Репортажи
Зачем они бьют по мирным
Что мы знаем о характере украинской войны. Попытка объективности
25.08.2022
- Публикатор: Виталий Лейбин (Leybin)
- Текст: Виталий Лейбин
Это текст написан прежде всего для российского читателя, который склонен сомневаться и в своей, и в чужой пропаганде. При любых взглядах надо представлять себе масштаб катастрофы и по возможности рационально и без перехлестывающих эмоций оценивать происходящее. Спецоперация длится уже больше полугода — это достаточно долго, чтобы понять ее характер. Есть много случаев, когда при сопоставлении информации с обеих сторон, от очевидцев и с места событий можно с большой степенью достоверности воссоздать картину происходящего.
Мужчина везет домой бутыли с водой на улице в Мариуполе. Начало мая 2022 года.
Как выглядит война вблизи
— Их танк отстрелялся недалеко от нашего дома, и мы думали, что он, как всегда, укатит, а тут ему что-то не понравилось, и он долбанул по нашему дому — закачалось, и целый подъезд осыпался.
Немотивированный выстрел танка по жилому зданию — кочующий сюжет, в Донбассе я слышал его от многих. Можно предположить, что мирные граждане просто не видят картины боя и думают, что военные целились именно в них, но, конечно, ошибок или жестокой истерики тоже исключать нельзя. Еще больше рассказов в Мариуполе было о том, как ВСУ выгоняли людей из квартир, чтобы занять там позицию. При этом те, кто возмущался, могли и пулю получить. Мне рассказали о мужике, который пошел протестовать и был застрелен. Но тут как раз логика понятна, и нет сомнений, что так и было: военные постоянно выгоняют людей из квартир и домов, а работников — из социальных учреждений.
— Сосед толковый, он был здесь, когда бомба попала в дом. Сейчас уехал в Тюмень. Знаете, что он сказал? Что первым делом, если встретит российского летчика, убьет его. Вы откуда, из Москвы? Так вы не обижайтесь. Это он так сказал. Но и я не понимаю, зачем бить по мирным домам. Если где военные, ну пуляйте, это понятно, это война, а в мирных-то чего? Ночью… У меня аж кровать подскочила, когда прилетело в дом.
Мы беседовали с пожилым мариупольцем Гавриилом К. (имя изменено) в начале мая на третьем этаже многоэтажного дома. На лестничной площадке есть выгоревшая половина и есть уцелевшая, где он живет еще с двумя соседями. Это не их квартира, им разрешили пожить уехавшие знакомые. В их доме напротив жить нельзя: сложился подъезд. Вот так, как этот микрорайон, выглядел и весь город — большинство зданий вполне еще стоит, но не видно таких, куда бы вообще ничего не попало. Таких разрушений в Мариуполе не было и в 1943 году. Например, краеведческий музей пережил Вторую мировую войну, но не пережил спецоперацию.
Во фразе Гавриила К. удивительно и то, что он, оставшийся в Мариуполе уже после его взятия подразделениями РФ и ДНР, не стесняется обвинять российские войска в обстрелах города, и то, что его критически настроенный сосед, несмотря ни на что, все же уехал в Россию, «к агрессору», в Тюмень. Война полна парадоксов, и мирные люди, которые стремятся выжить, меньше всего заняты чистотой и непротиворечивостью своих взглядов. С точки зрения страдающих от военных действий мирных граждан, стороны конфликта как будто бы сговорились уморить людей и мало чем различаются в этом смысле. Притом что «свои» есть тоже по обе стороны, люди эвакуируются туда, куда есть возможность, реже — по политическим предпочтениям.
Соседка Гавриила К., как и многие оставшиеся в подконтрольном России Мариуполе, рассказывает о необъяснимом, с их точки зрения, поведении ВСУ и «азовцев».
Мы беседовали с пожилым мариупольцем Гавриилом К. (имя изменено) в начале мая на третьем этаже многоэтажного дома. На лестничной площадке есть выгоревшая половина и есть уцелевшая, где он живет еще с двумя соседями. Это не их квартира, им разрешили пожить уехавшие знакомые. В их доме напротив жить нельзя: сложился подъезд. Вот так, как этот микрорайон, выглядел и весь город — большинство зданий вполне еще стоит, но не видно таких, куда бы вообще ничего не попало. Таких разрушений в Мариуполе не было и в 1943 году. Например, краеведческий музей пережил Вторую мировую войну, но не пережил спецоперацию.
Во фразе Гавриила К. удивительно и то, что он, оставшийся в Мариуполе уже после его взятия подразделениями РФ и ДНР, не стесняется обвинять российские войска в обстрелах города, и то, что его критически настроенный сосед, несмотря ни на что, все же уехал в Россию, «к агрессору», в Тюмень. Война полна парадоксов, и мирные люди, которые стремятся выжить, меньше всего заняты чистотой и непротиворечивостью своих взглядов. С точки зрения страдающих от военных действий мирных граждан, стороны конфликта как будто бы сговорились уморить людей и мало чем различаются в этом смысле. Притом что «свои» есть тоже по обе стороны, люди эвакуируются туда, куда есть возможность, реже — по политическим предпочтениям.
Соседка Гавриила К., как и многие оставшиеся в подконтрольном России Мариуполе, рассказывает о необъяснимом, с их точки зрения, поведении ВСУ и «азовцев».
— Их танк отстрелялся недалеко от нашего дома, и мы думали, что он, как всегда, укатит, а тут ему что-то не понравилось, и он долбанул по нашему дому — закачалось, и целый подъезд осыпался.
Немотивированный выстрел танка по жилому зданию — кочующий сюжет, в Донбассе я слышал его от многих. Можно предположить, что мирные граждане просто не видят картины боя и думают, что военные целились именно в них, но, конечно, ошибок или жестокой истерики тоже исключать нельзя. Еще больше рассказов в Мариуполе было о том, как ВСУ выгоняли людей из квартир, чтобы занять там позицию. При этом те, кто возмущался, могли и пулю получить. Мне рассказали о мужике, который пошел протестовать и был застрелен. Но тут как раз логика понятна, и нет сомнений, что так и было: военные постоянно выгоняют людей из квартир и домов, а работников — из социальных учреждений.
Борьба с фейками — это тоже фейк. Потому что если вы хотите найти правду, вы не разоблачаете ложь врага (точно зная, какой ответ хотите получить), а все-таки пытаетесь разобраться.
Вид из окна квартиры, где времено жил Гавриил К.
С украинскими военными у меня не было шанса поговорить, но с некоторыми из тех, кто шел со штурмовыми бригадами армии ДНР в Мариуполе, я пообщался.
— Есть ли какие-нибудь протоколы, инструкции, как обращаться с мирными гражданами?
— У нас есть боевая задача, мы стараемся выполнить ее успешно и с наименьшими потерями. Если есть время и возможности, кому-то поможем, но их чаще всего нет. Вот лежал мужик без ноги. Ну, мы оказали первую помощь, сообщили о нем, но как до него добраться? Так и лежал, а мы пошли вперед; что с ним стало, нет сведений.
Характер городских боев таков, что борьба идет за каждый квартал. Обороняющиеся занимают позиции в жилых домах на этажах достаточно высоких, чтобы было удобно оборудовать огневую точку, но не самых высоких, чтобы при необходимости можно было быстро переместиться. Наступающие силы занимают позиции в тех же домах, иногда тоже вытесняя мирных граждан, которых, впрочем, в основном уже прогнал закрепившийся там ранее противник. Но часто люди остаются в том же доме, что и позиции военных. В Мариуполе, например, идти особо было некуда: целые районы оказались отрезаны, организованная эвакуация до занятия города войсками ДНР и РФ практически не проводилась.
Военные, которые приходят следом, забирают из квартир еду и носки-майки, если они вдруг остались после обороняющейся армии и штурмовиков. Позиции противника могут находиться в зоне видимости, и перед тем как пойти на штурм, наступающие войска вызывают артиллерию или авиацию, чтобы подавить точку в этом доме (там еще могут быть мирные граждане). Иногда может подъехать танк или БТР и ударить по конкретным окнам. Бывает в таких случаях и «дружественный огонь», и ситуации, когда бой идет уже в доме, внутри зачистка, сверху арта, а в подвале — жители, которых никто (в лучшем случае) не замечает, пока не закончится бой.
Потом, когда дом оказывается в тылу, может появиться гуманитарная помощь, военные и гражданские волонтеры, которые помогут с эвакуацией и самым необходимым. Но это на втором этапе и часто с опозданием. Пока идет бой, на мирных граждан в лучшем случае не обращают внимания. В худшем могут и застрелить, если заподозрят в выдаче позиций врагу. Я слышал о таких случаях, причем рассказчик не был уверен, что застреленный гражданский и правда передавал какую-то информацию.
Реальная война имеет мало отношения к теориям современных войн с высокоточным оружием, подавлением инфраструктуры и воли противника с воздуха и наземной операцией — короткой и в самом конце. Это в значительной мере война ХХ века — с пехотой, бронетехникой, артиллерией и элементами новых технологий, например беспилотниками, корректирующими огонь. Преимущество российской армии в воздухе, очевидно, имеет значение, но на земле все решается в боях за каждый квартал.
Теперь еще раз сменим точку обзора и снова посмотрим на военных с точки зрения мирных граждан. Гавриил К. время от времени плачет и все время извиняется:
— Простите меня, вообще стал психом ненормальным.
У него в апреле умер брат. Он был ранен осколком в локоть, вырвало мясо, пробило до кости. Вокруг шли бои, как добраться до больницы, да и просто узнать, где еще хоть что-то работает, неясно. Помогла соседка и оставленный «азовцами» в отделении милиции рюкзак с перевязочным набором, антибиотиками и едой. Соседка перевязала брата. Но нужно было добраться до больницы. Они рискнули остановить украинский БТР, проходивший мимо в составе небольшой колонны. Из машины ответили: «Нам не до вас».
— Хорошо, хоть не застрелили, — говорит соседка Гавриила К., но обращает внимание, что те, кого российская пропаганда называет «нацистами», конечно, воспринимались как люди, у которых можно попросить помощи. И наоборот: помощи можно было попросить и у тех, кого украинская пропаганда называет «орками».
Через пару дней пришли военные ДНР, их тоже попросили отвезти раненого в больницу, но те ответили, что везти нечем, и дали ценный совет найти тележку и добираться самим. Даже направление указали. Пожилые люди, да еще под обстрелом, воспользоваться этим советом не могли. В больницу его в итоге забрали еще через пару дней волонтеры. Но это не спасло. Врачей и медсестер не хватало, ухода практически не было. Брат Гавриила К. умер от сердечной недостаточности, как написали в свидетельстве о смерти с украинскими еще печатями. Тела складывали в обычную палату; когда накапливалось 20–30 трупов, военные забирали их и отвозили в братскую могилу за торговым центром «Метро». Предлагали поехать посмотреть, но автор материала не стал.
— Есть ли какие-нибудь протоколы, инструкции, как обращаться с мирными гражданами?
— У нас есть боевая задача, мы стараемся выполнить ее успешно и с наименьшими потерями. Если есть время и возможности, кому-то поможем, но их чаще всего нет. Вот лежал мужик без ноги. Ну, мы оказали первую помощь, сообщили о нем, но как до него добраться? Так и лежал, а мы пошли вперед; что с ним стало, нет сведений.
Характер городских боев таков, что борьба идет за каждый квартал. Обороняющиеся занимают позиции в жилых домах на этажах достаточно высоких, чтобы было удобно оборудовать огневую точку, но не самых высоких, чтобы при необходимости можно было быстро переместиться. Наступающие силы занимают позиции в тех же домах, иногда тоже вытесняя мирных граждан, которых, впрочем, в основном уже прогнал закрепившийся там ранее противник. Но часто люди остаются в том же доме, что и позиции военных. В Мариуполе, например, идти особо было некуда: целые районы оказались отрезаны, организованная эвакуация до занятия города войсками ДНР и РФ практически не проводилась.
Военные, которые приходят следом, забирают из квартир еду и носки-майки, если они вдруг остались после обороняющейся армии и штурмовиков. Позиции противника могут находиться в зоне видимости, и перед тем как пойти на штурм, наступающие войска вызывают артиллерию или авиацию, чтобы подавить точку в этом доме (там еще могут быть мирные граждане). Иногда может подъехать танк или БТР и ударить по конкретным окнам. Бывает в таких случаях и «дружественный огонь», и ситуации, когда бой идет уже в доме, внутри зачистка, сверху арта, а в подвале — жители, которых никто (в лучшем случае) не замечает, пока не закончится бой.
Потом, когда дом оказывается в тылу, может появиться гуманитарная помощь, военные и гражданские волонтеры, которые помогут с эвакуацией и самым необходимым. Но это на втором этапе и часто с опозданием. Пока идет бой, на мирных граждан в лучшем случае не обращают внимания. В худшем могут и застрелить, если заподозрят в выдаче позиций врагу. Я слышал о таких случаях, причем рассказчик не был уверен, что застреленный гражданский и правда передавал какую-то информацию.
Реальная война имеет мало отношения к теориям современных войн с высокоточным оружием, подавлением инфраструктуры и воли противника с воздуха и наземной операцией — короткой и в самом конце. Это в значительной мере война ХХ века — с пехотой, бронетехникой, артиллерией и элементами новых технологий, например беспилотниками, корректирующими огонь. Преимущество российской армии в воздухе, очевидно, имеет значение, но на земле все решается в боях за каждый квартал.
Теперь еще раз сменим точку обзора и снова посмотрим на военных с точки зрения мирных граждан. Гавриил К. время от времени плачет и все время извиняется:
— Простите меня, вообще стал психом ненормальным.
У него в апреле умер брат. Он был ранен осколком в локоть, вырвало мясо, пробило до кости. Вокруг шли бои, как добраться до больницы, да и просто узнать, где еще хоть что-то работает, неясно. Помогла соседка и оставленный «азовцами» в отделении милиции рюкзак с перевязочным набором, антибиотиками и едой. Соседка перевязала брата. Но нужно было добраться до больницы. Они рискнули остановить украинский БТР, проходивший мимо в составе небольшой колонны. Из машины ответили: «Нам не до вас».
— Хорошо, хоть не застрелили, — говорит соседка Гавриила К., но обращает внимание, что те, кого российская пропаганда называет «нацистами», конечно, воспринимались как люди, у которых можно попросить помощи. И наоборот: помощи можно было попросить и у тех, кого украинская пропаганда называет «орками».
Через пару дней пришли военные ДНР, их тоже попросили отвезти раненого в больницу, но те ответили, что везти нечем, и дали ценный совет найти тележку и добираться самим. Даже направление указали. Пожилые люди, да еще под обстрелом, воспользоваться этим советом не могли. В больницу его в итоге забрали еще через пару дней волонтеры. Но это не спасло. Врачей и медсестер не хватало, ухода практически не было. Брат Гавриила К. умер от сердечной недостаточности, как написали в свидетельстве о смерти с украинскими еще печатями. Тела складывали в обычную палату; когда накапливалось 20–30 трупов, военные забирали их и отвозили в братскую могилу за торговым центром «Метро». Предлагали поехать посмотреть, но автор материала не стал.
Лестница в Мариупольском драмтеатре. 10 мая 2020 года
Пропаганда и реальность
Как соотносятся реальность и пропаганда, можно оценить по нескольким резонансным случаям, для которых есть проверенные данные с двух сторон. Один из таких случаев — взрыв (авиаудар, по украинской версии) вблизи родильного отделения мариупольской больницы № 3 9 марта. Его последствия снимал известный фотограф Евгений Малолетка, а видео — Мстислав Чернов для агентства Ассошиэйтед Пресс. Фотографии Малолетки сделали этот случай резонансным (даже на фоне минимум двух десятков попаданий в больничные учреждения Украины и Донбасса, произошедшие к тому времени).
Российский МИД утверждал, что в этом роддоме не могло быть рожениц. Некоторые вполне правдоподобные свидетельства, в том числе репортажные, указывали, что украинские военные выгнали всех из городского роддома и оборудовали там позиции. И это, кстати, была правда, просто речь шла о другом роддоме.
В дополнение к этой версии в российском телеграм-канале «Сигнал», специализирующемся на разоблачении украинских фейков, возникла версия о постановке, которую повторили многие, в том числе посольство России в Великобритании. Версия была основана на том, что на фото Малолетки остроумные разоблачители обнаружили в том числе бьюти-блогера Марианну Вышемирскую и предположили, что она сыграла роль в постановочной съемке. Более того, на этом до сих пор настаивают многие известные СМИ и телеграм-каналы.
Но эта версия очевидно неверна и легко опровергается реальностью — достаточно поговорить с Марианной и врачами, которые находятся на территории, подконтрольной ДНР. Вообще, некоторые российские борцы с фейками, чьими тезисами порой пользуются МИД и Минобороны, живут в несколько аутичном мире, где есть только фото- и видеоматериалы из сетей, а ногами прийти на место событий никто не может. Иначе непонятно, зачем защищать версии, ложность которых так просто доказать.
Как соотносятся реальность и пропаганда, можно оценить по нескольким резонансным случаям, для которых есть проверенные данные с двух сторон. Один из таких случаев — взрыв (авиаудар, по украинской версии) вблизи родильного отделения мариупольской больницы № 3 9 марта. Его последствия снимал известный фотограф Евгений Малолетка, а видео — Мстислав Чернов для агентства Ассошиэйтед Пресс. Фотографии Малолетки сделали этот случай резонансным (даже на фоне минимум двух десятков попаданий в больничные учреждения Украины и Донбасса, произошедшие к тому времени).
Российский МИД утверждал, что в этом роддоме не могло быть рожениц. Некоторые вполне правдоподобные свидетельства, в том числе репортажные, указывали, что украинские военные выгнали всех из городского роддома и оборудовали там позиции. И это, кстати, была правда, просто речь шла о другом роддоме.
В дополнение к этой версии в российском телеграм-канале «Сигнал», специализирующемся на разоблачении украинских фейков, возникла версия о постановке, которую повторили многие, в том числе посольство России в Великобритании. Версия была основана на том, что на фото Малолетки остроумные разоблачители обнаружили в том числе бьюти-блогера Марианну Вышемирскую и предположили, что она сыграла роль в постановочной съемке. Более того, на этом до сих пор настаивают многие известные СМИ и телеграм-каналы.
Но эта версия очевидно неверна и легко опровергается реальностью — достаточно поговорить с Марианной и врачами, которые находятся на территории, подконтрольной ДНР. Вообще, некоторые российские борцы с фейками, чьими тезисами порой пользуются МИД и Минобороны, живут в несколько аутичном мире, где есть только фото- и видеоматериалы из сетей, а ногами прийти на место событий никто не может. Иначе непонятно, зачем защищать версии, ложность которых так просто доказать.
Воронка у родильного отделения мариупольской больницы №3. 10 мая
Борьба с фейками — это тоже фейк. Потому что если вы хотите найти правду, вы не разоблачаете ложь врага (точно зная, какой ответ хотите получить), а все-таки пытаетесь разобраться.
Марианна Вышемирская, несмотря на пережитый стресс и легкие ранения осколками стекла, родила здорового малыша, хорошо себя чувствует, эвакуировалась из Мариуполя в сторону ДНР и рассказала, как все было, в интервью Денису Селезневу и Кристине Мельниковой. Из слов Марианны очевидно, что это никакая не постановка: произошло два мощных взрыва, и одна из рожениц (на фотографии лежит на носилках), к сожалению, погибла.
Поскольку эти сведения противоречат версии российских официальных лиц и многих СМИ, Марианна подвергается травле в соцсетях с российской стороны. Но также она подвергается травле и с украинской стороны, потому что осталась в ДНР и утверждает, что в тот день не слышала звука самолета, что в соседнем корпусе, онкологическом отделении больницы, находились украинские военные (ставя под удар гражданский объект), и обвиняет Мстислава Чернова в том, что он вырезал из видео фрагмент, где она говорит, что это не был авиаудар. Наличие хейтеров с двух сторон — неплохой признак правды, которая всегда сложнее любой пропаганды.
Поскольку эти сведения противоречат версии российских официальных лиц и многих СМИ, Марианна подвергается травле в соцсетях с российской стороны. Но также она подвергается травле и с украинской стороны, потому что осталась в ДНР и утверждает, что в тот день не слышала звука самолета, что в соседнем корпусе, онкологическом отделении больницы, находились украинские военные (ставя под удар гражданский объект), и обвиняет Мстислава Чернова в том, что он вырезал из видео фрагмент, где она говорит, что это не был авиаудар. Наличие хейтеров с двух сторон — неплохой признак правды, которая всегда сложнее любой пропаганды.
На войне люди склонны поддерживать те версии и объяснения, которые позволяют лучше сохранить ментальную целостность. Иногда даже вопреки очевидному.
На месте к тому времени уже работал Следственный комитет России. Врачи говорили, что следователи общались с ними — выясняли, как было дело, но все же скорее хотели найти аргументы против российского авиаудара, чем разобраться.
Игорь Бражник, главврач больницы, как и его коллеги, провел на работе все время, пока больница находилась под обстрелами. Ни о какой эвакуации, организованной украинскими властями, здесь не слышали. Похоже, гражданские власти быстро потеряли дееспособность, никто не мог или не хотел организовывать спасение граждан (так было не во всех городах: за время долгой осады Северодонецка или Лисичанска выехать смогли почти все, кто хотел и кто не попал по пути под обстрел). Но Игорь Бражник тем не менее говорит, что многие украинские службы, в том числе милиция и МЧС, в первые дни работали и, пока была возможность вывозить больных в другие учреждения, очень помогли.
Вообще, по его словам, в больнице от осколочных ранений погибло около 50 человек (и один человек от пулевого), но в основном раны были получены не в больнице. Он удивлен, что ни один из его работников за все время обстрелов серьезно не пострадал. А попаданий было много.
— Разное, не только мины, вот от «Града» воронка. В здания попаданий около десяти, — рассказывает Игорь Бражник.
Игорь Бражник, главврач больницы, как и его коллеги, провел на работе все время, пока больница находилась под обстрелами. Ни о какой эвакуации, организованной украинскими властями, здесь не слышали. Похоже, гражданские власти быстро потеряли дееспособность, никто не мог или не хотел организовывать спасение граждан (так было не во всех городах: за время долгой осады Северодонецка или Лисичанска выехать смогли почти все, кто хотел и кто не попал по пути под обстрел). Но Игорь Бражник тем не менее говорит, что многие украинские службы, в том числе милиция и МЧС, в первые дни работали и, пока была возможность вывозить больных в другие учреждения, очень помогли.
Вообще, по его словам, в больнице от осколочных ранений погибло около 50 человек (и один человек от пулевого), но в основном раны были получены не в больнице. Он удивлен, что ни один из его работников за все время обстрелов серьезно не пострадал. А попаданий было много.
— Разное, не только мины, вот от «Града» воронка. В здания попаданий около десяти, — рассказывает Игорь Бражник.
Официальная российская версия с постановкой опровергается показаниями свидетелей и собственными наблюдениями на месте: мы точно знаем, что в родильном отделении были роженицы (около десяти), и одна их них, вероятно, погибла.
То, что обе стороны не берут на себя ответственность за гибель гражданских, вызывает подозрение, что разведданные, используемые военными для нанесения ударов, часто являются весьма неточными. На это, в частности, указывает тот же случай с больницей № 3 в Мариуполе. У россиян были данные от гражданских, вышедших из города, что роддом занят украинскими военными. Но оказалось, что «Азов» занимал позиции в роддоме № 1, а не в больнице № 3. Не исключено, что эта путаница сыграла свою роль.
То, что обе стороны не берут на себя ответственность за гибель гражданских, вызывает подозрение, что разведданные, используемые военными для нанесения ударов, часто являются весьма неточными. На это, в частности, указывает тот же случай с больницей № 3 в Мариуполе. У россиян были данные от гражданских, вышедших из города, что роддом занят украинскими военными. Но оказалось, что «Азов» занимал позиции в роддоме № 1, а не в больнице № 3. Не исключено, что эта путаница сыграла свою роль.
Постановка как штамп пропаганды
Я побывал на месте трагедии в начале мая. Там работали — разбирали завалы в поисках тел — эмчеэсовцы, молодые спасатели из Питера. Я прошел внутрь без какого-либо пропуска или сопровождения. Спасатели не под запись сообщили, что на тот момент нашли немного тел (всего впоследствии их было найдено 17) и небольшие обгоревшие фрагменты костей. По мнению эмчеэсовцев, это могло означать, что часть тел сгорела без остатка. Нет никакого сомнения, что в момент взрыва в здании было много людей: в уцелевших частях остались спальники, личные вещи, игрушки. Спасатели аккуратно сложили игрушки у входа — получился небольшой мемориал.
Свидетели утверждают, что было очень много раненых и убитых, но существенную часть увезли с места трагедии в тот же день. Однако многие выжили в уцелевших частях здания, в бомбоубежище, многие вышли незадолго до взрыва. Вообще, жители часто собирались здесь, потому что именно отсюда украинские власти анонсировали эвакуацию, которую так и не провели. Военные в здании тоже были, в этом нет сомнения. Об этом говорят свидетели, а сам я видел ручной гранатомет, найденный спасателями при раскопках.
Российские Минобороны и МИД стандартным образом называют постановкой любые резонансные удары по гражданским целям. Когда 27 июня в результате ракетного обстрела пострадал торговый центр «Амстор» в центре Кременчуга (Полтавская область), официальные российские представители заявили, что ТЦ в этот день не работал и гражданских там не было. Это неправда, что легко устанавливается и с помощью видео с места, и из сообщений хорошо знакомого мне репортера, который побывал в Кременчуге одним из первых. Погибло минимум 18 гражданских. Или у Минобороны РФ действительно была информация, что вблизи железнодорожных путей и промышленного объекта, где согласно разведданным размещалась иностранная военная техника, гражданских по какой-то причине нет, или тот факт, что военная цель находится в оживленном месте, просто никого не интересовал.
Еще один резонансный случай — трагедия в драмтеатре Мариуполя, случившаяся 16 марта. Согласно украинским и западным СМИ, это был российский авиаудар, приведший к гибели сотен людей, — военное преступление, удар по очевидно гражданской цели: на театре была огромная, хорошо различимая сверху надпись «Дети». Российская сторона это отрицает и говорит о намеренной провокации украинских военных, организовавших взрыв изнутри.
Версия об авиаударе не выглядит невероятной, хотя трудно поверить, что убийство массы гражданских было его целью. Накануне некоторые телеграм-каналы ДНР писали, что «азовцы» удерживают в драмтеатре гражданских, а потом были сообщения, что гражданских там почти не было.
Еще один резонансный случай — трагедия в драмтеатре Мариуполя, случившаяся 16 марта. Согласно украинским и западным СМИ, это был российский авиаудар, приведший к гибели сотен людей, — военное преступление, удар по очевидно гражданской цели: на театре была огромная, хорошо различимая сверху надпись «Дети». Российская сторона это отрицает и говорит о намеренной провокации украинских военных, организовавших взрыв изнутри.
Версия об авиаударе не выглядит невероятной, хотя трудно поверить, что убийство массы гражданских было его целью. Накануне некоторые телеграм-каналы ДНР писали, что «азовцы» удерживают в драмтеатре гражданских, а потом были сообщения, что гражданских там почти не было.
Я побывал на месте трагедии в начале мая. Там работали — разбирали завалы в поисках тел — эмчеэсовцы, молодые спасатели из Питера. Я прошел внутрь без какого-либо пропуска или сопровождения. Спасатели не под запись сообщили, что на тот момент нашли немного тел (всего впоследствии их было найдено 17) и небольшие обгоревшие фрагменты костей. По мнению эмчеэсовцев, это могло означать, что часть тел сгорела без остатка. Нет никакого сомнения, что в момент взрыва в здании было много людей: в уцелевших частях остались спальники, личные вещи, игрушки. Спасатели аккуратно сложили игрушки у входа — получился небольшой мемориал.
Свидетели утверждают, что было очень много раненых и убитых, но существенную часть увезли с места трагедии в тот же день. Однако многие выжили в уцелевших частях здания, в бомбоубежище, многие вышли незадолго до взрыва. Вообще, жители часто собирались здесь, потому что именно отсюда украинские власти анонсировали эвакуацию, которую так и не провели. Военные в здании тоже были, в этом нет сомнения. Об этом говорят свидетели, а сам я видел ручной гранатомет, найденный спасателями при раскопках.
Некоторые жители Мариуполя поддерживают российскую версию о взрыве внутри здания. Одна свидетельница сама, без подсказок, стала рассказывать мне о трагедии в драмтеатре, где находилась в момент взрыва, и ее версия подтверждает официальную. На вопрос, почему она считает украинскую сторону виновной в подрыве театра, женщина рассказала, что видела военных, которые вышли из здания и наблюдали за взрывом из кафе «На углях» неподалеку. Понятно, что этого недостаточно, чтобы всерьез подтвердить версию.
Мы не можем с уверенностью говорить о характере взрыва, подменяя специалистов, но по мощности это похоже на авиаудар. Так говорили и спасатели, но сами предпочитали верить в официальную версию. Согласиться с ней мешает утверждение Минобороны РФ, что у российской авиации в этот день не было вылетов в Мариуполе. Это не так. В том числе и героиня моего очерка о Мариуполе слышала в тот день звуки авианалета в центре города, по времени это было близко к трагедии.
Расследование резонансных случаев имеет, конечно, политический и дипломатический смысл. Но с точки зрения понимания войны это, возможно, не главный вопрос. С тех пор как 24 февраля Россия начала военную операцию, смерти и разрушения стали массовыми, а мирным жителям более-менее все равно, от чьего снаряда гибнуть.
Расследование резонансных случаев имеет, конечно, политический и дипломатический смысл. Но с точки зрения понимания войны это, возможно, не главный вопрос. С тех пор как 24 февраля Россия начала военную операцию, смерти и разрушения стали массовыми, а мирным жителям более-менее все равно, от чьего снаряда гибнуть.
Кому верят гражданские
На войне люди склонны поддерживать те версии и объяснения, которые позволяют лучше сохранить ментальную целостность. Понятно, что беженцы, оказавшиеся на российской стороне, больше винят ВСУ и нацбатальоны, а на украинской и западной стороне — Россию. Иногда даже вопреки очевидному. Репортер «Шпигеля» Кристиан Эш рассказывал мне, что провел 23 февраля у тогдашней линии разграничения в Донбассе с украинской стороны в компании с учителем одной из прифронтовых школ, который был уверен, что это украинские войска обстреливают районы, которые ими же контролируются. Аналогично мои киевские знакомые на протяжении многих лет, с 2014-го, полагали, что сепаратисты в Донбассе постоянно обстреливают свою территорию, чтобы дискредитировать Украину. Теперь эту риторику легко услышать в России: гибель мирных жителей всегда трактуется как провокация противника.
Дружественный огонь и попадание по своей территории на войне, конечно, случаются, провокации тоже не исключены. Но этим нельзя объяснить подавляющее большинство случаев гибели гражданских под обстрелом. Чаще всего жертвы вызваны ударами с противоположной стороны фронта. Именно поэтому, в частности, взрыв 29 июля в контролируемой российскими военными Еленовке в лагере для украинских военнопленных, в результате которого погибли 50 человек, скорее всего, вызван обстрелом с украинской стороны. Еленовка не первый раз подвергалась обстрелам, и, как и в случае с мариупольским драмтеатром, гипотеза о провокации там, где все время атакует противник, кажется избыточной.
В качестве возможного исключения можно упомянуть трагедию на вокзале в подконтрольном Украине Краматорске (8 апреля), когда погибли 60 мирных жителей, которые собирались сесть на эвакуационный поезд. Я бы не исключал версию об обстреле с украинской стороны, потому что удар был нанесен ракетой «Точка-У», которая регулярно убивает гражданских, в том числе в центре Донецка. Хорошо известны случаи ее использовании ВСУ, но ясных примеров применения войсками РФ или ДНР пока не было. Это могло быть ложное наведение либо результат работы ПВО, изменивший траекторию ракеты. Конечно, обе стороны говорят о намеренном зверстве и террористической атаке на мирных граждан со стороны противника, но в реальности обстрелы из чистой злобы не очень частое событие.
Исходя из военной логики и характера войны, можно обоснованно утверждать: подобно тому как большинство из более 3400 мирных жертв конфликта в Донбассе 2014–2022 годов на совести украинской армии, так и большая часть из свыше 5400 (по очень консервативной оценке Верховного комиссара по правам человека ООН) мирных жертв нынешней спецоперации — на совести войск России и республик Донбасса. Сторона, штурмующая густонаселенные города, обладающая преимуществом в артиллерии и в авиации, несет большую ответственность за гибель гражданских.
На войне люди склонны поддерживать те версии и объяснения, которые позволяют лучше сохранить ментальную целостность. Понятно, что беженцы, оказавшиеся на российской стороне, больше винят ВСУ и нацбатальоны, а на украинской и западной стороне — Россию. Иногда даже вопреки очевидному. Репортер «Шпигеля» Кристиан Эш рассказывал мне, что провел 23 февраля у тогдашней линии разграничения в Донбассе с украинской стороны в компании с учителем одной из прифронтовых школ, который был уверен, что это украинские войска обстреливают районы, которые ими же контролируются. Аналогично мои киевские знакомые на протяжении многих лет, с 2014-го, полагали, что сепаратисты в Донбассе постоянно обстреливают свою территорию, чтобы дискредитировать Украину. Теперь эту риторику легко услышать в России: гибель мирных жителей всегда трактуется как провокация противника.
Дружественный огонь и попадание по своей территории на войне, конечно, случаются, провокации тоже не исключены. Но этим нельзя объяснить подавляющее большинство случаев гибели гражданских под обстрелом. Чаще всего жертвы вызваны ударами с противоположной стороны фронта. Именно поэтому, в частности, взрыв 29 июля в контролируемой российскими военными Еленовке в лагере для украинских военнопленных, в результате которого погибли 50 человек, скорее всего, вызван обстрелом с украинской стороны. Еленовка не первый раз подвергалась обстрелам, и, как и в случае с мариупольским драмтеатром, гипотеза о провокации там, где все время атакует противник, кажется избыточной.
В качестве возможного исключения можно упомянуть трагедию на вокзале в подконтрольном Украине Краматорске (8 апреля), когда погибли 60 мирных жителей, которые собирались сесть на эвакуационный поезд. Я бы не исключал версию об обстреле с украинской стороны, потому что удар был нанесен ракетой «Точка-У», которая регулярно убивает гражданских, в том числе в центре Донецка. Хорошо известны случаи ее использовании ВСУ, но ясных примеров применения войсками РФ или ДНР пока не было. Это могло быть ложное наведение либо результат работы ПВО, изменивший траекторию ракеты. Конечно, обе стороны говорят о намеренном зверстве и террористической атаке на мирных граждан со стороны противника, но в реальности обстрелы из чистой злобы не очень частое событие.
Исходя из военной логики и характера войны, можно обоснованно утверждать: подобно тому как большинство из более 3400 мирных жертв конфликта в Донбассе 2014–2022 годов на совести украинской армии, так и большая часть из свыше 5400 (по очень консервативной оценке Верховного комиссара по правам человека ООН) мирных жертв нынешней спецоперации — на совести войск России и республик Донбасса. Сторона, штурмующая густонаселенные города, обладающая преимуществом в артиллерии и в авиации, несет большую ответственность за гибель гражданских.
Экспонат в разрушенном краеведческом музее Мариуполя. 10 мая
Как часто происходят зверства
В этом конфликте, как и в других войнах, несомненно, случаются жестокие преступления и настоящие зверства, не мотивированные военной обстановкой. С обеих сторон есть примеры нарочитой жестокости, причем их достаточно, чтобы полностью расчеловечить противника и принудить лояльное население не замечать военные преступления, совершаемые своими. Этот тезис важен для тех, кто хотел бы лучше понимать людей с противоположными взглядами: после того как человек убедился, что враг представляет собой предельное, нечеловеческое зло, посмотреть объективно на жестокости своих почти невозможно.
Рациональные соображения и стремление к поиску правды требуют различать, скажем, последствия российских ударов по гражданским объектам (в Кременчуге, в центре Харькова и других городов Украины) и случаи намеренного терроризма. Характерный пример — расстрел дома престарелых в Кременной в Донбассе. Украинская пропаганда утверждала, что армии ДНР и РФ намеренно бьют по беззащитным. Однако из расследования Анатолия Шария следует, что в доме престарелых заняли позиции ВСУ (не эвакуировав подопечных) и наступающая сторона могла не знать об оставшихся в здании мирных жителях.
С другой стороны, удары ВСУ по гражданским объектам в Донбассе тоже могли быть результатом ошибочного наведения на военные объекты, а не актами неприкрытой злобы. Даже случаи рассеивания запрещенных противопехотных мин типа «Лепесток» с помощью ракетно-зенитных комплексов теоретически могли иметь либо частично военную логику, либо логику хаотичного расстреливания боекомплектов в безвыходном положении.
В конце июля я с другом не дошел один квартал до парка каменных фигур в Донецке в тот самый день, когда потом там были обнаружены «Лепестки»; я часто проходил мимо «Донбасс Паласа», где недавно от обстрела погибли люди; снаряды попали в отдаленный рынок «Майский», куда обычно ходит моя сестра; «Точка-У», убившая более 20 человек на улице Университетской, упала в квартале от дома моей тети. Но, несмотря на эмоции, я все-таки пытаюсь сохранить ясность ума. Обстрелы могут быть военным преступлением, но они нечасто становятся результатом прямого террористического намерения. На войне снаряды, как правило, берегут для ударов по объектам, которые стороны считают (часто ошибочно или расширенно) военными целями.
Отдельная тема — жестокости, совершаемые преступником, когда он видит жертву: пытки, изнасилования, убийства. На этой, как и на любой войне, такого, увы, немало.
В ДНР и ЛНР слава о зверствах украинских добровольческих батальонов давняя, с 2014 года, через этот ужас прошли и знакомые журналисты. В редких случаях зверства украинских военных в Донбассе были подтверждены украинскими судами. Так, участники роты «Торнадо» (в прошлом расформированный за военные преступления батальон «Шахтерск») были осуждены в том числе за пытки и изнасилования. В свое время «Шахтерск» попал под суд, потому что был укомплектован скорее уголовниками, чем идейными националистами, — это была борьба с явной деморализацией в ВСУ. Но бывший комбат Руслан Онищенко вместе с другими осужденными военными был освобожден специальным указом президента Украины со ссылкой на военное время. Несложно предположить, как они будут воевать, если им дадут оружие. Самым громким подтвержденным и даже частично, хотя и не очень смело, осужденным украинскими властями случаем жестокости с февраля этого года стал факт пыток российских военнопленных, попавший на видео. Становятся серийными теракты против людей, которых украинская сторона считает врагами или коллаборантами. Так, в результате подрыва автомобилей погибли в Херсонской области чиновник российской администрации Дмитрий Савлученко (24 июня) и под Москвой публицист Дарья Дугина (21 августа).
В этом конфликте, как и в других войнах, несомненно, случаются жестокие преступления и настоящие зверства, не мотивированные военной обстановкой. С обеих сторон есть примеры нарочитой жестокости, причем их достаточно, чтобы полностью расчеловечить противника и принудить лояльное население не замечать военные преступления, совершаемые своими. Этот тезис важен для тех, кто хотел бы лучше понимать людей с противоположными взглядами: после того как человек убедился, что враг представляет собой предельное, нечеловеческое зло, посмотреть объективно на жестокости своих почти невозможно.
Рациональные соображения и стремление к поиску правды требуют различать, скажем, последствия российских ударов по гражданским объектам (в Кременчуге, в центре Харькова и других городов Украины) и случаи намеренного терроризма. Характерный пример — расстрел дома престарелых в Кременной в Донбассе. Украинская пропаганда утверждала, что армии ДНР и РФ намеренно бьют по беззащитным. Однако из расследования Анатолия Шария следует, что в доме престарелых заняли позиции ВСУ (не эвакуировав подопечных) и наступающая сторона могла не знать об оставшихся в здании мирных жителях.
С другой стороны, удары ВСУ по гражданским объектам в Донбассе тоже могли быть результатом ошибочного наведения на военные объекты, а не актами неприкрытой злобы. Даже случаи рассеивания запрещенных противопехотных мин типа «Лепесток» с помощью ракетно-зенитных комплексов теоретически могли иметь либо частично военную логику, либо логику хаотичного расстреливания боекомплектов в безвыходном положении.
В конце июля я с другом не дошел один квартал до парка каменных фигур в Донецке в тот самый день, когда потом там были обнаружены «Лепестки»; я часто проходил мимо «Донбасс Паласа», где недавно от обстрела погибли люди; снаряды попали в отдаленный рынок «Майский», куда обычно ходит моя сестра; «Точка-У», убившая более 20 человек на улице Университетской, упала в квартале от дома моей тети. Но, несмотря на эмоции, я все-таки пытаюсь сохранить ясность ума. Обстрелы могут быть военным преступлением, но они нечасто становятся результатом прямого террористического намерения. На войне снаряды, как правило, берегут для ударов по объектам, которые стороны считают (часто ошибочно или расширенно) военными целями.
Отдельная тема — жестокости, совершаемые преступником, когда он видит жертву: пытки, изнасилования, убийства. На этой, как и на любой войне, такого, увы, немало.
В ДНР и ЛНР слава о зверствах украинских добровольческих батальонов давняя, с 2014 года, через этот ужас прошли и знакомые журналисты. В редких случаях зверства украинских военных в Донбассе были подтверждены украинскими судами. Так, участники роты «Торнадо» (в прошлом расформированный за военные преступления батальон «Шахтерск») были осуждены в том числе за пытки и изнасилования. В свое время «Шахтерск» попал под суд, потому что был укомплектован скорее уголовниками, чем идейными националистами, — это была борьба с явной деморализацией в ВСУ. Но бывший комбат Руслан Онищенко вместе с другими осужденными военными был освобожден специальным указом президента Украины со ссылкой на военное время. Несложно предположить, как они будут воевать, если им дадут оружие. Самым громким подтвержденным и даже частично, хотя и не очень смело, осужденным украинскими властями случаем жестокости с февраля этого года стал факт пыток российских военнопленных, попавший на видео. Становятся серийными теракты против людей, которых украинская сторона считает врагами или коллаборантами. Так, в результате подрыва автомобилей погибли в Херсонской области чиновник российской администрации Дмитрий Савлученко (24 июня) и под Москвой публицист Дарья Дугина (21 августа).
Сгоревшая квартира в жилом доме в Мариуполе, на той же лестничной клетке, что и квартира Гавриила К.
Случаев, когда российские военные обвиняются в предельной жестокости, очень много. Часть этих обвинений достаточно голословна. Так, бывший украинский омбудсмен по правам человека Людмила Денисова была уволена за постоянные неподтвержденные сообщения об изнасилованиях малолетних российскими военными.
Но многие сообщения из Бучи и других мест Киевской и Харьковской областей, скорее всего, имеют под собой основания. О Буче я уже писал, пытаясь реконструировать правдоподобную и неправдоподобную информацию, но все равно многое во мне сопротивлялось тому, чтобы признать: российские военнослужащие оказалась настолько деморализованы, что убивали и насиловали гражданских. То, что много жителей погибло от обстрелов, сомнений не вызывало (обстрелы велись с украинской стороны — в Буче стояли российские военные). Понятно, что не всем близка нацистская гипотеза, что русские (буряты или другие народы) по природе звери, должно быть и какое-то другое объяснение. Тем более что в занятых войсками РФ и республик районах Донецкой, Херсонской и Запорожской областей взаимоотношения военных и местного населения чаще всего носят достаточно мирный характер.
У меня не было понимания и ощущения войны в Киевской и Черниговской областях, которое дает присутствие на месте и разговор с очевидцами. Автором одного из наиболее жутких репортажей из Бучи стал Кристиан Эш. Самый страшный эпизод этого репортажа — об изнасиловании российскими военными женщины и ее несовершеннолетней дочери; моля о пощаде, женщина показывала китель покойного отца, служившего во Владивостоке. Поверить тексту было тяжело — я специально спросил Кристиана, не может ли здесь быть сознательной или неосознанной ошибки свидетеля (обычное дело на любой войне), но он сказал, что поверил своей героине и, более того, соседи подтвердили ее слова. Эш — блестящий журналист, я знаю его с 2014 года, когда он документировал в том числе преступления ВСУ в Донбассе; сейчас он расследовал убийства и пытки российских пленных. В Бучу он попал отдельно от других журналистов и мог спокойно, без посредничества властей, говорить со свидетелями. Так вот, он сам видел на небольшом участке улицы несколько тел людей, погибших от пулевых ранений, вероятно, застреленных российскими военными.
Эш попытался воссоздать картину того, что происходило в Буче и как стал возможен этот ужас — здесь и вообще в Киевской области. Дело в том, что российская армия брала Бучу дважды, но в промежутке, в момент короткого освобождения, местное население поверило в военную удачу и даже гражданские участвовали в сопротивлении (в репортаже есть эпизод, как местный житель добивает раненого российского солдата). Российские военные стояли в Буче под непрерывным огнем артиллерии, постоянно неся потери, без ясного понимания дальнейшего и с ощущением скрытой враждебности вокруг — ситуация, способствующая деморализации и обесчеловечиванию на фоне предельного страха и безысходности. Такое положение российских войск в Киевской области, возможно, послужило одной из причин их вывода оттуда. В Харьковской области Кристиан Эш говорил со свидетелями другого изнасилования — российский офицер принес что-то вроде извинений и уверил, что виновный будет наказан.
Беженка из Харьковской области рассказала нам об убийстве мужа ее сестры в Изюме. Посреди ночи вооруженные люди ворвались в бомбоубежище и стали приставать к женщинам. Мужчина заступился и был застрелен на глазах жены и маленьких детей. Кем были эти преступники, беженка рассказывает неопределенно: может, военные, а может, мародеры. Мародеры не редкость, в том числе и вооруженные. Массовая раздача оружия добровольцам теробороны не могла не привести к созданию вооруженных групп с мутными целями и полномочиями. Но дело происходило в тот момент, когда Изюм уже перешел под контроль российской армии, так что не исключено, что беженка, находящаяся в России, не хотела бы прямо обвинять российских военных или (о чем нередко рассказывают) подразделения ДНР, наскоро слепленные из принудительно призванных, малообученных, плохо экипированных случайных людей.
Но многие сообщения из Бучи и других мест Киевской и Харьковской областей, скорее всего, имеют под собой основания. О Буче я уже писал, пытаясь реконструировать правдоподобную и неправдоподобную информацию, но все равно многое во мне сопротивлялось тому, чтобы признать: российские военнослужащие оказалась настолько деморализованы, что убивали и насиловали гражданских. То, что много жителей погибло от обстрелов, сомнений не вызывало (обстрелы велись с украинской стороны — в Буче стояли российские военные). Понятно, что не всем близка нацистская гипотеза, что русские (буряты или другие народы) по природе звери, должно быть и какое-то другое объяснение. Тем более что в занятых войсками РФ и республик районах Донецкой, Херсонской и Запорожской областей взаимоотношения военных и местного населения чаще всего носят достаточно мирный характер.
У меня не было понимания и ощущения войны в Киевской и Черниговской областях, которое дает присутствие на месте и разговор с очевидцами. Автором одного из наиболее жутких репортажей из Бучи стал Кристиан Эш. Самый страшный эпизод этого репортажа — об изнасиловании российскими военными женщины и ее несовершеннолетней дочери; моля о пощаде, женщина показывала китель покойного отца, служившего во Владивостоке. Поверить тексту было тяжело — я специально спросил Кристиана, не может ли здесь быть сознательной или неосознанной ошибки свидетеля (обычное дело на любой войне), но он сказал, что поверил своей героине и, более того, соседи подтвердили ее слова. Эш — блестящий журналист, я знаю его с 2014 года, когда он документировал в том числе преступления ВСУ в Донбассе; сейчас он расследовал убийства и пытки российских пленных. В Бучу он попал отдельно от других журналистов и мог спокойно, без посредничества властей, говорить со свидетелями. Так вот, он сам видел на небольшом участке улицы несколько тел людей, погибших от пулевых ранений, вероятно, застреленных российскими военными.
Эш попытался воссоздать картину того, что происходило в Буче и как стал возможен этот ужас — здесь и вообще в Киевской области. Дело в том, что российская армия брала Бучу дважды, но в промежутке, в момент короткого освобождения, местное население поверило в военную удачу и даже гражданские участвовали в сопротивлении (в репортаже есть эпизод, как местный житель добивает раненого российского солдата). Российские военные стояли в Буче под непрерывным огнем артиллерии, постоянно неся потери, без ясного понимания дальнейшего и с ощущением скрытой враждебности вокруг — ситуация, способствующая деморализации и обесчеловечиванию на фоне предельного страха и безысходности. Такое положение российских войск в Киевской области, возможно, послужило одной из причин их вывода оттуда. В Харьковской области Кристиан Эш говорил со свидетелями другого изнасилования — российский офицер принес что-то вроде извинений и уверил, что виновный будет наказан.
Беженка из Харьковской области рассказала нам об убийстве мужа ее сестры в Изюме. Посреди ночи вооруженные люди ворвались в бомбоубежище и стали приставать к женщинам. Мужчина заступился и был застрелен на глазах жены и маленьких детей. Кем были эти преступники, беженка рассказывает неопределенно: может, военные, а может, мародеры. Мародеры не редкость, в том числе и вооруженные. Массовая раздача оружия добровольцам теробороны не могла не привести к созданию вооруженных групп с мутными целями и полномочиями. Но дело происходило в тот момент, когда Изюм уже перешел под контроль российской армии, так что не исключено, что беженка, находящаяся в России, не хотела бы прямо обвинять российских военных или (о чем нередко рассказывают) подразделения ДНР, наскоро слепленные из принудительно призванных, малообученных, плохо экипированных случайных людей.
Против кого воюет Россия
Расследование военных преступлений против гражданских лиц — не только инструмент пропаганды противника, но и практическая необходимость для самих воюющих сторон. Деморализованная армия, почем зря убивающая и насилующая гражданских, не может воевать хорошо. При этом государственная система в России сталкивается с признаками локального паралича, одним из симптомов которого является повсеместный страх негативных или могущих показаться «недостаточно патриотичными» докладов. Многие, я думаю, хорошо понимают характер этой войны, полной жестокости, которую нельзя объяснить военными целями. Но обычаи, принятые в российской власти, позволяют предположить, что исполнители редко обсуждают эту реальность, боясь потерять должность или еще хуже — прослыть паникерами и предателями.
Чтобы эффективнее вести военную операцию и пытаться снизить уровень враждебности населения, нужно и расследовать вопиющие случаи военных преступлений, и анализировать качество наведения ракет и артиллерии в случае массовой гибели гражданских. Беженцы из Мариуполя, даже очень лояльные России, признаются, какое тяжелое впечатление производят плакаты в поддержку спецоперации со слоганами «Нам не стыдно» или «Мы гордимся». «Это за что вам не стыдно: за наши разрушенные дома, за погибших людей? Неужели разрушенный Мариуполь — повод для гордости?» Все-таки официальное объяснение спецоперации в том, что это «вынужденная, но необходимая мера», а не повод для бравурной радости по поводу кровавых побед.
Благотворитель, работающий с украинской стороны в Донбассе, Энрике Менендес рассказал о самопальном граффити в Краматорске «Россияне — предатели». Что за эмоция, понятно — разочарование в недавнем прошлом пророссийски настроенного гражданского, который не может понять, почему Россия вроде как воюет с США и украинскими нацистами, а страдают больше всего люди и целые города в наиболее пророссийских Донбассе и Харьковской области.
Конечно, есть командиры и подразделения, которые пытаются беречь людей — и военных, и гражданских, — не допуская явной деморализации. Они хорошо видят жестокость и грязь войны, но относятся к ней как к работе, считая неизбежным злом. Один из таких командиров написал как-то в сетях, что это война не столько с внешним противником, сколько России с Россией (я привожу его мысль не дословно, чтобы не дискредитировать пацифистским контекстом материала).
Начать войну легче, чем ее закончить, но чтобы был хоть какой-то шанс, надо ясно понимать, какого масштаба катастрофа происходит прямо сейчас.
Расследование военных преступлений против гражданских лиц — не только инструмент пропаганды противника, но и практическая необходимость для самих воюющих сторон. Деморализованная армия, почем зря убивающая и насилующая гражданских, не может воевать хорошо. При этом государственная система в России сталкивается с признаками локального паралича, одним из симптомов которого является повсеместный страх негативных или могущих показаться «недостаточно патриотичными» докладов. Многие, я думаю, хорошо понимают характер этой войны, полной жестокости, которую нельзя объяснить военными целями. Но обычаи, принятые в российской власти, позволяют предположить, что исполнители редко обсуждают эту реальность, боясь потерять должность или еще хуже — прослыть паникерами и предателями.
Чтобы эффективнее вести военную операцию и пытаться снизить уровень враждебности населения, нужно и расследовать вопиющие случаи военных преступлений, и анализировать качество наведения ракет и артиллерии в случае массовой гибели гражданских. Беженцы из Мариуполя, даже очень лояльные России, признаются, какое тяжелое впечатление производят плакаты в поддержку спецоперации со слоганами «Нам не стыдно» или «Мы гордимся». «Это за что вам не стыдно: за наши разрушенные дома, за погибших людей? Неужели разрушенный Мариуполь — повод для гордости?» Все-таки официальное объяснение спецоперации в том, что это «вынужденная, но необходимая мера», а не повод для бравурной радости по поводу кровавых побед.
Благотворитель, работающий с украинской стороны в Донбассе, Энрике Менендес рассказал о самопальном граффити в Краматорске «Россияне — предатели». Что за эмоция, понятно — разочарование в недавнем прошлом пророссийски настроенного гражданского, который не может понять, почему Россия вроде как воюет с США и украинскими нацистами, а страдают больше всего люди и целые города в наиболее пророссийских Донбассе и Харьковской области.
Конечно, есть командиры и подразделения, которые пытаются беречь людей — и военных, и гражданских, — не допуская явной деморализации. Они хорошо видят жестокость и грязь войны, но относятся к ней как к работе, считая неизбежным злом. Один из таких командиров написал как-то в сетях, что это война не столько с внешним противником, сколько России с Россией (я привожу его мысль не дословно, чтобы не дискредитировать пацифистским контекстом материала).
Но даже тем, кто сражается и видит в этом правду, понятен жестокий и порой абсурдный характер происходящего. «Перемалывание» живой силы противника — это страшные смерти до неразличимости похожих на нас людей, а не просто циничный сленг. Гибель невинных гражданских (а также наспех и порой насильно призванных в Донбассе и на Украине и отправленных в пекло) приводит к умножению ненависти и к новому еще большему насилию в будущем.
Начать войну легче, чем ее закончить, но чтобы был хоть какой-то шанс, надо ясно понимать, какого масштаба катастрофа происходит прямо сейчас.
Другие материалы по теме
Ситуации всегда есть куда ухудшаться. Энрике Менендес о ситуации в Донецкой области и о пути к миру
«У меня дети в машине, я их спасти пытаюсь». История беженки из Харьковской области, которой и в России порой страшно
Буча, роддом в Мариуполе и стиль военной пропаганды. Как не отворачиваться от страшной правды, но и не накручивать себя
«У меня дети в машине, я их спасти пытаюсь». История беженки из Харьковской области, которой и в России порой страшно
Буча, роддом в Мариуполе и стиль военной пропаганды. Как не отворачиваться от страшной правды, но и не накручивать себя
Мариуполь. Рассказ выжившей. Как остаться человеком под обстрелами без еды, воды, тепла, связи и надежды
Логика ненаивного пацифизма. Почему нужно немедленно остановить войну на Украине, причем так, чтобы и это не стало преступлением и предательством
Логика ненаивного пацифизма. Почему нужно немедленно остановить войну на Украине, причем так, чтобы и это не стало преступлением и предательством
«Она не участвовала ни в каких постановках». Кристина Мельникова о Марианне Вышемирской, девушке из мариупольского роддома
Комментарии:
Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...