КАТЯ МОЖЕТ

– Бренд. Мне с детства страшно нравилось моё имя. А фамилия какая! Я не стала её менять, когда выходила замуж.

– А потом внезапно всё рухнуло. Обнаружилось, что очень многим людям нужна помощь. Преграда к возможности социальной жизни исчезла. Так сразу возникло дикое количество благотворительных организаций. И наши «Детские сердца». 

– Однажды вечером мне позвонил папа и прочёл письмо из Нижнего Новгорода. Оно пришло ему на работу. Маленькая Катя Кацапова умирала. Писала её мама. Папу, очевидно, трясло, читал он очень медленно.

– Это письмо оказалось как будто написано для меня. Подумала: я не я буду, если деньги на операцию не найду.

Решить было делом минутным, а сделать оказалось непросто. Знакомые, друзья, родственники и люди, чьи телефоны дали мне их знакомые, были вовлечены в сбор. Мы спешили, так как операцию надо было делать срочно. Хороший мой приятель, одноклассник, отец пятерых детей, дав мне деньги, спросил: «Теперь скажи, зачем тебе это нужно?»

Катя Кацапова здорова, ей даже подарили велосипед. А до операции четырёхлетняя девочка ездила в коляске, потому что не было сил ходить.

Ради этого стоит жить и работать круглые сутки. 

– На самом деле это общее удовольствие – и для меня, добывающей, и для того, кто даёт. Вот много лет назад мы оплатили кардиостимулятор нуждающемуся мальчику. Вырос, приносит фотографию: у него родилась дочка. Всё благодаря тому, что ты тогда дал деньги. Ты сам творишь новую реальность, как Дед Мороз и Бэтмен в одном флаконе. Это же страшно интересно.

Деньги сами по себе для меня ничего не значат, я их обожаю как инструмент. Как дети не понимают, что такое мало, что такое много, сколько это стоит, так и я живу в мире больших сумм уже 16 лет, вокруг меня какие-то миллионы, а я не понимаю. Сама могу остаться совсем без денег.

Так сложилось, что у меня кроме фонда четыре личных «проекта». Пишут, например, из Изобильного: «Катя, обратиться больше не к кому, нужно 800 рублей доехать до Краснодара ребёнку сделать анализы». И я понимаю, что для меня эти 800 рублей ничего не значат, а для тех людей – я знаю, как они живут! – это громадные деньги.

Один приятель-журналист подсуропил женщину, у которой восемь детей – двое своих, а остальные – приёмные. Живут в городе Сапожок Рязанской губернии. У них всё время случаются какие-то несчастья – действительно, на самом деле. Вот недавно выручила их, а сама месяц тянула до зарплаты.

– За возможность помогать. За возможность общения с большущим числом интересных людей. Намечаю себе интересного человека и потом с ним общаюсь. Общение – огромное счастье. Огромное!

К примеру, сделали с Петром Наличем благотворительный концерт. Я страшно его люблю. Как помогали мне его песни 11 лет назад в Израиле, когда мы там лечили нашу дочь… Тогда я просто с ума сходила, и вдруг выстрелила его «Гитар». Слушала её, она меня из депрессии выводила. И вот я получила возможность ему сказать: вы меня спасли! Получился замечательный концерт.

– Вокруг меня всегда много прекрасных людей.

Я поступала в институт с твёрдым намерением стать великим художником. Попала на курс к мастеру, который меня не полюбил. И я его не полюбила искренне. Мы разругались вдрызг, и я получила двойку на первой же сессии. Не понимала: как это мне, такой великой, ставят двойку! К счастью, к следующей сессии его уволили, и к нам на дизайн пришёл Ваcилий Валериус. Как форточку открыли – свежий воздух! Он был в бархатном пиджаке, красавец с полуседой гривой. Сразу стал говорить матом. На первой же лекции. Мне казалось: вот оно – счастье.

Однажды он нам дал задание – как бы сейчас сказали, брендировать автомобиль. Нам дали какое-то слово, скажем, ананас. Нужно было разместить его правильным образом на автомобиле. И вдруг приходит курс из 20 человек, и у всех одно и то же: слово ананас размещено на боку машины. Валериус говорит: вы что, одновременно все это делали, почему у всех одинаково? Разводим руками. И он дал урок на всю жизнь: не делайте так, как сделает обычный человек – получится нормально, пресно, скучно. Делайте всё как художники. 

– Здесь у меня учитель на учителе. Галя Чаликова, которой давно нет. Таточка Краснова. Не человек – легенда. Учителей много. 

– Раньше я могла так себя назвать, теперь – нет. Я изменилась. Изменилась страна. Изменилась жизнь. 

– Человечество проходит стадии роста, как ребёнок. Мы очень долго были на этапе животных, сейчас пробуем стать людьми и зависли на уровне тинейджера, который может сделать большие глупости: попробовать наркотики, увлечься дурацким учением типа секты, примерить на себя фашистские ботинки. К сожалению, верить, что есть взрослые рядом, которые его образумят, нельзя. Я не верю в Бога. Полагаться можно только на себя. Подросток может вырулить из возрастного кризиса, стать прекрасным, тонким, умным, чувствующим человеком, а может спиться, скуриться, сколоться, умереть в собственной блевотине под забором. Мы сейчас на этой точке.

Сознание человека 21-го века не распространено по всему миру равномерно. Ни черта подобного. Какая-то община, какой-то город, какая-то страна принимают беженцев, осознавая, что для них это будет ужасная морока, грязь и уродства. Но они на это идут, потому что человечность, человеческая жизнь, эмпатия – основные ценности 21 века, они важнее каких-то сиюминутных проблем. Европа настолько уже взрослый, созревший человек, что она переварит этих беженцев, сделает из них европейцев – людей с сознанием 21-го века. Это произойдёт не сразу, но произойдёт. А мы строим вокруг своего городка стену, пускаем по ней ток: здесь только мы, чужих не пустим.

– Я сделала не один фонд, а несколько. Такое у меня серийное производство. Особенно рада, что есть фонд «Живой», который помогает взрослым людям. Мы собрались и подумали: детям помогают все, а человеку от 18 до 60 – никто. Заболел – его так не жалко, он сам должен справиться со своими проблемами. А не все могут справиться.

Ещё горжусь «Лавкой радостей» – сейчас у нас три благотворительных магазина в Москве, работает фонд поддержки социальных программ и инициатив.

– Не могу наладить производство в своём фонде – чтобы он работал как минимум без меня. Проблема любой вертикали власти в том, что как только гвоздь убираешь, система рассыпается. Я боюсь, что я в моём фонде тот самый гвоздь. И так во многих фондах, которые не смогли перейти в стадию механического производства.

– Да, но так не должно быть. Так – неправильно. Человек не должен посвящать всю жизнь без остатка помощи чужим детям, бабушкам, собакам, потому что тогда страдают собственные дети, родители, мужья, собаки.

У нас в благотворительности много очень многодетных директоров. Причём у кого-то пять детей. Когда ими заниматься? 

– Я больше всего занималась средней – Машкой, поэтому она у нас, как говорит мой муж, ребёнок, сделанный руками. В семь лет у неё случилось кровоизлияние в мозг, и мы долго, очень долго её лечили и реабилитировали, она пережила несколько операций. Старшему Мишке досталось больше всех – на нём отрабатывали свои методики воспитания. Когда он учился, мы ещё считали, что школа – это важно, что оценки должны быть только хорошие.

– Я очень много читаю! Я всегда читала много. И быстро – не по строчкам, а кусками, страницами. Люди этому специально учатся, а у меня такая особенность с детства. Это дико неудобно – у меня вот такая книжка (показывает пальцами роман размером с «Обломова») кончается за одну ночь. Книжки прочитываются с такой скоростью, что совершенно невыносимо. Что читать? Мне кажется, я всё прочла.

В детстве, помню, прочитываю книжку, говорю: пап, что почитать ещё? Он берёт с полки что-то, открывает, читает кусок. Это называлось у нас «воткнуть в книжку». И так можно было воткнуть в любую книжку. Внизу на полках стояли большие книги – Гомер, Брэм, Данте. Захотела «Илиаду» и «Одиссею» прочитать. Папа говорит: ну почитай, это будет тебе тренировка – потом в жизни придётся читать тяжёлые тексты, сквозь которые надо прорываться. И мне зашло замечательно. 

– Юваль Харари – «Сапиенс». Очень интересно. Такой научпоп о том, что такое человек. Потрясающая книжка – «Ружья, микробы и сталь» Джареда Даймонда. О том, почему в Австралии аборигены даже колеса не изобрели, а Европа развита вот так. Почему не американские индейцы завоевали Старый свет, а наоборот. Когда её прочитаешь, начинаешь понимать, почему мир, в котором мы живём, такой, а не другой. Почему козу человек одомашнил, а бегемота – нет. Не то, чтобы я очень любила научпоп, но некоторые книжки – просто снос башки.

Есть такая премия «Просветитель». Её делает фонд «Династия». Они издают книги, которые читать нужно каждому принудительно. Потому что тогда в голове не возникнет глупостей. Я вообще за здравый научный подход к жизни и человечеству. Наука – это спасение.

– И просвещение.

– Наука и просвещение. Люди настолько дикие, что их нужно просвещать. 

– Постоянно. Думаешь, что человек – душечка, а он подводит. И наоборот. Я совсем не умею разбираться в людях.

– Что в других вызывает зависть?

– Талант. Красота. Жутко завидую элегантным женщинам, которые умеют одеваться, причёсываться красиво. У меня это никогда не получалось.

– Что в людях заставляет улыбнуться?

– Безумие. Страшно люблю ненормальность. Есть человек, который устроил приют для ненужных роялей. От них избавляются, уничтожают, выкидывают, а он спасает – содержит в специальном ангаре. Ему их жалко. Меня совершенно потряс этот, в общем бессмысленный, проект, но его бескорыстие и безумие – как раз то, что мне нравится.

– Что раздражает?

– Нежелание работать. Тупое безделье. Безделье – прекрасное состояние, но пребывать в нём постоянно невозможно, это разрушает человеческую сущность. Когда человек перестаёт что-то делать, он теряет человеческий облик. Займи себя хоть чем-нибудь – вышивай, коллекционируй спичечные коробки, но не впадай в безделье. Дело – это благословление.

– Как выводите себя из состояния опущенных рук?

– Говоришь себе: соберись, тряпка! И пошёл. Больше некому.

– Какой себя представляете через 10-15 лет?

– Элегантной безумной старушкой, которой все чудачества прощаются в силу возраста. Как поётся в песне, я буду видом божий одуванчик, я буду сердцем дикий альбатрос… Хотелось бы не растолстеть. Работать хочу до последнего. Пока оглобли держат. Если не смогу работать, то хочу рисовать. 26 лет родился Миша, открылось материнство, и я кончилась как «великий художник». Мечтаю снова рисовать. Но боюсь начинать. Боюсь, что это из рук ушло.

– Ужасно не хочется заболеть чем-то тяжёлым, мучительным. Хочу быть здоровой, прожить долго и умереть во сне. В окружении детей, внуков и правнуков.

– Важный урок, который дала жизнь?

– Я всегда думала, что разницы между мужчинами и женщинами нет. Есть люди – хорошие и плохие. Есть. Годы работы в благотворительном фонде привели меня к пониманию, что мужчины хуже женщин. Они бросают больных детей. Сколько таких историй! Только появляется диагноз у ребёнка – и папа из семьи испаряется. Хотя в моём круге общения умные, сильные, интеллигентные, надёжные мужчины. Вот такой диссонанс.

– О чём сожалеете?

– Что жизнь прошла так быстро. Большая часть жизни пролетела, а я ничего глобального не успела.

– Менять мир – что для вас это значит?

– Это задача, которую я выполняю каждый день. Мне бы хотелось делать это эффективнее и в больших масштабах, чтобы при жизни видеть реальные изменения. Вот Нюта Федермессер уже себе памятник прижизненный поставила – добилась сдвигов в вопросе обезболивания. Я пока ничего такого крупного не сделала.

– Хотите, чтобы дети продолжили ваше дело?

– Не-е-ет.

– В ваших руках волшебная палочка. Можно исполнить три желания. Какие?

– Я совершенно не уверена, что можно мне её давать, потому что займусь геополитикой, построю мир, заточенный под меня. Пожалуй, многие со мной не согласятся. Я буду злым волшебником – не надо давать мне волшебную палочку.
Хотя…
Пусть не рождаются больные дети.
Пусть не будет наркомании и алкоголизма.
Пусть будут восстановлены все виды животных, истреблённые когда-то человеком.
Да будет так!