Наверх
Интервью

IL SEDICENTE MORADI: «Искусство должно быть опасным» 

Интервью для "ITALIA. Made in Italy"
10.06.2019
«Мнимый Моради» – так можно перевести псевдоним Il Sedicente Moradi, флорентийского скульптора, чьи работы знакомы каждому местному жителю. При этом мало кто знает автора в лицо и никому, кроме посвящённых, не известно его настоящее имя. Работы Il Sedicente Moradi то и дело появляются в самых неожиданных местах города подстать граффити Бэнкси. Не обойдясь без весомых связей, я смогла добиться встречи со скульптором в его уютной мастерской, неприметно расположившейся в самом центре города.
Скульптура "Олень" Il Sedicente Moradi на набережной реки Арно (Флоренция)
По легенде, до того, как начать работать с деревом, ты занимался живописью. Это правда?

Да, я учился в Академии изящных искусств Флоренции. Занимался живописью, пробовал себя в скульптуре, но больше всего удовлетворения мне всегда приносил рисунок. Живописью я занимался около 10 лет. Эта работа одиночная – в основном ты творишь в студии. Мне же нужно было находиться снаружи и вступать в контакт с вещами. Поэтому я писал много пейзажей, мне нравилось работать на пленэре. Но когда я представлял, что эта картина потом будет висеть на стене в закрытом пространстве, мне становилось грустно, я не мог с этим смириться. Плюс живопись – медленное средство выражения, ты должен запастись терпением и ждать. Это похоже на производство вина, но при этом ты не всегда получаешь желаемый результат. В какой-то момент я понял, что сотрудничество с галереями не приносит ни денег ни удовлетворения, и сказал себе: «Хватит, это не работает». С этого момента я полностью посвятил себя рисунку, и огромные полотна теперь умещались в тетрадь, которую я носил с собой. Чем меньше твой багаж, тем дальше может быть путешествие: простая тетрадь в кармане даёт возможность заниматься творчеством без дополнительной подготовки и специальных условий – сталкиваясь с чем-то интересным, ты всегда готов к тому, чтобы это изобразить.

Если не секрет, кто-то из твоей семьи имел отношение к искусству?

Я не из семьи художников, но моя бабушка писала картины. Она и сейчас жива, ей 96 лет. А мой отец, которого уже нет в живых, фотографировал. Но фотография для него была увлечением, а не работой. При этом странно, что мои творческие наклонности первой заметила мама, не имевшая никакого отношения к искусству. Когда я был ребёнком и не знал, куда направить свои силы, именно она дала мне шанс заниматься творчеством, хотя это не самая лёгкая дорога, которую родитель может пожелать своему ребёнку. Я рисовал всегда – рисунок был моим убежищем и константой моей жизни. Но как построить на этом своё будущее? Каждый находит подходящий вариант: кто-то занимается промышленным рисунком, другие – чем-то ещё. Мой путь в творчестве долгий и извилистый, со множеством поворотов и изгибов, но они всегда были естественными и органичными, как изгибы дерева. Никакого насилия не было – я никогда ничего не ломал. Может, какая-то ветка выросла слишком кривой, какая-то – чересчур прямой, но важно, что они постоянно росли.

Как ты понял, что дерево – именно тот материал, с помощью которого ты хочешь творить?

Однажды я оказался в Барселоне, где моим соседом по квартире был Моради (по крайней мере, так назвался тот человек). Он украл у меня сумку с ноутбуком и тетрадью, которая случайно оказалась внутри. На тот момент эта тетрадь с рисунками была самым важным в моей жизни – потерять её для меня было всё равно что потерять ребёнка. Так наступил следующий серьёзный кризис. Я решил, что должен найти что-то, что нельзя потерять. Постоянно испытывая страх потери, всё своё время ты тратишь на то, чтобы защитить дорогую тебе вещь. А мне этого не хотелось. Я начал работать с деревом именно потому, что хотел продолжать рисовать. Вернувшись в Италию, как-то зимой я оказался на море и увидел груды белого, чистого дерева, принесённого течением на берег – пляж казался настоящим кладбищем из костей. Некоторые фрагменты были похожи на части человека. Рядом никого не было, и я стал примерять их на себя. Выяснилось, что по размеру они абсолютно соответствовали моей анатомии. 
Так, не отдавая себе в этом отчёта, я собрал целый скелет и назвал его «Автопортрет». Скелет – это наш физический стержень. Так и все фрагменты моих скульптур несут не эстетическое значение, а в первую очередь практическое – каждый из них поддерживают структуру. В конце концов скульптура получается красивой, но в основе её создания необходимость. Мир, в котором мы живём, и каждая вещь в нём связаны с человеческой анатомией – это открытие стало для меня моментом освобождения. Тот скелет помог мне познать размеры всего остального. Например, я никогда не видел оленя с близкого расстояния, но теперь примерно знаю, насколько он был бы больше меня, находясь рядом. Благодаря анатомии и движению мышц дерева, ты можешь показать, что заяц убегает. Значит, через внешнее можно почувствовать и внутреннюю суть вещей. Я иду в любое место, где есть жизнь, с рюкзаком, в котором мои инструменты, и делаю всё, чего мне хочется. Это ощущение свободы – именно то, что я искал, тот эстетический язык, который мне соответствует.

Почему ты занимаешься именно стрит-артом, а не выставляешься в галереях?

Стрит-арт – очень демократичный вид искусства: если людям не нравится твоя работа, долго она не протянет, на следующий день её кто-нибудь испортит. То, что по-настоящему красиво, никто не тронет. Не хочу показывать своё лицо, чтобы люди не говорили, мол, раз это сделал он, пусть будет. Хочу, чтобы мои скульптуры уважали не из-за автора, а из-за того, что они нравятся сами по себе. Если это красиво, не нужно никакого героя, который за этим стоит. На мой взгляд, такое искусство гораздо целесообразнее, чем картины, висящие на стене в галерее. Выставки в галереях недостаточно серьёзны для меня в плане ответственности перед художественным творением. 

Это искусство для интеллектуалов и критиков, для того, чтобы обсуждать за аперитивом и казаться умнее. Успешная выставка в галерее – та, на которую приходит много людей. Но если людей слишком много, то за ними не видно работ. Не находишь в этом противоречие? Конечно, у меня были выставки в галереях, но работы там, как часть интерьера. А я считаю, что человек, который приходит на выставку, должен уйти оттуда другим, испытать что-то. Если ему говорят, что перед ним произведение искусства, он должен верить. Но в этом нет никакой магии, никакой опасности. А искусство обязательно должно быть опасным.

Переживаешь ли ты, если твои произведения портятся от времени или кто-то их портит?

Это совершенно разные вещи. Если вода в реке поднимается и уносит скульптуру, это происходит естественно, и мне не жаль. Наоборот, в каком-то смысле это доводит мою работу до совершенства – дерево возвращается туда, откуда я его взял. Сначала оно росло, потом упало, река унесла его в море, море выбросило на берег, где его подобрал я и на время придал другую форму, а теперь природа, которая мне его подарила, превратит его во что-то ещё. Если над моими скульптурами совершается акт вандализма, это тоже интересно. Когда я сделал своего первого жирафа, была зима, во Флоренции стояли холода. 

Я установил скульптуру на набережной Арно, но через какое-то время заметил, что она просто исчезла. Буквально на следующий день прочитал, что в эти дни от холода на улице умер бездомный. Возможно, это он сжёг жирафа, чтобы согреться, но ему всё равно не хватило. А может, скульптура спасла другого человека – хорошо, если так. Идея помочь кому-то греет мне душу. Вообще я считаю, чем больше историй создаётся вокруг твоей работы, тем более оправдано её существование. Сначала это были бесполезные разрозненные куски дерева, потом они встретились и случилась тысяча вещей. Это безумно интересно!

Как к тебе приходит замысел скульптуры?

Он появляется, когда я беру в руки дерево. Есть фрагменты, которые сразу напоминают то или иное животное. Или, наоборот, пространство, где я хочу поставить скульптуру, требует животного определённого размера или вида – каждая инсталляция должна соответствовать месту. Например, мой олень находится на круговом перекрёстке. Там круглые сутки ездят машины и сильно ощущается человеческое напряжение. Проезжая это место, я сам каждый раз чувствую, что оно затягивает, как водоворот – в тебе неминуемо просыпается ярость автомобилиста. Поэтому мне захотелось создать нечто вроде пейзажа твоей мечты. Если ты встретишь за городом оленя, это впечатлит. А видеть его среди машин в городе – в этом есть что-то ироничное, вызывающее у водителей невольную улыбку. Установить животное в таком месте, где бы оно в жизни не оказалось, особенно здорово! Такая скульптура могла бы помочь матери успокоить ребёнка на заднем сидении. 
На следующий день после того, как я поставил там этого оленя, мне позвонили и попросили убрать его (заметь, они не решились убрать его сами!). Я ответил, что убирать оленя не буду – поступайте, как считаете нужным. Но сделал пару звонков, и он остался на месте – сам мэр города приехал на него посмотреть и одобрил мою идею. С одной стороны, мною командует само дерево, которое определяет линию. С другой, я сам много об этом думаю – вообще ничего не делаю, не подумав. Однажды я нашёл очень длинные фрагменты, что случается нечасто, так как обычно дерево трескается, ломается. Эти сучья были очень длинными и белыми. Рука не поднималась резать их, поэтому я стал думать, какое животное у нас самое длинное. Сделаю-ка я жирафа! Так он и родился. Но часто бывает и наоборот: сначала приходит идея, а потом я нахожу материал для её воплощения. В такие моменты я чувствую, что кто-то мне благоволит: только подумаю о том, что хотел бы сделать что-то, как нахожу нужный для этого материал.

Как организован твой рабочий день?

Мой день организован, как у крестьянина, в том смысле, что соотносится с дневным светом. Я завтракаю в баре, потом осматриваю своё рабочее место, которое почти всегда там, где я нахожу дерево, и с головой погружаюсь в работу. Чтобы делать подобные вещи, нужно работать быстро – чем меньше времени ты тратишь, тем больше испытываешь удовлетворения. Нужно сделать всё наилучшим образом за максимально короткий срок. Если отдавать одной работе слишком много сил и времени, можно к ней привязаться. Лучше этого не делать, так как подобные вещи недолговечны.

У тебя есть творческое кредо, или ты предпочитаешь полную свободу?

Это свобода пианино: у тебя ровно 88 клавиш – не больше и не меньше, но с ними ты уже можешь делать всё, что хочешь. Мои 88 клавиш – это рюкзак с инструментами. Их немного, но они позволяют мне быть свободным. Я не изобретаю ничего нового, всё это существовало и до меня. Поэтому можно сказать, что моё кредо – это уважать законы природы. Именно они нами управляют. Они безжалостны: внутри не только жизнь, но и смерть. В самом светском смысле религии из возможных я вижу бога в пейзаже. С утра до вечера смотря на одну и ту же панораму под сменяющимся светом, ты многое понимаешь о времени, истории нашей планеты, о жизни. С одной стороны, это заставляет тебя чувствовать себя свободным, а с другой – очень маленьким.

Что тебя вдохновляет?

Пустынный пляж, оливковое дерево, готовый материал, к которому не нужно ничего добавлять. Он достаётся мне бесплатно и заставляет чувствовать себя, как девушка в своём любимом магазине. Я ощущаю эфемерность того, что делаю, но мои скульптуры – это катализатор событий, действий и встреч. Работая над ними, я всегда встречаю людей: какого-нибудь рыбака или человека, который решил сходить в туалет в кусты по соседству – все разговаривают со мной, что-то спрашивают, вокруг меня жизнь. В первый день работы меня обычно принимают за городского сумасшедшего. На второй те же люди уже наблюдают с любопытством, а на пятый – вовсю помогают. Они видят, что я не хочу сделать ничего дурного, а наоборот, создаю красоту, уют, диалог – многим не хватает именно этого. Мне кажется, ничего другого людям в принципе и не нужно. Вопрос наших нужд особенно актуален в современном мире, когда даже само искусство может отравить разум, общество и окружающую среду.

По-твоему, быть флорентийцем – это привилегия для художника?

Хороший вопрос, но я не знаю, как на него ответить. Если сегодня вечером ты захочешь пойти посмотреть на шедевры Понтормо в церкви Санта-Феличита, возможность сделать это – существенная привилегия, даже счастье. Но ведь есть много флорентийцев, которые никогда не были в галерее Уффици. Этот город полон действительно прекрасных вещей, но он представляет собой маленькое, личное пространство, а не метрополис. Самое сложное для флорентийца – научиться ценить свой город не только как место, где он родился, но и как театр, арену, рамку. Я знаю, что Флоренция – не лучшая площадка для того, чтобы заниматься искусством, даже в Италии. Если выбирать более перспективный для творческого роста город, то это, например, Милан. Но наша жизнь состоит не только из работы, а Флоренция может сделать произведениями искусства более бытовые, личные, домашние моменты. К этому привязываешься. К счастью, сейчас, если ты хочешь реализоваться в искусстве, не нужно отказываться от других вещей, которые делают твою жизнь полной – ты можешь ездить работать в другие города и страны. 
Но долг флорентийцев – каждый день смотреть на город таким, какой он есть, быть его хранителями. Эта установка питает моё чувство прекрасного и мою ответственность художника – я должен создавать нечто красивое. Если на первом месте у меня будет собственный успех, то потеряются поэтические аспекты того, что я делаю, суть произведения, его история. Находясь во Флоренции, ты постоянно испытываешь влияние того, что тебя окружает. Даже самое туристическое место города, Понте Веккьо, многому может научить. Проходя по этому мосту, я встречаю все национальности и все культуры. Это дверь, через которую я постигаю мир. Разговаривая с разными людьми, можно многое понять. Это не местечковый разговор среди тех, кто варится в одном и том же соку. Вот мы сейчас с тобой говорим, и я думаю, оба узнаем и поймём что-то новое. Наслаждаться – это искусство, которому нужно учиться. Но итальянцы, как никто, владеют им и умеют не превращать это наслаждение в чистый гедонизм и эгоизм, всегда возвращая что-то и разделяя с другими. 

Есть ли у тебя кумиры среди художников и скульпторов?

Никогда не устареет Ван Гог – могу бесконечно смотреть на его работы, которые рассказывают о жизни художника, его удачах и болях. Он воссоздавал мир на своём языке, не пытаясь имитировать реальность и делать её похожей на фотографию. Мне близки Рембрандт и Пабло Пикассо. Из современников – Бэнкси и бразильский художник Энрике Оливейра, работающий с органическими материалами, в том числе с деревом – это нас объединяет.

Ходишь ли ты на художественные выставки?

Каждые выходные я на них не хожу, но периодически – да. Возвращаясь к разговору о галереях, мне не очень нравятся закрытые пространства. Иногда я просто скучаю: искусство заявляет о себе в разных формах – не только там, куда его поместили насильно и назвали выставкой. Чтобы сделать хорошую выставку, обязательно нужно иметь, что сказать и что показать. А это не всегда так. Иногда я предпочитаю думать, что пропустил что-то интересное, чем разочаровываться. Часто прошу кого-нибудь рассказать о выставке, даже не смотрю фотографии – из чужого рассказа становится понятно, интересно это мне или нет, сработала выставка или нет. Бывало, что я уходил с выставки злой, но понимал, что она должна была на меня подействовать именно так, а значит, сработала. Поэтому можно назвать её удачной.

Как понять, является чья-то работа искусством или нет?

Сложно об этом рассуждать – как будто в тишине оно работает, а если произнести вслух, улетучится. Но я отвечу за себя. По-моему, настоящий художник должен обладать поэтикой, которая соединяет все элементы и подчиняет единому языку. Почему, когда один певец поёт, у слушателей слёзы, а другой поёт то же самое, но это никого не трогает? Потому что первый вступил в контакт с произведением, растворился в музыке. Сегодня ценится искусство, в котором тебе удаётся раствориться, не утратив поэтики. Верить во что-то, что никогда не будет твоим, в чём ты только участвуешь – это правильное отношение к искусству. Мой преподаватель живописи говорил, что самое важное – не делать, а уметь вовремя остановиться. Нужно иметь внутри критический дух и не делать ничего, во что ты на самом деле не веришь. Создай свою внутреннюю критику и придерживайся её, пытайся сделать ещё лучше. Некоторым художникам это критическое чувство мешает, потому что они говорят себе, что неспособны. Ты должен быть удовлетворён тем, что идёшь в правильном направлении, но иметь открытые глаза, чтобы видеть дорогу, которая является частью произведения.

Есть ли у тебя «работа всей жизни»?

Надеюсь, я её ещё не создал. В каждой из моих работ есть что-то уникальное, присущее только ей. Какая-то вышла лучше, какая-то хуже, одна была более важной, другая – менее. Но я верю, что пока мне удаётся вложить в каждую из них частичку неизвестного, нового, особенного, я на верном пути. Я будто создаю сеть, и в ней что-то застревает. Все сети разные, как и то, что за них цепляется – никогда не знаешь, что это будет. И моё предназначение в том, чтобы продолжать создавать эти сети, накапливая всё больше опыта.
Прости за непристойное сравнение, но если представить, что художник – это организм, выходит, что произведение искусства – это экскремент, финальная часть. Сначала ты выбрал, что съесть, насладился этим, оно провалилось и начало перевариваться, может, у тебя даже были проблемы с пищеварением. Но в результате всех этих процессов получилось произведение. Когда картина или скульптура удаётся, ты понимаешь, что она жила внутри тебя много-много времени и, наконец, нашла способ вырваться наружу.

Какие у тебя планы и мечты?

Продолжать свои колебания в движении. Мне всегда было тяжело, и сейчас тоже. Но этот труд оправдан и необходим, если ты хочешь удовлетворения и результатов. Я мечтаю создавать большие инсталляции и научиться делать их ещё быстрее. Было бы здорово сделать что-то огромное! Ещё год назад я всегда работал один, а теперь могу объяснить какие-то вещи другим и попросить кого-то их сделать. Я мог бы создать сплочённую команду и научить этих людей работать вместе. Хотя мне больше нравится помощь тех, кто приходит сам, когда видит меня за работой. Даже если они поддерживают меня не физически, а, например, разговором. Но если пространство и ситуация потребуют огромной инсталляцию, изменятся и инструменты. 

В этом случае без команды не обойтись, и это неплохо. Может, даже понадобятся машины – не знаю. Главное, всегда следовать логике: если один я не справлюсь, будет правильным прибегнуть к чьей-то помощи. Мне не нравится усложнять вещи. Именно поэтому я убежал от определённого вида искусства, где нужно сделать так, чтобы никто ничего не понял. Всё это фальшиво. Если вещь работает, её можно объяснить тремя словами. Говорить о ней ты можешь хоть год, но суть должна быть ясна через первые 3 слова, без лишних объяснений. Мои работы очень честные: понятно, что это палочки, соединённые вместе, что они из дерева и что это животное. Увидев мои скульптуры, люди сначала теряются, потом задают себе вопросы и сами находят ответы. Вести диалог – значит придавать другую форму своим мыслям. Главное – выбирать правильные слова.

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...