«Помощь нужна не только беззащитным, но и суперсильным»

Единственное, что было некомфортно, — внешние условия, на которые никто не может повлиять. Это вызов. Но когда есть команда и все остальное, есть желание бороться с обстоятельствами. По итогам 2022 года можно сказать, что мы успешно справились. Благодаря команде и новым идеям к концу года мы вышли на общий прирост.

И если «Лыжня» прошла в комфортных условиях, когда компании, в том числе иностранные, могли выделять средства («Лыжня» проходила 13 марта 2023 года. — Прим. АСИ), то с забегом «Самое время жить» было гораздо сложнее. Но забег — более массовое мероприятие, и там можно неплохо заработать за счет участников. Тем не менее было несколько компаний, которые поддержали нас финансово, было много информационных партнеров. Так что с первого раза мы сделали забег на 2 тысячи человек и собрали 7 миллионов рублей. Но здесь я отвечал не за организацию, а за привлечение ресурсов и был идейным вдохновителем. Через забег нам удалось познакомиться где-то с 30 новыми компаниями, мы развиваем с ними отношения.

В феврале 2023 года прошла вторая «Лыжня», и мы собрали еще больше — 6,2 миллиона рублей. Вместо 300 человек в этом году было уже 550. Плюс был бОльший медийный охват, который позволяет увеличивать узнаваемость фонда.

Еще мы перестроили техническую часть фандрайзинговых процессов. Раньше у нас были сложности с подрядчиками, где-то мы даже потеряли деньги, но сейчас мы стали лучше собирать и отслеживать средства.

Я тоже думал, что взрослые сами виноваты, но, поработав в фонде, уже так не считаю. По крайней мере, в нашей области это не так. Здесь я понял, что жизнь еще более многогранна, чем я думал, и что помощь нужна не только беззащитным, но и, казалось бы, суперсильным взрослым мужчинам и женщинам. Есть болезни, которые настигают просто потому, что так получилось. И тут помогает наша диагностика и своевременное лечение. Тогда шансы на выздоровление переваливают за 70-80%.

Конечно, болезнь бывает разная — есть очень агрессивные виды, когда человек буквально за пару недель-месяц «сгорает». При этом некоторые виды заболеваний хорошо поддаются лечению. Бывает, мы вынуждены отказывать на запросы о помощи, это часть нашей непростой работы. Но даже в таких случаях стараемся поддержать пациентов и их близких, например, с помощью психологов.

Людей и бизнес важно убедить в том, что помогать можно, и для этого достаточно любой комфортной суммы и одной потраченной минуты времени.

Лично мне такое тяжело дается: я эмпатичный человек, и [от грустных историй] ухожу в яму. Меня может день-два это дело не отпускать. Поэтому пытаюсь дистанцироваться, но все равно раз в два-три месяца так или иначе стараюсь контактировать с пациентами.

У нас для этого есть прекрасная акция «Тележка радости». Мы с волонтерами ездим по гематологическим отделениям, где общаемся с пациентами, дарим им сувениры, подарки, которые им могут пригодиться в стационаре, средства гигиены, книжки, раскраски — то, что немного скрасит пребывание в больнице. Это заряжает позитивом, потому что видно, как люди рады нам. Это важная часть работы.

Базовая история: мы просим не только деньги, но и ресурсы, и всегда нужно стараться экономить. Бюджеты значительно меньше, чем в коммерческих проектах, тем не менее к этому я адаптировался достаточно быстро в течение первого года. Говорить партнеру: «Сделайте, пожалуйста, скидку» стало нормой. Оказалось, что люди неплохо на это откликаются.

Конечно, тут нужны навыки коммуникации, выявления ценностей — это есть в ивент-сфере и в фандрайзинге. Фандрайзинг — это же не только про деньги, это и про ресурсы в целом. Например, наружную рекламу по городу мы вешаем бесплатно — это тоже коммуникативные навыки. Кто-то дает спонсорскую поддержку на забег, а у кого-то нужно попросить ресурсы: продукты, воду или еще что-нибудь.

Элементарно: сейчас все всё покупают онлайн, и туда можно добавить галочку «Хотите добавить 10 рублей в помощь таким-то?». Да, ты потратишь условно две недели-месяц на интеграцию и сколько-то человеко-часов, но дальше ты не тратишь ничего. Ты как организатор даешь своим гостям инструмент помогать. Всем хорошо: те, кто помогают, видят, что благотворительность — это норма.

Эффективность мероприятия зависит от огромного количества факторов. Бывают аукционы, на участие в которых потратили много денег, ресурсов, времени, чтобы собрать и организовать классные лоты, сделали мероприятие и собрали 100 тысяч рублей. А бывают обратные истории, когда потратили меньше времени и сил, но лучше поработали с аудиторией — и собрали много миллионов. Здесь имеет значение много факторов: кто приходит, готовы ли люди расставаться с деньгами.

В прошлом году, когда готовили забег, мы, например, приняли решение не использовать приставку «благотворительность». В рекламе было: «Забег “Самое время жить”». И уже когда человек заходил на сайт, он читал, что это мероприятие благотворительное. Но в рекламе нам важно «продать» забег, и мы делаем его на высоком профессиональном уровне. Мы прежде всего позиционируем это мероприятие как беговое и во вторую очередь — как благотворительное. Благотворительных стартов было очень много, особенно до пандемии, и они были самыми разными. И когда фонды увидели, что там можно деньги собирать, начали делать абы как и качество профессиональных забегов очень хромало.

И когда человек видит формулировку «благотворительный забег», первое — он думает: о, благотворительность, значит, там что-то бесплатное, пойду схожу. Потом видит плату — расстраивается и не регистрируется. Второе — человек видит, что это благотворительность и думает, что там высокий ценник, мало чего получаешь, качество низкое. Третье — для кого-то благотворительность — это просто добрая история и не так важен ценник и уровень организации.

Я во время пандемии придумал акцию «Помогайте из дома», и мы под этим названием порядка два-три месяца коммуницировали с компаниями, с людьми. Как общий итог — более 80 миллионов сборов. Мы не молили о помощи, не говорили, что находимся в бедственной ситуации. Мы говорили, что можно делать все то же самое, просто из дома, в том числе помогать, и людям это как-то отозвалось. И компании все свои обязательства решили продолжить, и люди тоже поддержали, и СМИ — это было интересно. Для фонда «Линия жизни» пандемийный год стал рекордным в плане сборов на тот момент.

Когда я уходил из «Линии жизни», то думал о том, чтобы пойти в коммерческий сектор, но понял, что мои опыт, знания, экспертиза — они актуальны и полезны [для НКО]. А еще — для меня важна полезность получаемых средств.

Есть потрясающий пример работы благотворительного фонда — так в идеале, наверное, должно быть. Фонд «Линия жизни» создавался как фонд помощи тяжелобольным детям с пороком сердца, было одно узкое направление, фонд делал высокотехнологичное эндоваскулярные операции, которые на тот момент были все платные, их было мало и делали такие операции только в Москве и Питере.

К 2016 году фонд обучил огромное количество врачей. Людям с пороками сердца помогали по всей стране, в десятках клиник такая высокотехнологичная помощь стала нормой. Ценники тогда были от 30 тыс. до 200, не все семьи могли себе это позволить. И в 2016 году государство пришло к фонду и сказало: «Друзья, спасибо, хотим эти операции сделать по ОМС, то есть бесплатными». То есть фонд наладил процесс, провел работу, экспертизу, наработки, все это передал государству — и это стало доступно еще большему количеству людей. А дальше перед фондом стоит новая задача: что бы еще такого развить и кому бы помочь?

В этом плюс фондов: они более гибкие, более быстрые. Государство, особенно Минздрав, — машина неповоротливая, там куча регламентов, иногда понятных, иногда не очень. И фонды здесь могут помогать, внедрять протоколы, помогать с оборудованием, с квотами. Денег ни в одном государстве не хватает на все, и мы не исключение. Здорово, когда фонды передают свою экспертизу. Невозможно улучшить помощь людям с раком крови, не работая с государством, — только вместе. Да, проблем много, но они постепенно решаются, где-то быстрее, где-то медленнее.

То есть если вдруг в фонде происходят кадровые изменения, наши пациенты не должны это почувствовать. А если случится просадка, то важно, чтобы она была минимальной по объему и максимально краткосрочной. То же самое с мероприятиями: понятно, что есть форс-мажоры, которые невозможно предугадать и повлиять на них, но ты всегда можешь с этим что-то сделать.

Это тоже вопрос коммуникации: если ты к людям с душой, открытостью, пониманием, то и они тебе по мере своих сил и возможностей стараются помогать. Может быть, это везение, но в целом это, наверное, моя заслуга в плане общения с подрядчиками, партнерами.

Еще одно качество — мне не все равно. Причем я стараюсь смотреть не только на свой блок работы, я расцениваю фонд как единое целое и если вижу, что что-то можно починить, даже в другом отделе, не промолчу. Здесь все зависит от зоны ответственности и критичности этого изменения: где-то можно отложить и пропустить, а где-то иногда приходится настаивать и доказывать, что это нужно.

Я открыт к новому: всегда готов выслушать, чему-то научиться, с кем-то пообщаться, чтобы узнать что-то новое или предложить. Я стараюсь критически мыслить и все равно что-то полезное для себя урвать. Если попал на конференцию, тренинг, и из полутора часов вырвал хотя бы одну полезную вещь для себя — это уже не зря потраченное время. Стараюсь не зацикливаться на своем опыте и всегда готов его трансформировать, если вижу аргументированную позицию с другой стороны.

Интервью с Сергеем Юхиным — часть серии «НКО-профи», созданной Агентством социальной информации и Благотворительным фондом Владимира Потанина в 2017 году. «НКО-профи» — это цикл бесед с профессионалами некоммерческой сферы об их карьере в гражданском секторе. Материал подготовлен при поддержке Благотворительного фонда Владимира Потанина.