- Публикатор: Ольга Огарёва (Ogareva)
- Текст: Татьяна Струкова
В России должен появиться закон о профилактике домашнего насилия — такое решение вынес Европейский суд по правам человека 14 декабря 2021 года. Теперь вопрос лишь в том, когда это случится и какая редакция попадет на рассмотрение в Госдуму. «Репортер» узнал, почему важно, чтобы закон существовал в российском правовом поле именно в том виде, в котором его предлагали авторы еще в 2016 году, и что случается, когда в государстве нет системы помощи жертвам домашних тиранов
Текст: Татьяна Струкова
Врачи спасли жизнь женщине, но вернувшись домой, она узнала, что бывшего мужа полиция сразу же отпустила, а статью о причинении тяжкого вреда здоровью переквалифицировала в более мягкую. Оставшись на свободе, он угрожал ее убить. Тогда старший сын стал искать управу на отчима и помощи журналистов. Только после того как история получила общественный резонанс, делом заинтересовался Следственный комитет, и нападавшего арестовали до февраля.
Согласно результатам исследования Центра защиты пострадавших от домашнего насилия при Консорциуме женских НПО, 65,8% всех убитых женщин в России погибли от домашнего насилия. По данным МВД, за 2018 год в отношении женщин было совершено более 21 тысячи преступлений — только внутри семьи. Но омский случай — далеко не единственный, когда полиция не предпринимает мер для защиты жертвы и наказания обидчика.
Пост в группе "О чем говорят в Омске" написал сын женщины, которую бывший муж три раза ударил ножом в горло.
Скрин сайта VK
«Мозг — предмет неизученный»
Из архива Инны Коляды
Актрису Инну Коляду избил ее друг Александр. Инна получила закрытую черепно-мозговая травму, сотрясение мозга, ушиб шейного отдела позвоночника, гематомы и многое другое вплоть до нарушения функции яичников.
Но уголовное дело против бывшего молодого человека актрисы не завели. Официальную причину отказа в возбуждении уголовного дела не назвали ни Инне, ни ее адвокату. Зато в личной беседе участковый все объяснил.
Но уголовное дело против бывшего молодого человека актрисы не завели. Официальную причину отказа в возбуждении уголовного дела не назвали ни Инне, ни ее адвокату. Зато в личной беседе участковый все объяснил.
— Он сказал: “Ждите отказа в возбуждении уголовного дела. Александр сказал, что это вы на него напали, у него и справка есть. Ничего там у вас страшного: синяки заживут”, — вспоминает Инна
— Я говорю: “А сотрясение мозга?” — Он отвечает: “Мозг — предмет неизученный”.
По словам актрисы, ни с ней, ни с соседями участковый не разговаривал, в доме его никто не видел. Но это не помешало ему сообщить, что свидетелей избиения, которое происходило сначала в квартире, а затем и в подъезде, нет.
Инна говорит, что в последний месяц они с Александром много ссорились из-за его проблем с алкоголем и того, что он позволял себе грубости. Сейчас она вспоминает, что в состоянии опьянения он часто менялся: становился агрессивным, но до рукоприкладства никогда не доходило. Правда, он мог бросать вещи — рядом с ней или в ноги, но с силой.
— Мне было так страшно, что я закрывала собой собаку, потому что боялась, что он сейчас ее ударит. Подруга мне писала: “Беги оттуда, это опасно!”
А потом это как-то прошло, я забыла свои чувства, мне это казалось какой-то нелепостью: мол, чего я так реагирую? Я как будто чувствовала физическую угрозу, но не верила своим чувствам
В очередной раз мириться после скандала Александр приехал 27 ноября, но он был пьян, и все опять закончилось ссорой. Мужчина перешел на мат, а потом ударил Инну по лицу. Когда она пошла открывать ему дверь, чтобы он уходил, Александр догнал ее и начал бить.
— Он брал меня за волосы и бил головой об стену и об пол, бил ногами по животу. В какой-то момент я попыталась выбежать в подъезд, но когда я открыла дверь, он ударил меня вслед по голове так, что я вылетела в тамбур, ударилась о противоположную стену, — рассказывает она. — В подъезде он меня продолжал бить. Я помню больше 15 ударов. Может быть, их было больше, потому что я помню, как он меня ударил, а следующее — что я на полу, его рядом нет.
Вместо скорой Инна написала маме Александра, у них всегда были хорошие отношения. Та посоветовала лечь спать, а утром приехала, чтобы помочь.
— Она замазала мне фингалы, увидела, что у меня не поворачивается шея, что мне очень больно. Она плакала, просила за него прощения, — вспоминает Инна. — Я была в состоянии шока и не понимала, болит у меня или не болит. Вечером мне стало сильно хуже.
В больницу Инна попала на следующий день. Там ей зафиксировали побои и направили сведения в полицию — травмы должны были стать поводом для возбуждения уголовного дела, даже если бы Инна не стала писать заявление сама.
— Я не знаю, кто там в этом настолько заинтересован, но участковый инспектор даже не соизволил нас ознакомить с отказным материалом, — объясняет адвокат Инны Сергей Слюбоденюк. — На каком основании было отказано в возбуждении уголовного дела, нам не известно — это покрыто мраком.
Адвокат подал жалобу в прокуратуру.
«Российского законодательства недостаточно»
Из архива Алены Поповой
В российских законах до сих пор нет определения семейно-бытового насилия. Нет и репрезентативной статистики. Последнее масштабное исследование проводилось в 2011 году: по его результатам каждая пятая женщина — почти 16,5 миллионов человек — сталкивалась с насилием со стороны партнера.
МВД не предоставляет конкретных цифр — прежде всего из-за того, что никто не знает, как посчитать жертв явления, которого официально в законе нет. В статистику попадают только те случаи, когда жертва получила серьезные травмы или погибла в ходе бытового конфликта.
— До подачи заявлений не доходит большинство пострадавших, — говорит Алена Попова, юрист и соавтор законопроекта о профилактике семейно-бытового насилия. — А если и доходят, то периодически они либо получают отказные, либо под угрозами насильника могут идти с ним на компромисс, беспокоясь о своих жизни и здоровье.
Мы все уверены, что законопроект все же будет вынесен на рассмотрение в Думу. Вопрос лишь, когда и в какой редакции
В 2020 году, как пишет «МВД Медиа», число преступлений в семейно-бытовой сфере снизилось на 9,5%, хотя НКО, помогающие жертвам домашнего насилия, говорят об обратном.
— По нашей оценке, начиная с весны 2020 года, то есть со старта пандемии, количество запросов увеличилось на 20-30% в зависимости от сервисов, — рассказывает Елена Болюбах, руководительница ИНГО «Кризисный центр для женщин». — Горячая линия выросла почти на 20%, а онлайн-приемная — в 4 раза, потому что государственные службы не работали в период локдауна или работали с ограничениями. Сейчас обращений не стало меньше.
При этом пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков заявил, что «действующее законодательство предоставляет весь необходимый инструментарий для борьбы с этим злом, правоохранительные органы прикладывают усилия». Те случаи домашнего насилия, которые вызывают не только общероссийский, но и международный резонанс, Песков назвал «единичными». Алена Попова с этим категорически не согласна, а слова представителя Кремля считает проявлением «цинизма власти».
— В России недостаточно законодательной базы, а существующие законы реагируют на уже свершившееся насилие, если вообще реагируют, — говорит она. — Профилактикой насилия в семье вообще никто не занимается. Когда система делает вид, что мы живем в Зазеркалье, это очень тяжело.
Изменить ситуацию должно решение Европейского суда по правам человека: суд вынес пилотное постановление в отношении России, в котором признал, что в стране проблема домашнего насилия носит массовый характер из-за системной дисфункции правовой системы. Именно эту дисфункцию Россия должна устранить, а единственным средством для этого является принятие закона о профилактике семейно-бытового насилия.
Изменить ситуацию должно решение Европейского суда по правам человека: суд вынес пилотное постановление в отношении России, в котором признал, что в стране проблема домашнего насилия носит массовый характер из-за системной дисфункции правовой системы. Именно эту дисфункцию Россия должна устранить, а единственным средством для этого является принятие закона о профилактике семейно-бытового насилия.
— Мы все уверены, что из-за позитивных международных обязательств России, которые у нее есть и которые не отменились поправками к Конституции, законопроект все же будет вынесен на рассмотрение в Государственную думу. Вопрос лишь когда и в какой редакции, — говорит Алена Попова.
Она предполагает, что это произойдет в нынешнем созыве Госдумы, а вносить законопроект на рассмотрение будет Совфед, а именно его председатель Валентина Матвиенко, которая поддерживала принятие документа в 2019 году. Сомнений в том, что Россия прислушается к решению ЕСПЧ, у Алены Поповой нет, тем более два предыдущих пилотных постановления уже выполняются.
— Чтобы не исполнять определение ЕСПЧ в отношении человека, нужно чтобы собрался Конституционный суд и сказал, что нет возможности выполнить постановление, но я не представляю, как это можно объяснить, кроме политической воли, потому что законопроект уже написан, — подчеркивает она.
Побои. Из архива Инны Коляды.
Инна. Фото: Александра Чистова
«Отодвинуть агрессора от красной черты»
Принять закон о профилактике семейно-бытового насилия, по мнению Алены Поповой, критически важно в его первоначальном виде, а не в урезанной редакции Совета Федерации.
Также закон в его первоначальной редакции предполагает введение механизма защиты жертвы — охранных ордеров или предписаний, которые могут запретить агрессору на определенный срок приближаться к заявительнице, связываться с ней, посещать места ее работы или учебы, а также требовать от него покинуть общее жилье, если обидчику есть, куда пойти.
— Никакие кусочные меры работать не будут — нужна система, которая решит базовые вещи: расскажет всем, включая полицейских, что такое домашнее насилие, какие составы туда относятся», — уверена она.
В версии Совфеда осталось только физическое и сексуализированное насилие, а психологическое и экономическое законотворцы упорно не хотят включать в текст документа: профилактика как раз начинается с предотвращения не физического и не сексуализированного насилия, а психологического или экономического, когда еще можно предпринять какие-то действия и отодвинуть насильника от красной черты, доказывает Попова.
Также закон в его первоначальной редакции предполагает введение механизма защиты жертвы — охранных ордеров или предписаний, которые могут запретить агрессору на определенный срок приближаться к заявительнице, связываться с ней, посещать места ее работы или учебы, а также требовать от него покинуть общее жилье, если обидчику есть, куда пойти.
— Потому что сейчас в случае насилия из жилья в тапочках и с детьми под мышкой, если дети есть, выбегает пострадавшая, которая должна искать кризисный центр, куда ей убежать, а насильник вольготно себя чувствует в жилье, с привычным уровнем жизни, как будто ничего не произошло, — объясняет Алена Попова.
Авторы законопроекта о профилактике домашнего насилия предусматривают и помощь самому агрессору — для них на государственном уровне должны появиться курсы по работе с гневом, которые уже доказали свою эффективность.
— Нам говорят о том, что законов достаточно и ничего не нужно городить, но мы не городим новых статей Уголовного кодекса или Кодекса об административных правонарушениях, — говорит Алена Попова. — Мы выстраиваем систему, чтобы была профилактика насилия, которая бы работала внутри всей системы: как должны работать суды, опека, полиция, какие данные должны быть доступны.
Противники принятия закона о профилактике домашнего насилия говорят о том, что он разрушит традиционную ценность семьи, станет карательным механизмом при малейшем разногласии, создаст запрет на воспитание детей и многое другое.
— Говорить о том, что этот законопроект вводить нельзя, потому что он будет использоваться против людей, нельзя, ведь мы нашим законопроектом не отменяем возможность подать иск о клевете или защите чести, достоинства и деловой репутации, — подчеркивает Алена Попова.
Несмотря на то, что противников закона меньшинство (опрос ВЦИОМ показал, что 70% респондентов считает, что отдельный закон о профилактике семейно-бытового насилия в России необходим), они выступают очень слаженно, считает Алена Попова. Чтобы развеять в общественном сознании мифы о вреде закона, необходим масштабный культпросвет.
— Очень большую роль играет донесение информации до родительского сообщества, которое очень консолидировано и очень беспокоится, что какое-то новое законодательство даст опеке возможность, например, отобрать ребенка за то, что ты ему картошку фри не купил, — объясняет она.
Но если общество будет знать, как вести себя при встрече с различными проявлениями семейно-бытового насилия, закон будет работать эффективно.
Сначала, когда это случается, ты думаешь: почему это случилось со мной? В чем я виновата? Чем я это заслужила?
И об этом очень стыдно рассказывать, это история, как будто из плохого кино
Психологи кризисных центров считают, что обратиться за помощью никогда не рано. Из архива Инны Коляды
«Система на стороне насильника»
Вспоминая, почему она сразу не вызвала скорую и полицию, Инна Коляда говорит о том, что была страшно напугана и растеряна — до этого ей не приходилось сталкиваться с физическим насилием лицом к лицу. Что делать в таких ситуациях, она просто не знала.
— Сначала, когда это случается, ты думаешь: “Почему это случилось со мной? В чем я виновата? Чем я это заслужила?” И об этом очень стыдно рассказывать, это история как будто из плохого кино, — говорит Инна. — Я думала, что все скажут: “Как же ты не заметила сразу, зачем ты его впустила в дом, почему не заметила тревожных звоночков, почему прощала все его грубости?” Мне было очень стыдно, что это со мной произошло, что я допустила это в свою жизнь.
К тому же сначала Александр, по словам Инны, писал ей о своем раскаянии и просил прощения. Она признается, что тогда ей даже было его жалко.
— Сначала, когда это случается, ты думаешь: “Почему это случилось со мной? В чем я виновата? Чем я это заслужила?” И об этом очень стыдно рассказывать, это история как будто из плохого кино, — говорит Инна. — Я думала, что все скажут: “Как же ты не заметила сразу, зачем ты его впустила в дом, почему не заметила тревожных звоночков, почему прощала все его грубости?” Мне было очень стыдно, что это со мной произошло, что я допустила это в свою жизнь.
К тому же сначала Александр, по словам Инны, писал ей о своем раскаянии и просил прощения. Она признается, что тогда ей даже было его жалко.
Потом приезжает его мама, она плачет, она говорит: он чудовище, но пожалуйста, прости его, не замыкайся в себе. И жалко его, жалко маму — смесь чувств ужасная
— Особенно, когда приезжает его мама, она плачет, она говорит: “Он чудовище, но пожалуйста, прости его, не замыкайся в себе. Пожалуйста, не думай, что все мужчины такие. Я не прошу вернуться к нему после такого кошмара, но, пожалуйста, сохрани себя, не сойди с ума от горя”. И жалко его, жалко маму — смесь чувств ужасная, — рассказывает Инна.
Однако после того, как она подала заявление в полицию, Александр написал пост на Facebook, в котором заявил, что Инна была пьяна, напала на него первой и сама спровоцировала его.
— Отношение полиции заставляет жертву чувствовать себя уязвимой, сомневаться в том, что она может победить, — говорит Алена Попова. — Это способствует тому, что пострадавшие могут делать несколько шагов назад, потому что когда человек уже пострадал от насилия, это сильнейшая психологическая травма, и человек в этой травме понимает, что бороться бесполезно, потому что ощущение, что вся система на стороне насильника.
Изменить это должен законопроект о профилактике семейно-бытового насилия. Среди прочего авторы документа предлагают просвещать правоохранителей, чтобы они знали, как работать с жертвами домашних тиранов, а не отмахивались от них.
— Сейчас складывается впечатление, что как поступать в каждой конкретной ситуации каждый представитель правоохранительной системы решает самостоятельно на основе своего собственного жизненного опыта, — говорит Алена Попова.
Оценить риски
Из архива Елены Болюбах
Главное, о чем стоит помнить, когда речь идет о законопроекте против домашнего насилия — это то, что он направлен прежде всего на профилактику, которой в России на законодательном уровне нет. Тем не менее Елена Болюбах отмечает, что в последнее время женщины стали чаще обращаться за помощью на горячую линию кризисного центра на ранних этапах — еще до первых побоев.
Психологи кризисного центра даже создали тест оценки рисков, чтобы любая женщина могла определить степень угрозы в отношениях. Если окажется, что вероятность тех или иных эпизодов насилия высока, женщине предложат обратиться к «тревожному чемоданчику».
— Это такая памятка на случай, если женщина уже увидела риск, оценила его, поняла, что находится в небезопасных отношениях, но по какой-то причине прямо сейчас не может покинуть место, где она проживает с обидчиком, — объясняет Елена Болюбах. — При этом стоит подумать о том, что понадобится взять с собой, если придется срочно покинуть небезопасное место — для этого можно использовать «тревожный чемоданчик».
— Это такая памятка на случай, если женщина уже увидела риск, оценила его, поняла, что находится в небезопасных отношениях, но по какой-то причине прямо сейчас не может покинуть место, где она проживает с обидчиком, — объясняет Елена Болюбах. — При этом стоит подумать о том, что понадобится взять с собой, если придется срочно покинуть небезопасное место — для этого можно использовать «тревожный чемоданчик».
Чем больше об этом говорится, тем больше женщина, находящаяся в насильственных отношениях, может рефлексировать это насилие и понять, что это не нормально
Когда закон примут, говорит Алена Попова, сначала количество заявлений о домашнем насилии увеличится, потому что пострадавшие поймут, что они под защитой, и начнут обращаться в правоохранительные органы. Елена Болюбах уверена, что женщины уже стали чаще обращаться в кризисные центры, на горячие линии и другие ресурсы НКО во многом благодаря тому, что о проблеме насилия в семье стали больше рассказывать в медиа.
— Информационная волна могла создать прецедент повышенного обращения, — объясняет она. — Чем больше об этом говорится, тем больше женщина, находящаяся в насильственных отношениях, может рефлексировать это насилие и понять о том, что это не нормально и пора обратиться за помощью.
Сейчас функцию помощи жертвам семейно-бытового насилия берут на себя некоммерческие организации. Но пока их катастрофически не хватает: по словам Алены Поповой, часть кризисных центров и НКО сильно пострадала из-за пандемии, некоторые были признаны иностранными агентами, что сильно усложнило работу. На всю Москву с населением в 12,5 миллионов человек государственный кризисный центр помощи женщинам и детям всего один. А есть города, где бюджетных организаций нет вообще.
— К сожалению, есть города и поселки в России, где нет кризисных центров для женщин, — говорит Елена Болюбах. — Самое верное, что мы можем рекомендовать, это прежде всего посмотреть государственные отделения помощи женщине, семье и детям — они есть практически в каждом регионе, — оттуда пострадавшую могут направить в ближайшую НКО.
Государство же должно заниматься поддержкой кризисных центров, уверена Алена Попова. Причем организации помощи должны быть в каждом городе, а в случае мегаполисов закон должен определять, сколько центров помощи необходимо на определенное количество жителей
— Самый лучший слоган — кризисный центр в каждом доме, — подчеркивает она. — Чтобы если в подъезде происходит насилие, человек знал, куда ему забежать, к кому обратиться, чтобы быть в безопасности до тех пор, пока не приедет полиция.
Отношение полиции заставляет жертву чувствовать себя уязвимой, сомневаться в том, что можно победить. Пострадавшие могут делать несколько шагов назад, потому что ощущение, что вся система
на стороне насильника
Комментарии:
Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...