Последний зензубель

Чем живая, добрая деревня отличается от вымирающей? В хорошей – в огородах стоят стога сена, а по улице носится краснощёкая детвора. Но самый верный признак – это наличники на окнах. Если они есть на каждой избе, значит, в селе есть знатный плотник. А если наличники ухоженные, свежевыкрашенные, значит, народ прихорашивается, живёт с радостью и надеждой.
В Булзях почти половину домов скупили дачники. Но те, в которых осталось коренное население, держат марку: наличники есть почти у всех. Мимо плотника не проедешь, его дом самый нарядный: над окошками плывут резные деревянные лебеди, по бокам – диковинные цветы и узоры. Всё разноцветное, весёлое. А вот и сам мастер – кудрявый, жилистый, в огромных валенках с калошами – набирает в тачку берёзовые дрова. Конечно же, мы увязались за ним: посмотреть, как рождается вся эта красота.
Владимир Петрович Федотовских – представитель старого булзинского рода. По традиции, у каждой семьи тут имеются родовые клички, Федотовских все называли Сычи. «Ещё моего деда звали Сыч, – рассказывает Владимир Петрович. – Откуда такое прозвище пошло, не знаю, но мы всю жизнь были сычатами. А потом меня все стали звать Фед».
Феду 66 лет, у него настоящая мужская судьба: родил шестерых детей, для своей семьи построил шесть домов. А сколько его срубов стоит по окрестным деревням – не сосчитать. В самых трудных случаях, когда не получалось сложить крышу, весь Каслинский район ехал за подмогой к Владимиру Петровичу. «Ну, ещё я мебель делал, окна, двери, наличники», – говорит мастер, и мы заходим в маленький домишко – мастерскую.
Тут всё, как у сказочного Папы Карло: старинные инструменты, дерево, стружка и махровая паутина по углам. Фед закидывает в печку берёзовые чурки, достает мешочек с табаком, набивает самодельную трубку. Кашляет. «Ох, какой ядрёный, – комментирует мастер. – Я обычно самосад курю, а в этом году посадил американский табак. Он у меня вымахал под два метра, а курить его невозможно. Снова на самосад перейду».
Густой табачный дым причудливо расслоился и повис в воздухе мастерской. Через два маленьких окошечка на деревенского плотника падают солнечные лучи. Сам он снял шапку, седые кудри радостно взвились вверх, и теперь Фед ещё больше похож на какого-то сказочного персонажа. Он показывает нам удивительные вещи: старинную табакорезку, пилу, которая выглядит, как будто ей сто лет, собственноручно изготовленные плотницкие инструменты – зензубель и фальцгебель. Мы просим повторить названия по слогам, восхищаемся, а плотник рассказывает, что обращаться с инструментом его научили в булзинской школе, и раньше с зензубелем мог управиться любой деревенский мальчишка. Теперь таких рукастых почти не осталось: ремесло не приносит денег.
«Беда пришла, когда появилась мода на пластиковые окна и двери, – рассказывает Владимир Федотовских. – Мне перестали заказывать рамы. Некоторые ставят наличники поверх пластика, но это выглядит нелепо. Людям не нужны больше деревянные прялки, сундуки или посудные шкафы. Из моих сыновей никто не хочет продолжить семейное дело».
Простой русский мужик приспосабливается ко всему. И Фед – яркий тому пример. Нет заказов по плотницкой части – он взял и завел пасеку. Второй год качает собственный мёд. Держит овец, а потом сам же прядёт из шерсти пряжу. «У него бессонница, вот ночью сядет и шуршит, – жалуется жена Александра Фёдоровна. – Я ему сразу сказала, что прясть не буду, а ему носки шерстяные нужны». «А как же без носков-то! – удивляется плотник. – Без носков в деревне не жизнь».
И хотя пластик практически победил в неравной борьбе, каждую ночь бессонный плотник отправляется в свою каморку. Недавно закончил работу для детского сада: маленькие сундучки и прялки для русского уголка. Сейчас курит, наличники вырезает. Во дворе стоит новый сруб – для внука. Это седьмой дом, который построил Фед.