирует 1 тысячу кубов леса. Вот они — лежат аккуратно в порту и ждут погрузки на судно. Для государства предприятие вырубило 1 тысячу кубов, а по факту все 3 тысячи. В декларациях ведь не указывают те деревья, которые мешали проходу харвестера. Получается, что и вырубается леса больше, чем пишут на бумагах, о чем говорят представители власти. Знают об этом в министерстве финансов или нет, мне не известно. Да и выяснить вряд ли получится. Где Приморье, а где целое министерство?

Какой выход из всей этой ситуации может существовать? Не рубить лес равносильно уничтожению северных поселений Приморья. Высаживать лес заново? Как вариант, но на это никто не пойдет. Со слов Николая, миф «срубил дерево — посади три» не работает. Во-первых, это очень затратно, а во-вторых, за посадками нужно ухаживать, что еще дороже самих посадок. Не верит он и в экологические акции типа «Посади кедр».

«Все эти акции сделаны на публику, для пиара, — делится своими впечатлениями Николай. — Лично я не вижу в этом большого смысла. Если только в экопросвещении. Где попало тот же кедр расти не будет, ему нужны определенные условия и, что самое главное, постоянный уход. К тому же на первоначальном этапе жизни этому дереву необходимо затемнение, на солнце он может попросту погибнуть. Да, дело это хорошее, но при нынешних реалиях для леса бесполезное».

Не забыл Николай и о коррупции: «В чем разница между лесозаготовителем и лесником? У первого есть деньги. Он попросту может платить нужным депутатам, чтобы те переписывали законы. Например, в договоре прописано, что арендатор при заготовке леса обязан садить лес. До середины этого года в административном кодексе была статья 8.25 часть 4, которая подразумевала ответственность за нарушение договорных обязательств. Сейчас ее упразднили. Получается, что сейчас арендаторы попросту никакой ответственности не будут нести, нарушая этот договор, да хотя и раньше не несли, откупались. Либо просто платили штраф. Для них эти 30-40 тысяч рублей как один раз пообедать».

Справка. Статья 8.25 КоАП РФ. Нарушение правил использования лесов. Часть 4. Использование лесов с нарушением условий договора аренды лесного участка, договора купли-продажи лесных насаждений, договора безвозмездного срочного пользования лесным участком, иных документов, на основании которых предоставляются лесные участки, - влечет наложение административного штрафа на граждан в размере от восьмисот до двух тысяч рублей; на должностных лиц - от пяти тысяч до десяти тысяч рублей; на юридических лиц - от сорока тысяч до восьмидесяти тысяч рублей.

Складывается впечатление, что закон все-таки на стороне лесозаготовителей, а не самого леса. Но что будет, когда рубить станет нечего, а промышленники попросту разъедутся? Кто будет обеспечивать местное население работой, кто будет заново высаживать лес до пришествия очередных лесорубов? Ответ очевиден и так и просится на язык.

Но не все так плохо. Если оставить территорию в покое, рано или поздно она вновь зарастет. На месте некогда вырубленного леса сначала вырастет трава, затем кустарник. После появится береза, в лучшем случае лиственница или осина. Ну а после и более ценные породы деревьев. Но опять-таки все зависит от технологий рубок. Ну и от случая или везения.

Говорить о российском лесе и не упомянуть Китай попросту нельзя. Если где-то идут сильные ливни — виноват Китай, если где-то уничтожили лес — виноват тот же Китай. Мы привыкли обвинять китайцев во всех грехах человеческих. Но так ли это? В своем интервью от 15 декабря 2018 года ИА PrimaMedia, директор департамента лесного хозяйства Приморского края Валентин Карпенко сказал, что только 32% древесины идет на экспорт: 19% в Японию, 3% в Корею, а оставшиеся 10% в Китай. Все остальное перерабатывается на месте такими гигантами лесной промышленности, как ОАО «Тернейлес» и ООО «Лесозаводский ЛПК». Однако и здесь Николай видит ложку дегтя:

«Практически весь лес у нас идет на экспорт. Даже переработанный. Мы спрашивали у Щербакова (генеральный директор ОАО «Тернейлес»), почему не поставляете продукцию на местный рынок? Он ответил сразу — а вы будете брать по такой цене, по какой берут японцы? У нас полностью лесосырьевой район, а тот же кубометр досок стоит около 8 тысяч рублей. И не только в «Тернейлесе» дело, даже в мелких частных пилорамах дрова и доски стоят дорого. Почему? Во-первых, у нас дорогая электроэнергия. Дизельной мы платим 28 рублей за КВт/час. Во-вторых, топливо дорогое из-за отдаленности. С тем же Дальнегорском разница в цене четыре рубля. Чтобы горючку сюда доставить, а это 176 километров, они на каждый литр топлива по четыре рубля накидывают. Отсюда и цены».

Пока лесозаготовители считают прибыли, а государство убытки, лес продолжает исчезать со скоростью фирменного поезда Сапсан. Рубить деревья никогда не запретят, точно так же, как и не запретят перевалку угля непосредственно в населенных пунктах — это не выгодно для самого государства. Та же Находка живет и существует только за счет стивидоров, точно так же, как и Тернейский район за счет лесозаготовителей.

ОАО «Тернейлес» за 2018 год принес государству около 865 млн рублей налогов и социальных выплат, при этом его выручка составила 9,2 млрд рублей, а чистая прибыль 1,6 млрд рублей. С такими цифрами лесная промышленность может только процветать. Вот только сколько из этих миллионов остается в районе?

"Вот эти налоги, которые лесопромышленники платят, — говорит Николай, — это и есть единственная налоговая база для нашего района. Да и по краю в целом. Лесопромышленники дают больший процент отчислений в казну по сравнению с другими отраслями. Но эти цифры ничто по сравнению с тем, сколько государство теряет. Выход из этой ситуации есть, и даже не один. Во-первых, необходимо нормальное экономическое развитие страны. Необходимо возрождать то, что во времена перестройки было уничтожено. Наш район, в свое время, был богат на скот, рыбу, золото, олово. У нас были рыбколхозы, зверосовхозы — норок разводили, пятнистого оленя. Люди не только лес пилили, они и охотой занимались, рыбалкой. А сейчас тот же орех можно добывать. Это очень денежное дело, правда, и здесь есть свои минусы, но все равно это куда лучше вырубок. Потому что лес — это временно".