Наверх
Фотопроекты

Самое место

Фотопроект Артёма Костюковского о людях и геотегах
17.06.2022
Автор фотографирует своих друзей и знакомых в важных для них локациях и просит рассказать про эти места силыСейчас в проекте 31 фотография.Продолжение следует.
Егор Отрощенко /
село Абрамцево (Сергиево-Посадский район Московской области)
«Главное место на планете для меня, конечно, Абрамцево, наша когда-то дача, на которой я вырос с самого рождения, где мои любимые дубы, берёзы, липы и, конечно, красивейший на свете клён. Среди них есть любимцы, а есть такие, ну пусть растут. Здесь я жил ещё со своими дедушкой и бабушкой, здесь я много позже построил свой дом, где теперь живёт моя многочисленная семья.
Здесь тихо, спокойно, нет суеты и мало людей, я живу внутри природы и вместе с ней переживаю каждый сезон, как часть её. Когда плохое настроение, можно просто выйти на улицу с собаками и сходить в лес или на поле, почти наверняка станет лучше.
Я много путешествовал, но всё же не люблю отсюда уезжать, и ещё больше не люблю, когда отсюда уезжают мои дети, хоть и понимаю, что это неизбежно. Если бы не было Абрамцева, мне кажется, я был бы совсем другим человеком, наверняка, я был бы хуже или несчастней. Здесь мой нулевой километр. И, надеюсь, последний мой километр тоже будет здесь».
Геннадий Смирнов /
Санкт-Петербург, Нева
«Место силы — Нева, конечно. Она мощная и она всё время меняется. Причём, меняется только так, как хочет сама. Ни наши набережные, ни наши мосты, ни наши корабли не мешают ей оставаться Невой. И даже дамба не мешает. Как триста лет текла из Ладоги в Финский залив, так и сейчас течёт, потому что ей так надо. Я поэтому сюда и хожу гулять, от Лавры до Литейного моста — я-то сам так не умею».
Светлана Осипова /
Санкт-Петербург, Троицкий мост
«Я родилась в Кемерово, живу в Зеленограде, а высшее образование получила в Петербурге. Однажды я снимала квартиру на улице Маршала Тухачевского, и на работу в летне-осенний период добиралась на велосипеде. Мне очень нравилось пересекать мосты: Большеохтинский, Дворцовый, Троицкий. Работала в Таврическом дворце, однажды задержалась и не успела домой до разводки мостов. Грустно присела где-то на ступеньках у Невы. Мимо проезжал уже пустой туристический катер, и капитан пригласил меня покататься, пока мосты не сведут обратно. Они погрузили меня вместе с моим велосипедом на борт и я, задрав голову, смотрела на всю эту «белоночную» красоту. Больше всего запомнился вид от Троицкого моста к Дворцовому. Потом мы вышли в просторный Финский залив. Было тепло, дул морской ветер. Ребята рассказывали мне какие-то смешные истории, дали даже порулить катером и на рассвете выгрузили меня. А я с тех пор, когда приезжаю в свой родной Петербург, обязательно стараюсь пройтись от Петроградки до Марсова Поля по Троицкому, чтобы постоять в самой серединке и посмотреть на широкий пейзаж. Сдерживаюсь, чтобы не закричать, настолько меня каждый раз распирает от чувств».
Денис Нижегородцев /
выставка-путешествие «Балабанов» (Санкт-Петербург, Кожевенная линия, 40 — «Севкабель порт»)
«Питер — мой город. Даром, что родился за 896 километров отсюда. И абсолютно комфортно чувствую себя в Москве. Но когда-то, уже очень давно, именно этот город, сощурившись, что-то разглядел в юном наивном провинциале и сделал меня тем, кем бы я ни был сегодня...
Тема дороги сопровождает с тех пор повсюду. Поезда, самолёты и долгие пешие прогулки столь же органичны, как есть и спать.
Тема кино со временем тоже стала основной. Кто-то видит за окном осень, кто-то — нетрезвых соседей, а я — сюжеты будущих фильмов».
Аня Николаева /
рынок Фуд Сити (Москва, поселение Сосенское, Калужское шоссе)
«Я родилась не в Москве. И хотя живу здесь 25 лет, магии с переулками у меня не случилось. Мне дороги места, где я жила или работала. Общежитие ДАС на Шверника, чудовищная многоэтажка в Коньково, сиреневый сад на Щёлковском, моя нынешняя квартира на пересечении Кутузовского и Можайского в кирпичном доме 1964 года. Во всех этих местах есть я: с чашками из IKEA, кошкой, а потом — двумя детьми. В них почти нет Москвы и мало воздуха, который я вдыхаю. Всё больше выдыхаю.
Но есть одно место на пересечении МКАД и Калужского, о котором сентиментально говорить трудновато. Это 85 гектаров промышленной по сути зоны, где тысячи людей продают овощи, фрукты, мясо и потрясающий чеснок. Фуд Сити построили в 2014 году, примерно тогда же я и стала туда наезжать за продуктами. Тогда ещё там было принято исключительно оптом, но мне было всё равно. Фавелы еды меня заворожили. Я приезжаю туда и всегда начинаю с зелени. Огромная оранжерея с кинзой, хреном и корнями петрушки. И это только начало. Обязательный обед с лучшим в мире шашлыком из баранины, крепким чаем и, конечно, пепельницей. Курить можно, но говорить об этом нельзя. Если оставить прикладные подробности (хотя именно о них хочется говорить бесконечно), то главное, что нравится мне в этом месте, — абсолютное принятие. Вот какая ты есть, такой и будь, сестра. Здесь всем абсолютно всё равно, кто вы, о чём вы и зачем. Мои друзья иногда жалуются: «Ну вот зачем ты отправила нас сюда, подсунули гнилую черешню, да и мясо так себе». А ведь я всегда говорю: прежде чем покупать утку, не поленитесь понюхать её задницу. Поверьте, здесь над вами никто смеяться не будет. Хорошие продукты — дело ответственное».
Евгения Борисова /
Москва, Узкое
«Мы живём в Ясенево, и часто гуляем в Узком, тут спокойно и всегда красиво. А ещё Узкое — это такой портал в пространстве. На подступах к старинной усадьбе словно прячется кусочек тихого провинциального города, где летом сушат бельё на верёвках во дворе и играют в домино. Двухэтажные жилые дома и липовые аллеи. И этот странный и так непохожий на столичный закоулок завораживает меня даже больше, чем поместье Трубецких (ныне — санаторий) и четырёхсотлетний храм рядом с ним».
Александр Чанцев /
Москва, улица Народного Ополчения
«Район, где я вырос, улица Народного ополчения, что на «Октябрьском поле», не существует. Ничего не осталось вообще. Дома снесли и построили новые башни для новых людей. И даже дороги, где раньше посредине были бульвары с каштанами и канадскими клёнами, не узнать, они переделаны в новые развязки, туннели, их непонятные, только по навигатору, вьются узлы. И главное место детских прогулок, Карамышевская набережная, с парком, Москва-рекой, шлюзами, загадочным горбом горнолыжных спусков, практически недоступна стала — на берегу богатые виллы, всё огорожено, к реке не спуститься (я шёл, удивлялся, не мог попасть к реке и даже написал потом об этом). Поэтому фотографировались относительно рядом: Строгинская пойма — Троице-Лыково — Серебряный бор. Куда доходили дороги тех детских путей — по льду или понтонному мосту! И где сейчас, на ковидной удалёнке — в этом то ли возвращённом, как потерявшаяся посылка, прошедшая тысячу рук и перевалочно-сортировочных пунктов, детстве, то ли репетиции пенсии — иногда стараюсь гулять».
Алексей Орлов /
Москва, Краснопресненская набережная
«Я родился и вырос с видом на МКАД, на эту бесконечно текущую реку, в любое время дня и нового года она течёт, растёт и продолжает не останавливаться. Но потом очень странным образом всё поменялось, и я уехал к шаговой и велосипедной доступности центральных событий сердца мира, красоте истоптанных мной в юности улиц, куцым паркам, завтракам с видом на Москвареку с определённой точки стола (круглого!) на кухне (да и на набережной регулярно) с заоконным видом на Сити и все салюты этого города, к стае белых голубей, кружащих над старенькими гаражами, к красавице гостинице Украине (умели ж строить! Раньше вокруг неё были бараки, теперь получше, но даже небоскрёбы не вызывают таких эмоций, как высотки), и если не жить в ней, так хоть смотреть каждый день. Уехал к прогулкам по набережной, выучиванию хитросплетений улочек и двориков, выживанию в районе без продуктовых магазинов, осваиванию велосипеда как полноценного транспорта собственного перемещения, виолончели, детей и оборудования, к замершим старинным домам и втискивающимся промеж них, активно работающим острыми бетонно-зеркальными локтями новостроям (я и раньше как-то очень остро воспринимал снос старых зданий, а сейчас и подавно, бывает, идёшь, а уже снесли, не уберегли, и грустно прям, как актёр из детства умер, вроде и не знал толком, а вроде и не чужой, или вот новость мелькнёт, мол, передали особняк в культурный фонд, реставрация, ремонт, заслуженный покой, и прям на сердце тепло, будет длиться красота), и вроде сто раз уже везде ходил-ездил, а постоянно новое что-то выглянет-помашет-улыбнётся и ходишь это снимаешь-снимаешь-снимаешь. А как не снимать.
Вот так и ходишь промеж всего этого, суетишься, бежишь, а то и сидишь просто, смотришь, вроде и родное всё, а вроде и пришлый, вроде и не гонят, а вроде и не очень ты тут нужен, в общем как и все, наверное, в какой-то степени. Потому здороваюсь вежливо, мусор в урну несу, дорогу всем подсказываю, культурно веду себя вопщем».
Игорь Добрун /
Москва, парк 50-летия Октября
«Наш Парк — так мы называем его в семье. Тенистые аллеи с дубами и клёнами, тихие лесные тропинки, белки, дразнящие гуляющих собак, шумные детские площадки, беседки и мостики, маленький пруд с камышом и кувшинками, утки, плавающие весной в заболоченных низинах, деревянные лесенки, спускающиеся по оврагам к холодной речке, нелепый сад камней, с булыжниками, наваленными на круглый газон, деревянные домики для кормления птиц, пончики с кофе, мороженое и самая вкусная в Москве пицца «Четыре сыра», которую продают возле пустующего катка — это вот он и есть, наш Парк во всем его великолепии.
Своё самое место я нашёл не так давно, решив срезать путь от центральной аллеи, где когда-то проходило Боровское шоссе, делившее парк пополам, к оврагам, где бежит речка Раменка. Было жаркое лето. Я шёл по узенькой тропинке, касаясь ладонями высокой травы. И мне на мгновение показалось, что я сейчас вовсе не в Москве, а только сошёл с пригородной электрички и пробираюсь по заросшему полю к дачному посёлку. Почувствовав себя совершеннейшим ребёнком, я вышел на небольшую поляну и сел, прислонившись к дереву. Спешить было некуда. Разогрет самовар, на столе стоят розочки с можжевеловым вареньем, и где-то там уже давно меня ждёт медвежонок, чтобы, когда стемнеет, вместе смотреть на высокое звёздное небо».
Андрей Константинов /
Москва, Дом аспиранта и стажёра МГУ
«ДАС — огромный белоснежный корабль, бороздящий океан времени, — на нём я проплыл сквозь 90-е. У него две мачты с всегда надутыми парусами, а команда отобрана из лучших людей Земли — яйцеголовых студентов и аспирантов МГУ. Общага на Шверника — итог и оправдание конструктивистских исканий, кусочек иной красоты, попавший к нам из альтернативного будущего. Он создавался как дом-комунна для веселого постчеловечества, с гигантскими общими кухнями и уютными целовальниками на каждом этаже — и в отличие от почти всех других конструктивистских утопий, исполнил свое предназначение. На его палубах мы заводили самых главных в жизни друзей и ссорились навеки, разрисовывали его стены и потолки, целовались в целовальниках и трахались на кухнях, заливали его этажи из брандспойта по праздникам, загорали на его крышах, совершали магические ритуалы в его подсобках, ходили по его карнизам, пели и пили в его коридорах, возвращались в него из первых своих удивительных путешествий — всегда счастливые, что вернулись сюда. То нищее время стало для нас золотым веком, легендарной эпохой подвигов и чудес — ведь мы были юны, талантливы, и собрались вместе, чтобы наслаждаться таинственной реальностью, каждый день открывавшей перед нами новые двери».
Аня Маркова /
Москва, Подколокольный переулок, 11
«Раньше здесь был подъезд, но он обвалился и сделали вот такую лестницу. Когда моему сыну Филиппу было полтора года, мы выходили во двор, и он забирался наверх по ней, потом спускался, забирался-спускался — бесконечно. Наш вход в дом был со стороны техникума, который снесли, сейчас с Хитровской площади. До революции здесь находился знаменитый трактир «Каторга», воспетый Гиляровским. Но мы жили мы всё же не в подвале, а на втором этаже. В этом доме есть очень древний корпус, реставраторы сейчас в нём открыли старинные изразцы, а когда сняли штукатурку, стало видно, где в стародавние времена были окна, не там, где сейчас».
Катерина Белых /
Москва, Переведеновский переулок, 12
«Квартира в Переведеновском стала моим первым адресом в Москве, а спустя какое-то время ещё и домом, с которого началась новая жизнь. Из окна был виден дом с огромной аркой на набережной Яузы. До него можно было доехать на велосипеде за десять минут, а потом помчать в Сокольники или в Измайловский парк. На работу ходила пешком по разным улицам, и каждый день маршрут отличался от вчерашнего. Просто, без особой цели, бродить по улочкам Басманного района тоже было интересно; иногда можно наткнуться на что-то неожиданное, например, на старую голубятню. Сама квартира была без ремонта, но с историей. Правда, вся история скрывалась в третьей комнате, которая была под замком. Ещё одна загадка, которую я так и не разгадала, — устройство электропроводки. Чтобы загорелась люстра, нужно было дёрнуть шнурок на стене. Система давала сбои: иногда приходилось дёргать один раз, иногда десять, иногда пятьдесят».
Дмитрий Соколов-Митрич /
Санкт-Петербург, Московский вокзал
«Я родился в Гатчине под Ленинградом и каждое лето приезжал туда к бабушке и дедушке. А вырос в городе Электростали Московской области, на родине отца, и проводил там весь учебный год. Это два совершенно разных города — Питер/Гатчина и Москва/Электросталь. В одном дворцы, парки, история. В другом — заводские трубы, жизнь на районе, инженерно-техническая интеллигенция. Даже язык разный: в Гатчине, когда больно, все кричали «уйя!», а в Электростали просто «ааааа!!!» И между этими двумя мирами, как шкаф в Нарнию, — скорый поезд «Юность», которым я ездил несколько раз в году. Это был поезд превращения. Вот только что ты один — и уже через девять часов ты совершенно другой. Человеку в детстве и юности вообще полезно быть в радикально разных средах — это помогает потом, во взрослой жизни, понимать самых разных людей, а не только таких же, как ты. Благодаря этому поезду и этим двум вокзалам теперь я могу говорить на одном языке и с пацаном из Гуково, и с пижоном на Патриках. И ещё у меня гуляет кадык каждый раз, когда, заходя в Московский вокзал в Питере, я слышу «Гимн великому городу» Рейнольда Глиэра. В последнее время здесь почему-то отменили этот мистический обряд, поезда Глиэром больше не встречают. Надеюсь, это какое-то временное недоразумение».
Псой Короленко /
Москва, Донской монастырь
«Донской монастырь — одно из самых дорогих, любимых и жизненно важных мест в Москве и вообще на свете. Думаю, что это место, которое объединяет всех, поверх различных границ, включая границы жизни и смерти. В детстве я знал, что самые близкие родственники погребены на территории Донского монастыря. Но это такой глубокий парадокс жизни и судьбы: они не были верующими, а монастырь тогда не был действующим, — и вот как раз таким образом он стал для меня семейно значимым местом задолго до того, как я встретил в Донском второй или третий раз в жизни Пасху. В последние годы мне доводилось и уезжать из монастыря на вокзал или в аэропорт, или с вокзала приезжать туда, можно сказать, прямо как Галич пел, «в тот единственный дом», и дай Бог, чтобы это много раз ещё повторилось. Можно было бы ещё много сказать про Донской монастырь, но ведь всего не расскажешь, да и есть такие вещи, которые, к счастью, о нём и так все знают».
(Текст написан для брошюры «Донская икона Божией Матери». М., Издательский центр Донского монастыря, 2015)
Катерина Марсова /
Москва, Белая Площадь
«Люблю Белую площадь, потому что она вообще не похожа на Петербург. Множество других мест поддаются какому-никакому сравнению — и Петербург всегда побеждает».
Андрей и Александра Базулины /
Москва, сквер у памятника Н.Г. Чернышевскому на Покровке
Андрей: «Николай Гаврилович, сидящий на пересечении Покровки и Бульварного, своим мрачным взглядом предсказателя потрясений наблюдал за нашими встречами с друзьями за бутылочкой-другой красного крымского массандровского. Портвейн приобретался в магазине на углу под названием «Иринушка», который мы называли не иначе как «Уринушка». Теперь на месте «Уринушки» безликая дорогая кофейня. Говорят, что дом за спиной у Чернышевского заселен чекистами и их потомками. Не знаю, правда это или нет, но однажды мы выпивали с местным старичком, у которого в ручку трости были зачем-то вделаны зубы. В июне 2005-го во время свидания я упал с Чернышевского и подвернул ногу, поэтому поехал домой не к себе, а к Саше. И не уехал до сих пор».
Екатерина Кирсанова /
Кемерово, площадь Пушкина
«Мне кажется, я могла бы водить друзей по городу как по пространству моей внутренней истории — вот в этой песочнице я впервые подралась, этот сквер летом покрывался ковром из одуванчиков, и я каждый год ждала утро, когда они станут белыми и можно носиться по газонам, устраивая одуванчиковый вихрь. А вот на этой скамейке я впервые поцеловалась. А здесь… А потом поняла, что только в одном месте со мной случалось чудо «замирания бытия». На маленькой площади Пушкина. В разном возрасте и в разное время года. Но всегда в одиночестве. В 10 лет я стояла на пустой площади, тихо падал снег, который заполнял всё пространство и растворял дома, деревья, скамейки и меня. И мне казалось, что я стою целую вечность. В 40 лет я стояла под июльским ливнем, и солнце разбивалось в миллионе капель, и мир был огромный и поющий, но время замерло и весь этот огромный мир был только здесь и сейчас. На маленькой-маленькой площади».
Григорий Забавин /
Кемерово, Притомская набережная
«В Кемерово набережная — это такой Бродвей. Все гуляют. Когда мне было три года, я шёл с раскрытым папиным зонтом, меня подхватило порывом ветра и я полетел. На набережную выходит горсад. Помню, как там играл оркестр, а я под музыку на велосипеде «Школьник» ездил кругами. В старших классах мы гуляли по набережной с друзьями, бесконечно разговаривали, строили планы на жизнь, изображали из себя хиппи. Мы были юны и прекрасны. В студенчестве мы здесь «пели, балагурили, пили и курили», влюблялись, назначали свидания, целовались... Когда встал вопрос "А не уехать ли искать лучшей доли в больших городах?", я уже не мог оторваться. От детства... от набережной... хотя, что набережная — «сорок тысяч других мостовых любя»... А может именно набережная, не знаю. Не уехал. Теперь уже мои дети назначают здесь свидания и, кажется, даже целуются. Сейчас на набережной я бываю каждый день. Здесь стоит молодёжный театр, в котором я уже 14 лет служу директором и артистом. Вот что значит для меня моя набережная».
Тёма Костюковский /
Кемерово, улица Николая Островского, 31
«Это арка дома, где я прожил с девяти до девятнадцати лет. Кто только через неё не хаживал. Недовольный школьник с ранцем, плетущийся в раннюю рань на первый урок. Весёлый пацан, собравшийся поиграть с друзьями в футбол. Хиппующий длинноволосый старшеклассник с гитарой. Влюблённый студент, торопящийся на свидание. В декабре 1995-го он вышел через эту арку в последний раз и уехал навсегда из этого дома и из этого города. Я родился на Урале, жил в Твери, в Кемерове, в Петербурге, в Москве. Но если с высоты космического корабля навести объектив на Россию и начать искать главное моё место, это будет Сибирь. Укрупнение. Юг Западной Сибири. Укрупнение. Кемерово. Укрупнение. Центр города, улица Островского, дом 31. Мой дом и мой двор».
Виталий Лейбин / 
Москва, Кривоколенный переулок
«В Кривоколенном переулке я видел, где Москва; она пряталась в заброшенной усадьбе, в подвале Полит.ры и Билингвы. Там был последний концерт Хвоста, там махал руками философ Пятигорский, там пили водку три из четырех главных любовей моей жизни. То есть, со мной пили — и значит здесь моя малая родина. За что мне, пацану из пыльного и некультурного Донецка, такое богатство?»
Анна Рыжкова /
Москва, Никольская улица
«Через три месяца после переезда гуляла по Никольской с первыми в Москве друзьями, за день до начала первой сессии на журфаке. Потом хвасталась этой улицей перед мамой — хотя и возле Красной площади, а уютная, с музыкантами, вкусным кофе и дешевыми сладостями. Отсюда с выпускающим редактором «РР» шла на новогоднюю ярмарку «Душевный Bazar» писать первый более-менее серьезный репортаж, потому что доверили! А через два месяца попала в «РР» на работу и разговаривала здесь с героями для первого номера”.
Евгений Гладин /
клуб «Пропаганда»
(Москва, Большой Златоустинский переулок, 7)
«До переезда в Москву я слушал много электронной музыки и, конечно, знал о клубе «Пропаганда». Долгое время клуб был местом силы, туда часто привозили каких-то интересных музыкантов. И после переезда мы постоянно ходили в «Пробку» с женой и друзьями. Как правило, ходили пешком и по дороге все время пили или ели. И всем нам было очень весело тогда. Мы были молоды, у нас все было хорошо. И единственной нашей заботой было не напиться слишком сильно, чтобы пройти фейсконтроль. Он там был довольно жесткий, многих отсеивали». 
Александр и Сталина Андреевы /
НИИ скорой помощи имени Склифосовского
(Москва, Большая Сухаревская площадь, 3)
Александр: «Я переехал в Москву. Дела мои становились все хуже. Семья осталась в родном городе. Работа долго не находилась, потом нашлась, но с мизерной зарплатой. Сбережения кончились. Какое-то время питался одной крупой. Начались депрессии, злоупотребления и сомнения в правильности переезда. Наступал срок оплаты за квартиру, денег у меня не было. Да и, по сути, ничего уже не было. Крайней точкой этого дауншифтинга стал перелом позвоночника, случившийся очень глупо, по моей же вине. Я оказался в Склифе. В моей медкарте было написано «бомж», так как у меня не было ни прописки, ни полиса. Я лежал сломанный, а потом приехала жена, окружила заботой и любовью. Кости начали стремительно срастаться, и все начало срастаться вместе с ними. На работе мне внезапно перечислили большую премию за выигранный процесс, я смог заплатить за квартиру. Когда вернулся на работу, мне сразу предложили другую ставку с зарплатой в четыре раза выше. Наверное, похожую историю проживает каждый, кто переезжает в Москву. У большинства, конечно, без таких крайностей как у меня. Но некоторых наш любимый город ломает ещё покруче».
Маша Антонова /
Москва, парк Покровское-Стрешнево
«Закрой глаза, Машечка, и вспомни детство. Что ты видишь? Вижу парк, который когда-то казался огромным загадочным лесом. В лесу — камни, огромные и тёплые, над камнями — два дельфина, дельфин-мама и дельфин-малыш. Вокруг деревья. Меня учат кататься на двухколёсном велосипеде, у меня не выходит, я падаю, мама ворчит, папа набирает воды из фонтана, чтобы отмыть от земли и крови разбитую коленку. Освоение двухколесного велосипеда — этап взросления. В этом парке я ещё ни раз буду взрослеть: когда мама рассечёт бровь, скатившись в бездну с брёвнами с ледяной горы, я в первый раз всерьёз пойму, что у мамы — кровь, мама — смертная. Я буду прогуливать здесь уроки и пары, смешивая дешёвое пиво и ещё более дешёвое шампанское, сюда я буду бегать крутить свой первый роман со своим первым мужчиной. В одно из таких свиданий я встречу свою первую учительницу и весь разговор буду держать левую руку за спиной, а в руке будет тлеть сигарета».
Ира Новикова /
книжный магазин «Республика»
(Москва, ул. Воздвиженка, 4/7)
«Место в центре, где я бываю чаще всего, — книжный магазин на Воздвиженке. Раньше он был «Москвой, а потом его выкупила «Республика». Исчезли красные диваны и красный же рояль, остался круглосуточный режим работы, столики у окна с видом на Ленинскую библиотеку, кофейня и необъяснимая атмосфера уюта, которую всегда дарят мне книги».
Макс Шер /
Санкт-Петербург, Светлановский проспект, 93
«Здесь я жил в детстве, с года до одиннадцати лет. Это берег пруда в нашем дворе, тут я впервые в жизни увидел мертвеца — говорили, что пьяный полез купаться и утонул. Сквозь ноги окруживших его людей были видны только цветастые плавки, лилово-пятнистый торс и согнутая мёртвая рука».
Вероника Цимфер /
Санкт-Петербург, Мытнинская набережная, 7/5
«В Питер я переехала из Сибири. И для меня — провинциалки, девочки из Кемерова — жизнь в квартире на Мытнинской набережной была чем-то совершенно невероятным и сказочным. Разводные мосты прямо под окнами. Дом с видами на три знаковые точки города: Эрмитаж, стрелку В.О. и Петропавловскую крепость, там на пляже я загорала летом и всякий раз, уснув, вздрагивала, когда в 12 бахала пушка, а в квартире из-за нее сотрясались окна. Когда мы с мужем въехали в эту квартиру, сказали, что переезжать отсюда теперь можно только в Париж. Живя там, я испытывала какое-то паряще-волшебное чувство счастья. А Парижем для нас стала Москва».
Цветелина Митева /
Москва, 2-й Волконский переулок, 3
«Этот дом во 2-м Волконском переулке был возведён в 1910 году, на излёте эпохи модерна, по проекту модного московского архитектора-самоучки Николая Жерихова. В середине 2010-х моя подруга нашла тут жилую комнату-мастерскую, и мы сняли ее на пару. Это стало точкой отсчета моей взрослой независимой жизни, со всеми вытекающими: необходимостью работать на нескольких работах сразу и поисками себя, активной социализацией и одиночеством, страхами и надеждами на светлое будущее. Район Самотёки меня по-настоящему принял и стал почти родным: сейчас я снова живу неподалёку». 
Маша Слепкова /
Санкт-Петербург, Университетская набережная
«На этой набережной стоит дом, где я выросла, институт имени Отта, где я родилась, и мой университет. Через Неву по мосту Лейтенанта Шмидта я ходила в школу. Так что это не любимое моё место, а просто — моё место. Я состою из его частей».
Игорь Найдёнов /
чебуречная «Дружба»
(Москва, Панкратьевский переулок, 2)
«Быть москвичом по рождению не так уж здорово, как кажется. Тебе не сбежать, чтобы отдышаться, на малую родину в Донецк, в Кемерово, да хоть и в Ленинград — туда, где тебя ждут с водкой и байками друзья детства, а родственники — с поцелуями в недавно заросший родничок и мясистыми пирожками.
Когда я устаю от Москвы, то иду в чебуречную «Дружба» — сухаревскую стоячку.
(Прим.: сидячки — это для слабаков и пошлость).
Туда, где — боже мой! — будет мама молодая и отец живой.
Вот первое моё воспоминание об этом месте. Мне три года, зима, за окном тьма-тьмущая и ленивый свет фонарей на площади. Я скучаю под столешницей, на уровне моих глаз — несколько пар тёмных мужских брюк. Надо мной, «стоя на локтях», отец с приятелями выпивают и взрослые разговоры разговаривают. Я дергаю за знакомую штанину, утром выглаженную матерью. В ответ сверху протягивается родная, пахнущая сигаретами «Дымок» рука и на ощупь засовывает мне в рот кусочек чебурека.
Господи, да было ли это всё на самом деле, не привиделось ли?»
Надя Кузина /
бывший клуб «Проект О.Г.И.»
(Москва, Потаповский переулок, 8/12)
«"Проект О.Г.И." был таким местом, куда стекались все дороги в выходные. Когда я впервые туда попала, у меня случился культурный шок. Особенно после подмосковных клубов, где надо было заплатить за вход, чтобы послушать плохую музыку среди десятков скучных рож, увидеть парочку вменяемых и при этом отвалить денег как в ресторане, чтобы попить пивка с димедролом. После этих клубов ОГИ показался просто каким-то раем. Вход бесплатный, напитки самые разные и недорогие, а публика в основном состоит из творческой интеллигенции с примесью иностранцев. А музыка — великолепна! И рок, и фанк, и блюз, и психоделия 60-х. Все дико пляшут на танцполе и веселятся вместе, как будто старинные друзья собрались. Ну чем не рай? В первый раз немного шокировала толпа, особенно непонятно было, как прорваться к барной стойке. Но потом оказалось, что все это фан чистейшей воды. Люди там были пьяные и приветливые. Пока ждешь свою очередь, обязательно познакомишься с кем-то, можно было даже только ради этого ходить за покупками к бару. Да и вообще всякий поход в ОГИ обязательно сулил приключения. Никогда заранее ты не знал, как всё закончится, где и с кем. Но ты знал, что обязательно будет весело».
Страница автора проекта в FacebookАвтор заходного фото и фоторедактор проекта Маша Слепкова

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...