Наверх
Репортажи

Труженики рая

Сохраняя память о русской деревне
18.03.2018
— «Якши Учма», как я потом узнала, было написано на надгробиях караимов в Литве, как пожелание «прекрасного рая». В прошлом крымский князь, Кассиан наверняка узнал это слово, восприняв как знак, и решил основать здесь свою обитель,— Лена рассказывает мне историю села Учма, настолько кинемаографичную, что захватывает дух: падение Византийской империи, беглые князья в Греции, Рим и Урбино, посольство Софьи Палеолог, далёкий северный Ферапонтов монастырь, и наконец, это тихое место на берегу Волги.
Это всё эпизоды жизни князя Константина Мангупского, который обошёл полмира с тем, чтобы навсегда остаться здесь, в небольшом селе под Угличем, под именем св. Кассиан. История, которая, как желали бы этого советские борцы с религиозной пропагандой, не должна быть рассказана. Здесь в монастыре в 30-е расположили Волголаг, а после его сравняли с землей, и Рыбинское водохранилище завершило дело: от холма, на котром располгалась пустынь, осталась только узкая песчаная коса посреди Волги. Ожидая, что затопит и село, многие жители покинули Учму, но вопреки прогнозам, она осталась на суше, и приютила жителей  Мологи. Но чего не смогла совесткая власть, смогла новая Россия — распроданные колхозные земли, закрытие деревенской школы, а потом и окрестных, должны были оставить Учму на том берегу Леты. И вдруг молодой местный парнишка Василий Смирнов, 26-ти лет, не позволил этому случиться.
Кадр видео "Пролетая над Умой". Автор Ярослав Нуварьев.
— Собрал часовню здесь и на тот берег перевёз. Сам, конечно. Смотрел в детстве, как люди строили, в селе всегда плотники были. — Василий говорит так, как будто все, что он делает — это проще простого. Строить дом без чертежей, вырезать такие карнизы и наличники, что никто не верит, что дом был построен недавно. Тогда, в 26 лет, он поставил часовню, чтобы сохранить уже почти стертую память о том, что здесь когда-то находилась Кассианова пустынь. И пошёл дальше остнавливать время: свозил к своему дому амбары и другие придомовые постройки, кторые были не нужны новым хозяевам: в селе, где осталось 20 человек, часть из которых дачники, мало кто понимал ценность этого деревенского зодчества; новые хозяева раскатывали их на бревна, а ещё выбрасывали старинные изразцовые печи и покрывали сайдингом узорчатые мансарды домов, на которые прежние, еще дореволюционные хозяева, с гордостью вешали свои инициалы. 


— Вот он, узнаешь? — Лена показывает фото шестилетнего мальчишки, в котором по взгляду легко узнать Василия. — Вот в этом возрасте он и бегал ра речку Учемка слушать рассказы Гречухина. Залезал на дерево, мышкинцы всю ночь у костра истории про родной край слушали, и ему интересно было. — Владимир Гречухин — это отец Мышкинских музеев, историк и краевед, и его влияние помогло Василию увидеть значимость того, что не ценили односельчане. Так в Учме вырос музей под открытым небом, кторый Василий сначала хотел посвятить только сохранению памяти о Кассиане, но когда люди понесли ему фотографии, утюги и горшки, пришлось приписать:  «Музей истории Кассиановой пустыни и судьбы Русской деревни». Потому что в Учме — богатой, трудовой, красивой (об успехе её торговцев и ремесленников говорят одни только названия концов дервени - «Рублёвый» и «Семигривенный») преломилась история деревни вообще —  русской Атлантиде, разграбленной, раскулаченной, обескровленной и опустевшей. Музей говорит соврменным языком, выезжает с выставками в Москву, поднимает философские проблемы мира на войне, любви и семьи, тут снимают документальное кино для Артдокфеста и бывают современные фотографы и художники — здесь уже свою роль сыграло появление Лены.
— Я оказалась в Учме совершенно случайно — Лена говорит мягко и спокойно, как профессорская дочка, не отрывая рук от рукоделия:  шьет шляпу «кота в сапогах» из фетра для новогоднего костюма Арсения, своего сына. — Я наехала на камень, большой, острый, который прорезал дно машины и из нее вытекло все масло. Ничего не оставалось, как бежать сюда, в ближайшую деревню. 

— Мама моя назавтра улетала в Америку, мы сильно торопились. Я спрашиваю, где я смогу поменять масло, и мне, разумеется, отвечают, что здесь негде, но есть Василий, который поможет, что бы ни случилось. И когда я увидела Василия, я почувствовала: «все, у меня больше нет проблем». Я бывала и замужем, и одна, и все равно всегда привыкла полагаться на себя, а тут вдруг : мужчина. Он все решит. Вася посмотрел машину и сказал: «дерево поможет». Я подумала: ну все, это какой-то местный шаман, пусть говорит что хочет, ладно, лишь бы мы поскорее уехали. «Пока вы не отдохнете, вы никуда не поедете», сказал Василий, и повел нас в свой музей, где мы напрочь позабыли о времени. А что касается машины — он из дерева, оказывается, пробку сделал и масло новое залил.
Василий с сыном. Фото из семейного архива.
Василия легко было принять за шамана. Его движения сдержанны, как у сибирского мужика, который расходует свои движения экономно, так же относится и к словам. Лена вернулась в Учму через 4 года после того случая с машиной. Приехала снова просто так, показать подруге, но Василий встретил их, сказав : «Я знал, что Вы вернетесь». Оказалось, он ездил искать Лену в Москву, и даже искал в верном направлении...

Теперь Лена живет здесь, у нее двое детей, «личное счастье», музей «истории Кассиановой пустыни и судьбы русской деревни», который так же мало похож на провинциальный музей, как она сама на деревенскую жительницу. — Я знаю, что после нас ничего не будет, — честно говорит Елена. — Некому будет продолжать, следить за домами, за домом ведь круглый год какой-то уход нужен. Но делаем, и будем делать. Приезжает к нам где-то тысяча человек в год в музей. Это немного, но я считаю, что не статистика важна, каждый человек важен. Если один человек приедет и здесь что-то получит, то все, что мы делаем, оправданно. — Домов, дейтсвительно, уже несколько, которые Василий «поднял», отреставрировал, сохранив и аккуратную красоту, и историю их прежних владельцев.

Всей семьей они живут в построенном Василием резном тереме, в котром совершенно античная печь с мозаикой и гербом князей Мангупских; если сесть на лежанку, в панорамных окнах любуешься закатом или восходом, заливающим ровным светом заснеженную реку и крохотную издали часовню, отогреваясь от февральских морозов. На полках стоят книги и альбомы по архитектуре и живописи, на стенах уже настоящее современное искусство — подарки знакомых художников. Каждый день проходит в труде — тут и лошади, и печи, и серьезная работа с архивными документами и планирование выставок. Иногда они уезжают вместе в поисках мест, где бывал князь Константин, и тогда Василий, сидя на площади Сан-Марко, вдруг скажет, глядя сквозь бокал вина: «как же здесь все за 500 лет изменилось». Удивтиельно гармоничная жизнь, где как-то непривычно каждый человек значим. Ведь может быть, не будь Гречухина с его любовью к истории края, не было бы того Василия, который будет так неутомимо сохранять то, что по всем законам не имело шансов пережить XX век. А если бы не Василий, то не было бы здесь и Лены, и музея, какой он есть сейчас, и не так часто приезжали бы гости, увеличивая число поклонников Учмы. Не было бы здесь этих детей, и всей этой спокойной и деятельной жизни. Так здесь чувствуется эта связь судеб и поступков, ценность памяти о них, что кажется, что жизнь не зря и не напрасна. 

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...