Наверх
Интервью

Люди боятся людей

Каким видят прошедшее десятилетие поколение 20-летних
18.12.2019
Журнал «Русский репортер» представляет проект «Поколение 20х20». Мы публикуем расширенные материалы к исследованию. Нашим респондентам ровно или почти 20 лет. Ребята подводят итоги десятилетия, рассказывают о важных внешних событиях, которые их коснулись. Герой этого интервью— Мария Котлярова, Event-директор из Владимира. Она рассказала, как соцсети сделали нас осторожными и несвободными. 
Конец света
— Вспомни свою жизнь с 2010 года. Какие события внешней жизни стали главными для тебя?

— В 2012-м все говорили о конце Света. По новостям обсуждали эту тему, и вышел фильм «20 12» про апокалипсис. У меня две семьи: папина и мамина. У папы двое детей, а у мамы я одна. И самый страшный момент для меня, когда должен был падать метеорит (или что там?), а я не знала, с кем остаться: с мамой или с папой.

— А какая разница, все же умрут?

— Ну, когда ты погибаешь, то хочешь находиться с кем-то близким. И понятно, что мама не согласится в этот момент быть вместе с папиной женой и наоборот. 

Где-то за час до того, как должен был упасть метеорит, папа позвонил, предложил взять маму и всем вместе уехать в деревню. Типа там будет проще: есть земляной ров, подвал. А если все обойдется, то потом вместе посмеемся. 

Но я осталась с мамой. Мы, не знаю зачем, спрятались в ванную – это так глупо (смеётся). Просидели там 10 минут. Я понимала, что это все фигня, но, все равно, же страшно.
— Если правильно понял, «конец света» помог разобраться в себе: с кем ты хочешь быть. Раньше не было необходимости делать выбор, а потом ты поняла, что нужно выбрать?

В плане разобраться в себе — наверное, да. Но я, скорее, думала по-другому: у мамы я одна, а у папы еще двое детей. И мне тогда было стыдно, но пришлось сделать этот выбор. Наверное, папа уже не помнит, но ему на тот момент было неприятно.
Украина
— Какие еще внешние события отразились на тебе?

— Майдан. Но не скажу, что на мне это отразилось совсем в негативном ключе. Я смотрела новости, воспринимала так: «это все там, ко мне оно не относится». Но в тот год я в очередной раз летом поехала в лагерь во Владимирской области. И там было много украинских беженцев. Мне стало страшно и обидно. Эти люди, с одной стороны, выглядели враждебно, что ли. С другой стороны, абсолютно нормальные дети, такие же, как мы. 
  • — Страшно было от враждебности к тебе?
  • — Да. Меня, конечно, никто не толкал, не пинал, но было видно, что они отдельно от всех. Тогда еще ребята из моего отряда обсуждали, что беженцам отдали домики с ваннами и телевизорами, а нас отправили туда, где в душ можно ходить только раз в четыре дня. 
— Как ты это восприняла?

— Никак. Я спустя неделю уехала из лагеря. Но не из-за этого. Просто условия не устраивали. Но было, конечно, обидно, что им всё, а нам ничего. Были мальчики, которые пытались подраться с беженцами
Западный Крым. 
— Другой момент, связанный с Украиной. Мы с семьей очень любили ездить в Крым. Мамин муж военный и у него в там были хорошие друзья, военный гарнизон, гостиница — все условия, чтобы отдохнуть. Но после событий 2014-го мы года 2-3 не ездили. 
Было грустно, потому что Севастополь до 2014-го и после — это две разные вещи. Раньше — мы объездили весь Крым — все люди были доброжелательные, и казалось, что они жили лучше, чем сейчас. 
После 2014-го украинской речи я там уже не слышала. Относительно людей — но, надо учитывать, мы были в кругу военных — они говорили, что хотят отсюда уезжать. Потому что, когда Крым стал Россией, у них резко снизились зарплаты. 

— Ты это увидела. И какие выводы для себя сделала, что-то в тебе поменялось? Или просто: раньше люди были добрые, теперь нищие и на этом все – живем дальше?

— Мне стало горько за людей. Во Владимире, где я живу, у меня ничего не изменилось. А у них: раньше я приезжала к людям со счастливыми взглядами, а потом — к расстроенным людям. И все какое-то бедноватое. Но мне, опять-таки, было всего 14 лет: не могу сказать, что во мне что-то изменилось сильно или появилась какая-то злость.
Митинги
— Какое следующее ключевое для тебя событие в общественной жизни?

— Летние митинги в Москве. Когда я первый раз посмотрела в Сети видео, где бьют людей, я начала читать новости по теме, углубилась. И у меня, не то чтобы сильно, но подкосилось отношение к властям.
Я родилась и живу при Путине. У меня, моей семьи и окружения, в принципе, все хорошо, все живут в достатке. Никто на жизнь не жалуется. Я к властям и тому, что есть в стране, относилась хорошо. 

Да, знала, что люди воруют, но на мне это не отражается. Тем более, у меня папа – человек 90-х. И он мне часто рассказывал про развал, разруху. И мама рассказывала, в какой она бедности жила. А с приходом новой власти в 2000-х годах все стало лучше.

Но когда я увидела этим летом, как людей просто бьют ни за что… И, конечно, сейчас уже страшно. Даже вопрос переезда в Москву или Санкт-Петербург — страшно. 
  • — Ты, правда, думаешь, что просто пойдешь по улице, и тебя ударит омоновец?
  • — Да, на полном серьезе: я просто боюсь. Но страшно даже не оттого, что выйдешь на улицу, и омоновец убьет. А вот если ты сделаешь что-то не так, где-то не то слово, кому-то дорогу перейдешь, твоя жизнь может закончиться. Не в плане смерти. А, например, посадят за решетку, оборвут карьеру. И с этим никто ничего не сделает: ни твои близкие, ни семья. Это мнение сложилось у меня после митингов.
  • — А причины митингов ты знаешь? 
  • —  Японимаю, что они идут против той власти, которая есть сейчас. Даже в соцсетях, например, встречаешь аля: «Патриарх Кирилл едет на мерседесе, а нам нечего жрать». Наверное, этой фразой можно объяснить все, что сейчас происходит.     
«ВКонтакте» и осторожность со знаком минус 
— Какие перемены в технологиях или образе жизни повлияли на тебя?

— Наверное, «ВКонтакте». Я как раз из того поколения, которое застало и игры во дворе, когда собирались толпами, и интернет. Мне нравилось и то, и другое. Но я помню, что появление «ВКонтакте» — это было для меня как будто что-то ненастоящее. 

Мне было лет 12-13, хотела записаться в студию танца. У них появились страницы в соцсетях. А я же привыкла: нужно звонить, поговорить с человеком вживую, если хочешь куда-то попасть. А «ВКонтакте» — ну, что это такое?

И когда я написала там в беседе, то не восприняла это всерьез. Потом я на всякий случай позвонила, а мне сказали, что я уже записана. Для меня было потрясением, что с человеком вживую уже можно и не общаться. А Инстаграм, Фейсбук уже таких эмоций не вызывали. Это были просто вариации.
  • — «С человеком можно вживую не общаться». И как тебя изменило это потрясение? Это удобнее?
  • — С одной стороны, это было каким-то облегчением. Я в том возрасте была не очень общительной, и мне стало не нужно пересиливать себя, чтобы звонить, выдыхать, говорить какие-то заученные фразы. Можно написать, стереть – все классно. Это плюс.

    Но в какой-то момент мне было грустно оттого, что раньше с подружками мы созванивались и говорили по два-три часа, а потом это все превратилось в переписки со смайликами. И до сих пор это чувствуется, что при живом или телефонном общении друг друга лучше можно понять. Потому что текст каждый может интерпретировать по-своему, со своей интонацией.

    И это учит адаптироваться. Учит писать так, чтобы тебя правильно поняли. Но важно вот что:  
не напишешь ты сейчас в соцсетях то, что ты можешь или хочешь сказать вживую. Потому что знаешь, кто-то может сделать скриншот и ты от этого не отвяжешься. Это всегда какое-то доказательство. 
— Можно ли сказать, что это учит тебя быть осторожнее?

— Да, конечно, на 100%. Каждое тобой «неправильно» написанное слово может тебе навредить. Это осторожность со знаком минус. Это какая-то несвобода. И относительно недавно же в социальных сетях сделали, что можно удалять или редактировать свои сообщения. Наверное, именно потому, что у многих людей такой страх.
«Я не социальная»
— Что тебя больше всего раздражало в общественной жизни за последние 10 лет?

— Много кто из моего окружения боится спросить у официанта, какое блюдо, из чего оно состоит. Меня раздражало, еще когда я училась в школе, что сверстники боятся не то что бы место уступить в автобусе, но хотя бы предложить его. По сути, боятся заговорить с людьми.  
— И это длится все 10 лет?

— Да. Я не понимаю, почему люди боятся людей. Это так глупо, мне кажется. Например, мои друзья говорят мне: «Позвони, забронируй столик в ресторане, потому что я не социальная». «Я не социальная» — это такая шутка. Или: «Позвони таксисту ты, чтобы он подъехал к другим воротам, потому я не смогу ему объяснить». Меня так это бесит. Это, конечно, мелочи, но ощущение того, что люди боятся заговорить, люди боятся людей – у меня это вызывает неприязнь. 

— А что порадовало тебя за эти 10 лет?

— Будет странно, если я скажу, что обрадовало, когда мне снова стало можно летать в Крым? Но я не стала бы это, все-таки, относить. Другое ничего не могу вспомнить.

Блиц
  • — Нравится ли тебе жить в этой эпохе, стране, городе?
  • — В городе нравится. Про страну сложно ответить, потому что не жила в других. Я бы хотела попутешествовать, но жить… Я люблю свою страну, какая бы она ни была. Про эпоху то же самое: как ответить, я ведь не жила в других эпохах.
  • — Как бы ты назвала время с 2010 по сегодняшний день?
  • — Эпоха модернизации. Всё быстро меняется.
  • — Твое поколение – это поколение чего?
  • — Переломное поколение. Взгляды на жизнь переламываются сильно: на семью, на брак, на общение с людьми, на саморазвитие, самореализацию, взгляды на страну, на зарубежье. 
  • — Кто или что мешает самореализации?
  • — Никто. Может, только недостаток денег. А так никто.
  • — Чем в главном ты и твое поколение отличаетесь от поколения твоих родителей?  
  • — Мы не боимся ничего. Ну, не считая, того, что я говорила выше (смеётся). А они боятся всего. 

Комментарии:

Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...