ЕЛЕНА ПЕГУШИНА И ПРОЕКТ «ДОБРОДЕЛКИ»

Да, я получила классическое бизнес-образование: закончила Высшую школу менеджмента по специальности «Управление персоналом» в 2008 году. Всё было очень стандартно. Я стажировалась со второго курса в разных компаниях, видела себя в бизнесе менеджером по персоналу. На третьем курсе я уехала учиться в Тринити колледж в Дублине, в Международную школу бизнеса, на полгода. Вернулась, работала в подборе персонала и хэдхантинге, – подбирала сотрудников на позиции разного уровня: от грузчиков и официантов до руководителей среднего звена. С пятого курса я устроилась в международную табачную компанию. И там всё очень успешно складывалось. Видимо, это моя судьба, работать с молодыми ребятами: я занималась стажировками, привлекала студентов на ярмарках вакансий,но занималась и обычным отбором сотрудников.

Как пришло волонтёрство, ну и, в общем-то, благотворительность? Отчасти всё это семейная история. Моя мама была главным врачом Дома ребёнка. Дом ребёнка – это дети от 0 до 4, от которых отказались по ряду причин. Дети разные, сложные, и мама за семейным ужином часто рассказывала все эти перипетии: об обеспечении Дома ребёнка, об усыновлении. Всё это было предметом семейных дискуссий, и меня всегда поражало, насколько этасистема не развита и сколько там проблем. Помимо этого, у нас в универе было много идейных товарищей, и мы собирали подарки для детдомов. Сейчас это уже организованная акция, университет сотрудничает с разными фондами. Тогда мы сидели во «Фрикадельках» на Грибоедова и обсуждали, как же нам собрать подарки в детские дома. В общем-то, моя благотворительная деятельность начиналась очень стандартно. Тогда мне казалось клёвым, быть Снегурочкой на этих ёлках, а сейчас я категорически против подарков для детских домов. Потому что это развращает сирот, вызывает синдром иждивенца. Они имеют больше 50 новогодних ёлок за тот период, когда люди к Новому году вспоминают, что где-то есть брошенные дети. С точки зрения социального эффекта, для них это совершенно бесполезно. Если вы хотите им помочь, вы можете взять одного-двух на выходные, купить им абонементы в Русский музей. Это будет гораздо важнее. Детские дома в Питере – достаточно обеспеченные, дети все одетые, еда есть. Если говорить о детских домах за 100 км от города, там всё хуже. Но вы же туда не поедете, зато туда ездят волонтёры и разные благотворительные организации.

Вот так понемногу я этим занималась, но даже и не думала, что это может стать моей профессиональной деятельностью.

По-разному. В основном, партнёры благотворительных фондов. Дизайн свитшотов, которые мы сейчас продаём, я придумала сама. Просто я увидела картины детей и устроила аукцион. У меня из пяти картин купили только одну. И тогда я решила попробовать сделать свитшоты с этими картинами. Это ведь модная история. И она сработала.

Да, отчасти я занимаюсь и этим. Я просто исхожу из своего небольшого опыта, говорю, что вот эта продукция продаваемая, а вот эта – нет. Очень сложно иногда отказывать, когда тебе дают расписные пасхальные яйца и ожидают каких-то мегасборов. Некоторые просят. Отказывать тяжело. Хэндмейд хэндмейду рознь. Мы оцениваем сейчас продукцию по визуальной составляющей и по практичности. И функциональность продукта для меня наиболее важна, потому что все эти дизайнерские декорные штучки – картины, фигурки и прочее – этого всего много и так. Например, у меня очень хорошо пошли календари: мы попробовали с «Апрелем», и в этот раз тоже их сделали, только уже с тематикой «Космос». Потому что это практичная вещь, и она нужна всем.

Мне кажется, если человек увидит вещь, которая ему понравится, купит её и потом получит благодарственное письмо от «Доброделок», из которого узнает, что рисунок выполнен детьми-сиротами, это будет даже интереснее. И явно лучше, чем выпрашивать и давить на жалость. Благотворительность должна стать нормой, частью нашей жизни.

Я стараюсь отслеживать, на что их тратят партнёры. Сразу с ними обговариваю два варианта: либо они присылают отчёты, чеки, фотки мероприятий, на которые потратили средства, – либо я это организую или покупаю творческие материалы сама. Всё зависит от ситуации, занятости фонда, суммы пожертвований. С одним детским домом мы собрали для них около 30 000 (мы продавали ёлочные игрушки, такие декупажные, очень интересные, и люди много жертвовали сверх цены). На эту сумму мы сделали зимний сад у них в детдоме. С фондом «Апрель» (он помогает детским домам, которые находятся далеко от Питера) у нас чёткая договорённость: они сейчас делают ресурсный центр для выпускников детдомов, в котором специалисты помогают адаптироваться ребятам к взрослой жизни. А мы поддерживаем этот центр, направляя туда средства.

В Европе нет сирот в нашем понимании. Там нет детских домов как учреждений, как у нас. Там действует другая система, больше фокус на приемные семьи. И я не думаю, что там есть сироты в таком количестве, как у нас.

Как всё вообще произошло. Занимаясь развитием «Доброделок», я вышла на Михаила Кривоноса и Илью Сметанина. Их проект — это Центр «Работа-i» по трудоустройству выпускников детских домов и молодых людей с ограниченными возможностями. Мы познакомились и решили «поженить ежа с ужом»: его ребята в качестве краткосрочной стажировки поработали у меня в «Доброделках». Для ребят это были очень серьёзные шаги – приходить вовремя на работу, в заранее обговорённое место, выполнять поручения, не уходить с рабочего места. За прошлый год у меня проработало более 10 человек на разных фестивалях. И онлайн работала у меня девочка. Она сирота. У неё очень хорошо получается писать тексты, и вот, весь прошлый год она вела паблик «Доброделок», а я контролировала написание постов. Таким образом, это была площадка, на которой мы проверяли ребят на готовность работать с уже более крупными партнёрами – работодателями. У всех судьба складывалась по-разному. Кто-то отработал год в крупной компании и ушёл – но это говорит хотя бы о том, что человек вообще может куда-то пойти, принять серьёзное решение. Потому что дети, выросшие в детском доме, не умеют принимать самостоятельных решений. За них всё всегда решали до 18 лет. А с 18 они должны уже как-то сами этому учиться.

В этом точно нет никакой святости и героизма. И это не волонтёрство или чистая благотворительность, это социальное предпринимательство – бизнес, нацеленный на решение социальных проблем. Я работаю, как и все остальные: трачу время, силы. Но для меня очень важно ощущение полезности. На момент, когда я всё это начинала, у меня было не так много знаний в этой сфере, но был некий опыт, и мне хотелось с помощью этого опыта что-то созидать, кому-то помогать. Сидеть в большой компании и принимать людей на работу? Ну да, я занималась этим пять лет, говоря себе, что я же трудоустраиваю людей, обеспечиваю производство рабочими местами. Но это ощущение себя в большом механизме как-то угасло со временем.

А вот когда я попробовала заниматься «Доброделками»… Знаете это ощущение, когда ты понимаешь, что все само складывается? Когда начинаешь что-то делать, и откуда ни возьмись подтягиваются разные люди? Так было и у меня. Когда я занялась «Доброделками», я ходила на йогу и встретила там девушку-дизайнера. Говорю ей: «Вот, хочу проект сделать, ломаю голову над логотипом». Она: «Где делаешь логотип?» «В Powerpoint», – отвечаю. И она предложила свою помощь. Так, постепенно, дело набирало обороты, и к нему подключалось всё больше людей. И я думала о том, что если ко мне притягиваются такие классные, интересные люди, значит, я на правильном пути. Это завораживало, что есть целое сообщество таких же, как я.

Действительно перспективы были другие. Я потеряла в два раза в доходе, уйдя из бизнеса, и меня не поддерживал никто. Даже самые близкие люли считали, что у меня в декрете просто поехала крыша. Кто-то советовал обратиться к психотерапевту, проработать целеполагание. Было забавно. Но я понимала, что это всё моё, и это круто. Когда тебе пишут из детского дома, что на вырученные деньги они пригласили мастера, который научил ребят рисовать на воде, а это супер-арт-терапия для особенных детей. И ты не просто сидишь с 9 до 6 и получаешь зарплату. Нет, это тоже прикольно, многие этим занимаются и получают кайф. И я такой была. А потом поняла, что больше не могу. Я всегда себя неловко чувствовала в мире больших корпораций. С ребятами мне как-то проще. Конечно, продвигая «Доброделки», я всё равно сталкиваюсь с бизнес-миром, ведь корпоративные сувениры мы тоже делаем. И тут мне мой опыт приходит на помощь, потому что я прекрасно понимаю, как мыслит человек из этой сферы. И я подумала, что люди, работающие в бизнесе, должны быть социально ответственными – и действительно ведь очень многие компании делают кучу социально ответственных штук. Так почему бы не помочь направить их деньги в нужное русло?

В первую очередь, не нужно думать, что они какие-то особенные. Да, действительно, у них есть какое-то количество психологических травм, но у кого из нас их нет? Кто-то рос без мамы, а кого-то мама била в детстве. У каждого из нас есть что рассказать психотерапевту о своих родителях.

Просто у них есть определённый багаж, который ты учитываешь. И в определённый момент подхватываешь, подбадриваешь: говоришь, что всё получится. Потому что у них очень заниженная самооценка.

Наверно, мне ещё помог мой опыт работы со студентами: я стараюсь их «зажигать». Но с этими ребятами, конечно, сложнее. Раскачать их, добиться доверительного отношения – это целая история. С девочкой, которая вела наш паблик, у меня наладился контакт только через какое-то время.

Я очень много читала про психологию сиротства, чтобы понять, где, что и как. Но самое главное, пожалуй, это держаться с ними на равных.

Об этом, наверно, рано ещё говорить, потому что они все ещё в процессе. И я считаю, что они не попали в какие-то неприятные истории, – это их выбор и их заслуга. Эти ребята каждый день работают, преодолевают себя. Утром проснуться (они же привыкли, что их будят всё время), встать, собраться, приехать… Для нас с вами это кажется обыденными вещами, а их никто этому не учит.

А кто сказал, что они мне доверяют? Для ребята-сирот сложно выстроить доверительные отношения. И это не из-за того, что они якобы такие плохие. Просто они росли в той среде, где за 18 лет их жизни менялось по 30-40 взрослых. У нас с вами есть какой-то постоянный круг отношений: родители, дяди-тёти, их друзья. Вы ругаетесь-миритесь, учитесь выстраивать эти отношения. В их случае – это калейдоскоп людей, и они считают, что это нормально, когда сегодня вы попили кофе и дружески пообщались, а завтра ты как будто исчез из их жизни.

Я с ними выстраиваю рабочие отношения, это другое. Да, они привязываются. И с привязанностью тоже надо что-то делать, объясняя: сейчас мы с тобой три месяца работаем, а потом у тебя заканчивается контракт, и ты уходишь в другое место. И это тоже целая история и отдельная работа.

В перспективе я хотела бы, что в «Доброделках» работали только эти ребята, потому что они, на самом деле, все отличные сотрудники. Они без шлифовки – такие, какие есть. И порой они более целеустремлённые и ответственные, чем кажется на первый взгляд. Спасибо Михаилу и Илье за возможность привлекать именно таких ребят.

В идеале – сдвинуть пласт потребления людей. Чтобы люди потребляли меньше, но лучше. От количества переходили к качеству. Чтобы история происхождения вещи стала важна для людей. Чтобы они понимали, что своими покупками они могут выбрать осмысленный образ жизни, потреблять со смыслом. Сейчас кто-то выбирает только экопродукты, кто-то не носит вещи животного происхождения. У каждого свой выбор. Мне кажется, купив фоторамку, которую сделал слепоглухой человек, ты будешь совершенно иначе относиться к этой рамке.