Наверх
Репортажи

Краснодар плывет

Что делать, кто виноват и как мы нашли ответы
на главные вопросы русской интеллигенции
14.08.2020
Этим летом в центре Краснодара во время мощного ливня утонул трамвай, пассажиров вывозили на лодке и грузовике. Под мостами купались люди. На вещевом рынке по соседству безуспешно собирали воду — она напирала снаружи и сочилась из всех щелей. Из ливневки били фонтаны. На улице Новороссийской вода поднялась на полтора метра. Волна от проезжающего «КамАЗа» всколыхнула припаркованные машины — они поплыли, как лодки, побились и затонули. На мосту стоял парень в диджейских наушниках — и просто танцевал. И такое случилось не в первый раз
Часть 1. Мама
— Это было четыре года назад. У нас сын тогда от онкологии лечился. Вот прямо ему «химию» только назначили, и мы туда ехали. А младшей девочке шесть месяцев исполнилось. Шел дождь, мы проезжали мимо торгового центра «Галерея» в центре города. Едем и понимаем: назад повернуть уже невозможно, вперед двигаться — будет гидроудар, это ремонт тысяч на двести. И мы заглохли, а вода все прибывала. Мы не знали, что делать; в машине дети, вода потихоньку просачивается в салон через щели. У меня ноги были мокрые. А снаружи вода покрыла капот и дошла почти до окон.

Мария Серкова руководит Ассоциацией онкологических пациентов, занимается донорством, реабилитацией, собирает помощь для больных детей, помогает врачам. Но все это началось с личной истории  ее собственного ребенка.

— Вы испугались?
— Мои родители в Крымске попали в наводнение, у них затонул дом. Поэтому я сильно испугалась. Я же не знала, до какого уровня поднимется вода. Сейчас, когда я на сухом асфальте стою, я могу спокойно об этом говорить, а в тот момент — представьте: темно, ничего не видно, а вдруг какой-то провод в эту воду сейчас упадет! И вообще непонятно, что происходит. Тут еще малыши испугались, плачут. Надо выбираться из машины — но как? Везде вода, а у нас ребенок после химиотерапии, у него иммунитет низкий, вдруг простудится — для меня это был ад кромешный. 

— Это был какой-то небывалый ливень?
— Нет, обычный дождь. Но такие ситуации случаются регулярно. Я вообще инженер-дорожник, кроме того, что руководитель Ассоциации. 

— Как инженер-дорожник, вы понимаете, отчего происходит такое наводнение?
— Да, конечно. Это ливневки!
— Темно, ничего не видно, а вдруг какой-то провод в эту воду сейчас упадет! Тут еще малыши испугались, плачут. Надо выбираться из машины — но как? Везде вода, а у нас ребенок после химиотерапии, у него иммунитет низкий, вдруг простынет — для меня 
это был ад кромешный!
Часть 2. Кандидат
— А вы не побоитесь? — спросили у Максима Сулимина продюсеры Первого канала.
— А чего мне бояться? — ответил он и вышел в прямой эфир.

— Я в прямом эфире был семь минут, то есть мог сказать абсолютно все, что думаю, о ком угодно. Но все получилось нормально, я проблему осветил. Естественно, я не говорил, что у нас плохой губернатор. Просто сказал, что у нас есть проблема и ее нужно решать. 

Максим Сулимин вышел в телеэфир с вещевого рынка «Вишняки», где помогал маме убирать воду и спасать товар. Мама продает женскую одежду оптовикам — на первом этаже рынка у всех вещи промокли, пришлось их сушить. А если учесть, что «Вишняки» — это трехэтажная надстройка над бесконечным тесным лабиринтом базарных рядов, можно понять, что в основном пострадали мелкие предприниматели, пытающиеся свести концы с концами после пандемии.

— Первый этаж затопило, люди ходили по щиколотку в воде. Это общая проблема. Когда она касается только тебя — ладно, пробки там, жена не может выехать и сидит где-то в машине, а тут еще и бизнес страдает. Тонут машины, двигатели ломают, номера теряют.
«Что это — стихийное бедствие или коммунальная проблема?» — задались вопросом телеведущие, но так на него и не ответили — видимо, из-за свойственного им дефицита внимания. А Максим знает, что это, и думает, как это изменить. 

— Дождь закончился — понятно, что вода уйдет, но проблема же не решена. Сейчас, пока дождя нет, все сухо, красиво и спокойно. Ливневка — это проблема нескольких улиц, можно даже карту составить. «Яндекс» такое позволяет. Если связаться с «Яндекс.Картами», можно эту проблему решить на уровне России, не только Краснодара. 

— Как это?
— Ну смотрите. Когда вы едете, к примеру, в сторону моря или где-то в пробке стоите, в «Яндекс.Картах» можно написать комментарий: вот тут пробка — авария, я стою уже час. Внести в «Яндекс.Карты» через приложение, что сейчас прошел дождь, возможно подтопление, машины могут утонуть, получить гидроудар, не пройти затор из-за того, что не справляется ливневка. Все! Скажем, отмечена улица Красная (центральная улица Краснодара. — «Репортер»), и человек просто не поедет туда. «Яндекс» эту информацию может предоставить администрации города.

— Разве сейчас администрация города об этом не знает?
— Администрация узнаёт, что город стоит в девятибалльных пробках, от «Яндекса». И если администрация не в курсе, что здесь тонут, пусть заглянет в «Яндекс». И начнет решать проблему с улицами, на которых возможно подтопление.

У Максима Сулимина 10 тыс. подписчиков в «Инстаграме», он автогонщик и бизнесмен. В 1990-е годы ходил в школу и помогал маме на рынке, в 2000-е учился в колледже и работал менеджером в металлоторговой компании, чтобы платить за обучение. Когда в кризис 2008–2009-го перестали платить зарплату, Максим начал свое дело. Через пять лет он уже вел вебинар на YouTubе о быстром старте в бизнесе, а в 2016-м получил премию «Молодые миллионеры Краснодара» от «Деловой газеты. Юг» как самый успешный предприниматель города. Пару лет назад он посматривал на «Партию роста», но чего-то в ней Сулимину не хватило. А в этом году во время восхождения на Эльбрус ему позвонили знакомые ребята и пригласили вступить в партию «Новые люди». И Максим согласился.
Максим Сулимин, бизнесмен и кандидат в депутаты от партии «Новые люди»
— Вообще на самом деле партия здесь не играет большой роли. Главное, как говорится, не «Единая Россия», потому что «Единой России» уже никто не верит. Мои цели связаны с развитием города: у меня предприятие свое, я понимаю, что такое управление, что такое финансы, как привести все в порядок и как навести порядок в микрорайонах. Наш губернатор говорит: мы типа не занимаемся никакой политической агитацией и вообще это нам не нужно — мы занимаемся городом. Но это он когда сказал? Перед выборами. Ну, понятно. А фактически, чтобы разобраться с ситуацией, надо просто поездить на велосипеде. Потратить день на микрорайон — да даже вечера достаточно, за месяц можно весь Краснодар исколесить. Проблемы же видны сразу. Самая важная проблема города — инфраструктура. Город не развивается — просто строят огромное количество жилья, новых дорог при этом нет, ливневок и канализаций нет, нормального хозяйства тоже.

Как предприниматель, Сулимин поставляет трубы, в том числе для канализации, его клиенты — крупные подрядчики, которые, например, занимались реконструкцией ливневой канализации на улице Тургенева. Это одна из важнейших артерий Краснодара, ремонт которой растянулся на два года и погрузил город в транспортный коллапс.

— Сейчас я понимаю, что у нас только одна улица способна выдержать сильный ливень — это улица Тургенева.
— А что с ней сделали, что эта улица может пропустить столько воды?

— Ее полностью перекрыли, выкопали все, что было еще с царских времен. И проложили новую ливневку. Мы даже вели в «Инстаграме» блог на эту тему.

— Что-нибудь нашли?
— Дом нашли, в котором никто не жил. Он был просто закрыт, а к домам же надо было подводить коммуникации. Так и обнаружилось, что у него нет хозяина.

— Что вы узнали о городе?
— Ничего масштабного не узнали. Проблема в том, что нет нормальной ливневой канализации, и город не справляется с дождем. Есть фотография 1993 года, где затоплены улицы Новороссийская и Вишняковой под мостом, сверху идет железнодорожный мост, и автобус едет на метр в воде. Когда Краснодар затопило второй раз за неделю, Сулимин снял видео, выложил в «Инстаграме». И ему стали писать люди — у одного утонула машина, у другого побилась.

— Почему именно вам?
— Потому что у меня много подписчиков, и эта тема, видимо, была «Инстаграмом» так ранжирована, что очень много людей посмотрели сториз. Мне даже написал папа моего знакомого из Тюмени, который работает на высокой должности, — мол, можно мэрии предъявить иск за убытки, которые понес торговый центр и владельцы утонувших машин.
Но чтобы люди могли возместить свои убытки, нужно создавать инициативную группу. А этого Максим не хотел.
— Был ветер, и краска — белая и красная, корпоративные цвета «Лукойла» — разнеслась на километры вокруг. Но никто из тех, чьи машины были испачканы, не захотел пойти с нами в суд
— Знаете, почему я не решился? У меня офис рядом с лукойловской ТЭЦ в Краснодаре. В 2014 году, когда они ремонтировали свою ТЭЦ, они красили большие трубы, через которые выходит пар. Был ветер, и краска — белая и красная, корпоративные цвета «Лукойла» — разнеслась на километры вокруг. Мы об этом не знали, а через несколько дней водитель поехал мыть машину и увидел, что она покрыта краской, словно пылью. Естественно, ничего не смывается. Я позвонил в «Лукойл», там с нами поговорили в том духе «кто вы такие вообще и чего хотите». Написали им письмо, позвонили в прокуратуру, прокуратура сказала: «Мы тоже позвонили в “Лукойл”, наши машины тоже в краске, разбираемся». В итоге мы дошли до суда, судились два года, выиграли. Но никто из тех, чьи машины были испачканы, не захотел пойти с нами в суд. Во-первых, не верили в успех. А во-вторых, говорили: «Мы не хотим потом преследования, не хотим, чтобы нам угрожали». Я спрашиваю: «Кто вам будет угрожать? Испачкана вся парковка, больше пятисот, а то и тысячи машин».

— И те, кто на «Лукойл» работает?
— Лукойловские машины тоже были в краске. Но сотрудники, которые там работают, — разве они пойдут сами на себя жаловаться? Их поувольняют же. Я публично об этом рассказал, и мне написали из других районов, с параллельных улиц: «У нас тоже машины в краске!» В итоге мы победили, но судились долго. В местном суде, районном, в Карасунском округе нам отказали, хотя экспертиза все подтвердила. Представитель подрядчика «Лукойла» вообще заявил: «Рядом с ТЭЦ не должно быть ни парковок, ни зданий». Я ответил: «Если так рассуждать, то рядом не имеют права находиться прокуратура, остановки трамвая и троллейбуса, жилые дома, детские сады. Но никто же из-за этого не будет переделывать генплан, переносить ТЭЦ и перестраивать улицы». Суд на это все посмотрел и постановил, что оснований для отказа в иске нет. Можно было припарковаться и так же испачкаться краской. В общем, на этом примере я понял, что ходить и всем говорить бесполезно. Я даже был готов судиться за свой счет — у меня был адвокат, была сделана экспертиза, которая подтвердила, что эта краска с емкости ТЭЦ, — но люди не захотели, побоялись. А пострадавшие в городе после дождя — я думаю, единицы бы пошли против администрации. Тем более нужно экспертизу сделать. Так что это все сложно. Такое общество, у людей 1937 год в голове.

Однако Максим, хоть и идет в депутаты, не хочет делать хайп на ливневках. И не собирается винить во всем администрацию, потому что в этом виноваты все администрации, которые были в городе за последние тридцать лет. 

— Мы видим такую картину с 1993 года: затапливает улицы, частные дворы, магазины, у знакомых автосервис утонул — убытки понесли серьезные. А ведь еще и пандемия была. Сейчас идет утверждение генплана. В администрации есть люди, которые отвечают за коммунальное хозяйство. Но в нашем городе нет лидера, который будет проблему решать. Невозможно сделать по щелчку и решить ее даже за год. Но надо сказать: «Мы постараемся» — и начать стараться.
В подвале 16-этажного дома, построенного в старом русле реки Кубань, всегда вода
Часть 3. Директор
— Знаете, на каких условиях работают люди? Мы купили в собственность торговое место и еще платим аренду. Хочешь работать — плати. А не покупаешь — арендуй у другого арендатора. Так и работают многие торговые центры: есть официальная плата и есть неофициальная.
— Слушайте, когда рынок горел пять лет назад, у людей сгорели магазины с товаром, и никто не получил возмещения. Люди боялись.
— Поймите, рынок — это структура из 1990-х, тут все построено на барыгах, на торгашах. Как нас называют сейчас, на коммерсантах. Мы стояли в палатках, с нас брали поборы, нас крышевали. Все это довело до того, что сейчас те же люди у власти.

Предприниматели, которые работают на вещевом рынке «Вишняки», за тридцать лет и горели, и тонули. «Вишняки» — это атавизм, который хотел истребить предыдущий губернатор Ткачев. Но в силу своей ксенофобии он рвался истреблять в основном торговавших там мигрантов. Среди тамошних предпринимателей много таких, у кого в масштабах города нет не то что своего, но даже коллективного голоса.
— Мы бы, конечно, жаловались, но люди, которые стоят за торговым центром, сами в администрации работают. Со связями. 

Люди боятся, но добывают мне телефон директора, ее зовут Вера Павловна. А директор от неожиданности начинает безостановочно говорить:
— Ливневки не справляются, они везде у нас не справляются. Старый город, такая беда у нас. Затоплены были лифтовые шахты, до сих пор все просушивается. У предпринимателей, кто не успел убрать, товар подмок. Но морально, психологически, учитывая, что предприниматели и так обиженные — этот карантин, они без работы столько сидели, только вышли, у покупателей деньги кончились, — для наших арендаторов сейчас любое шевеление во вред. Они, конечно, реагируют очень остро, безнадега какая-то. Здесь уже, понимаете, и обида непонятно на кого. Понятно, что мы первые, кому об этом можно сказать. 

— А что вам говорили?
— Конечно, мы несем ответственность за все. Но вот посадка здания — мы не знали, что может вода быть. Там сразу электричество отключили, лифты были остановлены. Но вода портит товар, создается неудобство, все раздражены. А ее даже откачивать некуда, потому что вода вся вокруг нас собралась. Куда мы бы насосы ни включали — некуда было перекачать. Мы в низине, где въезд под железнодорожный мост! Здесь постоянно, чуть дождь пошел, скапливается вода, транспорт идти не может, машины тонут. 

— Значит, ливневка совсем не работает?
— В этой части города она очень старая. Но и дальше не лучше: улицы Суворова и Ленина, очень оживленный перекресток — через несколько дней там все уплывали, было просто по капот! Там тоже низина, с разных сторон вода пошла. Я была за рулем, у нас с утра начался дождь, в тот день вещевой рынок уже не затопило — под мостом точно так же все собралось, но вода ушла быстро. Говорят, накануне работали очистные машины в районе железнодорожного моста. Ну, в общем, не хочу я на город ругаться, бесполезно это.
— Но вода портит товар, создается неудобство, все раздражены. А ее даже откачивать некуда, потому что вода вся вокруг нас собралась. Куда бы мы насосы ни включали — некуда было перекачать
— Не будете подавать в суд на администрацию?
— Не буду. Я думаю, что глава знает о проблеме, но чего-то не хватает — то ли средств, то ли воли административной, то ли желания, то ли просто нет возможности, потому что все старое, некому это делать. 

— А с конструктивным предложением не хотите выйти?
Неловко, как-то по-чиновничьи сформулировав вопрос, я случайно задела какую-то струну, потому что директор всполошилась:
— С конструктивным — предложить самим?! Нет, нет. Говорят, это очень дорого — всю старую часть города переложить. 

Наверное, в городской администрации, когда говорят бизнесу про конструктивное предложение, ждут денег. Так что директор немного помолчала и продолжила уже сама, без всяких вопросов:
— К сожалению, за сточные воды у нас отвечает одна организация, за прокладку дорог — другая, за прокладку кабелей — третья, а вместе они не могут работать. 

— А вы между двух огней получаетесь. Вас предприниматели считают виноватой. Если вы промолчите, будете виноваты со всех сторон.
— У города миллион моментов таких, где они нас могут сделать виноватыми. При любом обращении. Мы ни о чем не просим, ни за чем к городу не обращаемся — законных, незаконных, никаких официальных просьб. Вот что можем сами, что в наших силах, чтобы не обращаться к ним, — разве что за разрешением на строительство — а так стараемся обходиться без их участия!.. Вы знаете, я, по-моему, уже наговорила лишнего. 
И она снова берет приветливую, дружелюбную ноту: 
— Мы стараемся не напрягать их своим присутствием, вот я что хочу сказать.
Галина Сильман, прапорщик и глава Общественного совета микрорайона Гидростроителей
Часть 4. Прапорщик
— Я вчера была в суде — Верховный суд признал незаконным строительство на берегу озера Карасун. Но город заявил, что это пруд! Позиция города — продать все, что можно!

— А губернатор что, лучше?
— Губернатор? Честно? Да! Кондратьев создал первую в России рабочую группу, общественную, которая занимается тарифами.

Галина Николаевна — прапорщик запаса, она тринадцать лет служила на Дальнем Востоке — Уссурийск, Черниговка, склады боеприпасов, штурмовой пункт, беспилотники — и вернулась с мужем и детьми домой, в Краснодар. Пятнадцать лет назад пропал сын, поехал на Дальний Восток и не вернулся.
— Моему сыну сорок один год, — говорит она в настоящем, не позволяя глаголам ни оставить сына в прошедшем времени, ни подвесить в сослагательном наклонении. 

Как человек действия, она пять лет возглавляла в своем доме ТСЖ, а сейчас контролирует замену проржавевших кранов, прячась от жары в тени разросшейся акации.
— Все гнилое, все рушится, вот оно все какое, вон оно! — Галина Николаевна решительно выходит из тени, тянет меня к двери в стене дома, спускается на несколько ступенек, заходит в прохладный сырой подвал — слышно, как где-то в глубине шлепаются на бетонное дно капли.
Краска, купленная впрок, хранится на деревянных поддонах, иначе бы стояла в воде.
— Сейчас мы меняем кран, он весь проржавел, поэтому сливаем воду из стояка. Но и без этого здесь всегда стоит вода. Дом построили с нарушениями, в старом русле реки Кубань. 

— А вы, когда покупали, не знали?
— Мы не покупали. Мы получили как военные. 
Дом Галины Николаевны построен на старом русле реки Кубань. На фото слева видно, что грунт под 16-этажным домом начал проседать
Галина Николаевна выходит из подвала, закрывает его на ключ и идет до угла дома. Наклоняется и тыкает в бледную полоску на бетонной плите у самой земли. Кажется, что дом хочет выбраться из старого русла на сухое место. Но вообще-то это просаживается грунт. Галина Николаевна пишет жалобы, а ей отвечают, что гарантийный срок уже прошел — теперь как-нибудь сами. 

Она обходит дом кругом, убеждается, что все в порядке — ну кроме того, что дом пытается выйти из себя; возвращается в тень акации, садится на скамейку. В доме ширкает сварка, летят искры, вспыхивают синие электрические вспышки — сварщик меняет кран.
Мимо проходит длинноволосый сосед, постриженный под Гоголя, сухо спрашивает, когда ждать воду, точно ли она будет до восьми часов, замечает с металлом в голосе, что сварщик должен работать хоть всю ночь, пока не закончит. Галина Николаевна неотрывно смотрит ему вслед, пока он удаляется на достаточное расстояние, и шепчет:
— Гос-с-споди! У нас его зовут Гоголь.

— Кто это такой?
— Военный.

— А почему у него длинные волосы?
— Так он пенсионер!

Смотрит на соседние дома — напротив заселяются три новостройки. Застройщик не стал тянуть отдельную ветку с водой, а врезался в трубу, которая ведет воду к дому Галины Николаевны. Вода стала идти хуже. Но ливневую канализацию удалось отстоять.
— Иначе сидели бы в воде! Мы и так сидим в старом русле; когда дождь, тут полные колодцы. Такая практика у города — если есть кусочек свободного места, влепляют дом, сети все используются те, что есть, — врезаются в них, и в ливневки тоже, и все плавают.

— Кстати, а зачем вам озеро Карасун? Озеро в центре, а вы на окраине.
— Потому что я живу в Краснодаре, и мне не все равно. Мне нужно озеро, нужно море. Чтобы моя внучка, которой сейчас четыре месяца, могла туда пойти, когда вырастет, и нигде не натыкаться на заборы, шлагбаумы и частные территории. Потому что мои предки приехали сюда в 1790 году!
Виталий Качков 15 лет заведовал всем подземельем Краснодара
Часть 5. Инженер
Виталий Качков только что окончил аспирантуру. В красных шортах и голубой футболке он ждет нас возле здания краевой администрации. В руках у него — изданный за собственный счет путеводитель по паркам Краснодара, за полчаса он дважды успевает перекинуться словом с товарищами по теннисному корту — тренировка завтра. 

Сегодня суббота, девять утра — это последний момент, когда в тени еще не очень жарко. Да, Качкову семьдесят один год, он сорок раз побывал в московских театрах — каждый раз, когда приезжал в командировку.

— Лучше умереть на стадионе от инфаркта, чем в постели от инсульта! — бодро заявляет он.

Но, что самое важное, Качков всю жизнь проработал в администрации города и целых пятнадцать лет отвечал за все подземелье Краснодара.

— Полтора миллиона почти в Краснодаре сейчас, представляете? Мы идем семимильными шагами. В середине 1960-х было 350 тысяч. Через сорок лет стало 750. А сейчас полтора миллиона — за двадцать лет. То есть за сорок лет — в два раза, за двадцать — опять в два раза. И сейчас генплан рассчитан на три миллиона уже. Вообще планируется к сороковому году, но, может, и к тридцатому мы будем уже трехмиллионником. То есть опередим и Новосибирск, и даже Екатеринбург — будем третьим по счету городом. Но здесь столько проблем! 

Виталий Анатольевич написал для меня лекцию и собирается рассказывать про ливневки — от и до. Мы немного препираемся. Из храма в парке слышна служба.
В результате увлеченно прочитанной лекции я узнаю важные вещи о Краснодаре.

•  60% Краснодара застроено, 40% — земли научно-исследовательских институтов, сельскохозяйственного профиля (вокруг города);

•  Краснодар был бы плоским, если бы не три террасы, поднимающие город над рекой на три-пять метров каждая. Пониженные места переполняются в дождь;

•  в Краснодаре больше тысячи улиц, их общая длина — 2,5 тысячи километров. Но только 40% из них оборудованы ливневкой. И там, где ее нет, появляются затопления.

•  подтопление не то же, что затопление. Подтоплены — вода пришла снизу, затоплена — сверху. Когда вода идет сверху — это катастрофа. «И подменой этих понятий МЧС себя немножко прикрывает».
—Полтора миллиона почти в Краснодаре сейчас, представляете? Мы идем семимильными шагами. В середине 1960-х было 350 тысяч. Через сорок лет стало 750. А сейчас полтора миллиона — за двадцать лет. И генплан рассчитан на три миллиона уже
Вообще, Виталий Анатольевич — живой, азартный лектор. Можно даже не делать конспект из его слов, а послушать целиком.
— Ливневка — это Золушка всей системы городского хозяйства, — говорит он. — Если в новых районах все коммуникации строятся за счет бюджета города, то ливневка в центральной части делалась, только когда надо улицу реконструировать, за счет внелимитных ассигнований. Поэтому в советское время она строилась по остаточному принципу. Кстати, по нормативам, у нас максимальный выпад осадков — 11 литров в секунду на квадратный метр. Исходя из этого и определяется диаметр трубопровода. 

— Но ливневки в центре строились сто лет назад, их диаметр — 300–400 миллиметров, они в основном керамические. Сегодня этого недостаточно. Почему? Во-первых, уплотнилась застройка. Раньше с самолета Краснодар был весь зеленый, а сейчас красно-коричневый: крыши, крыши, крыши. Вода должна куда-то стекать. На тротуарах две трети занимали газоны — сейчас их чаще замостят, заасфальтируют, и остаются очень маленькие пространства для того, чтобы вода впитывалась в землю. А сети те же. Отсюда, как только идет ливень, шквал такой, образовываются затопления, потому что трубы не могут принять такой объем воды.

— Значит, если где-то замостили площадь, надо сделать ливневку? — мне иногда удается вставить вопрос.
— Коне-е-ечно, конечно! Нужно рассчитать и увеличить. И вот центральная часть города, помимо тех понижений, которые показывали, там же тоже одна проблема! Карасун — это правый приток Кубани — его практически сейчас не стало, там отдельные фрагменты озер; там планировалось создать хорошую ливневую канализацию, чтобы вот в этой лощине пониженной построить ливневку, чтоб все стоки сходились сюда. Но «Вишняки» построили рынок, другие объекты, а ливневки забыли. 

— Это и есть вещевой рынок «Вишняки», и там же мост, который затопило?
— Да, это там, они в этой же низине. И там, как только вода собирается, некуда деваться, всё. Там дальше жилой микрорайон, между Таманской улицей и 2-й Пятилетки, там тоже машины чуть ли не по крышу стояли в воде. То есть вот, — он разводит руками и воздевает их вверх, — все было предпи-и-исано, предусмо-о-отрено в планах! Но не сделано — и в итоге вот эти места, пониженные, оказались самыми катастрофическими. 

— Для вас тут никакой загадки нет.
— Загадки никакой, да. 

На всякий случай он подводит итог.
Первая проблема: недостаточно на улицах ливневок, вообще, в принципе.
В центральной части города небольшие диаметры не позволяют весь увеличенный объем стоков принять — это два. 

Ну и три: в пониженных местах нужны насосные станции. У нас же как — пришел ливень, пригнали машины, откачали, живем до следующего потопа. А там надо создать стационарную систему, которая бы решала эти вопросы. Либо ливневку проложить капитальную, либо в тех локальных местах сделать насосные станции и перекачивать в систему. Это конструктивные решения вопроса. 
Виталий Анатольевич знал, как справиться с потопами в Краснодаре, еще 50 лет назад
Еще есть проблема с ливневкой, но уже экологическая. В 1990-е годы, когда город особенно ни за чем не следил, разбогатевшие горожане строили частные дома, мелкие мойки, прачечные и ресторанчики — и чтобы не платить водоканалу за подведение канализации, молчком врезались в ливневки. И сейчас по ливневым коллекторам в реку Кубань сбрасывается до 40% бытовых стоков. Это экологическая катастрофа, потому что в Кубани разводят рыбу, а ниже по течению берут питьевую воду.

— Мы, город, вносим очень существенный вклад в загрязнение реки Кубани. Что нужно сделать? В Краснодаре по всему створу, начиная от Гидростроя и практически до Елизаветинской, двадцать три сброса в реку, выпуска коллекторов. Ни на одном нет очистных сооружений…

— Как вы посчитали, что их двадцать три?
— А это есть, это схема! Я вам расскажу, что руководить — это предвидеть. Для предвидения есть документы градостроительного планирования… Вон мой товарищ по теннису едет на велосипеде, Борис Ефремов! — он отвлекается и самозабвенно следит за знакомым, но тот его не видит. — Да, завтра, в воскресенье, встречаемся с ним!.. Вот. Есть генплан, который является документом стратегического развития города. У нас генплан 1972-го был разработан московским институтом «Гипрогор». На его основе были сделаны генеральные схемы развития всех инженерных сетей… Вот блин, еще один товарищ!

Он давно встал со скамейки и высматривает знакомого с азартом молодого терьера.
— Толя! А-на-то-лий! Привет! Завтра будешь?

Анатолий важно шествует рядом с женой, как благовоспитанный бульдог.
— Не знаю!
— Ну, всего доброго! Счастливо!.. Вот у меня примерно такая же шляпа. Хе-хе! И вот эти генеральные схемы, в том числе по ливневке, еще в 1977 году разработал у нас воронежский филиал московского института «Гипрокоммунстрой». Хорошая схема, я участвовал, поскольку работал в архитектуре, был главным инженером. По центру надо сети на 300–400 миллиметров, которые сегодня в ливневке, они должны быть переданы «фекалке», другому ведомству, «Водоканалу». А параллельно должны быть построены 500–600–1000 — крупные коллекторы, которые обеспечивали бы пропуск всего этого увеличенного объема. Что касается экологического решения по Кубани, оно тоже есть: нужно сделать пять основных выпусков вместо двадцати трех и оборудовать очистные сооружения. Есть новые технологии, компактные сооружения с минимальными санитарными разрывами, — мечтательно, почти как про теннис, говорит он, но мечтательность обрывается на полуслове: — Но это требует больших денег. На это не хватает. Надо инвесторов привлекать.

В Нью-Йорке, поясняет он, к инвесторам предъявляют три базовых требования. Если они приходят что-то строить, то должны вложить деньги в реконструкцию и капитальный ремонт дорог, ливневую канализацию и озеленение. 

— Вот это три пасынка, с которыми всегда в городах проблема.
Удивительно, весь город сходит с ума, а план придуман еще пятьдесят лет назад.
Художница Елена Букина 20 лет пишет одну и ту же картину, чтобы сподвигнуть городскую власть к изменениям
Часть 6. Художник
— Много лет пишу аптеку после дождя. Когда-нибудь исторический центр приведут в порядок, и эти кадры уйдут в историю. Ну должно же это кончиться когда-нибудь?
Когда Краснодар затопило в третий раз за три недели, Елена Букина сфотографировала свою новую картину и выложила в фейсбук. На картине, как обычно, улица, трамвай, аптека. В воде. Это пятая или шестая по счету, художница точно не помнит. Мы зашли к Елене в мастерскую. Там живописно. Уютно. 

— Мы в центре города, течем, — говорит Елена, показывая последний вариант картины. — А что я еще могу сказать? Даже не знаю. Но вроде бы говорят, что наш мэр собирается решать эту проблему при помощи федеральных средств. Решит, не решит — не знаю.

— Зачем вы столько лет пишете одну и ту же картину?

— Лет пятнадцать назад писала аптеку в еще большей луже, купило радио «Екатеринодар». Писала в надежде на то, что увидят слуги народа и станет стыдно.

Этот старинный домик когда-то достался Елене от бабушки. И кстати, канализация у них как раз врезана в ливневки — приходили из водоканала, грозились перекрыть.

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...