Ночь выборов

Никита Хрущев когда-то в этом здании страшно ругал советских художников-абстракционистов, которые на него в ответ, кажется, так и не обиделись. Для них он всё равно остался лучшим правителем СССР.

Однажды, в середине 70-х, после «Синей птицы» в Камергерском, мама повела меня в Манеж. Она любила «совмещать мероприятия»: после театра — выставка, после кино — музей. В тот раз, зимой, в Манеж стояла очередь, там висел Глазунов. Мама потом получила нагоняй от более «продвинутой» подруги за прививку сыну дурного вкуса. Но в моей памяти остались его ранние московские пейзажи — мне они и сейчас нравятся. Ну, ещё, конечно, гигантские разноцветные стразы, торчащие из картин про Годунова. Я спросил маму: «А разве так можно картины делать?» Она пожала плечами, улыбаясь: «наверное, это такое экспериментальное решение?»

Потом, в начале 90-х, я не вылезал из Студтеатра МГУ, ул. Герцена, (Большая Никитская)  д. 1. Теперь там иконостас вместо зеркала сцены, и я никогда не забуду, как туда, под телекамеры, приезжал седой Ролан Быков и на коленях просил оставить старейшее московское театральное здание — театру. Церковь из этого здания получилась странная: её алтарь смотрит не на восток, а на Кремль. А 200 лет назад на его сцене (как раз там, где сейчас алтарь) дебютировали Мочалов и Щепкин. Окна репетиционного зала театра смотрели на старый Манеж. 

В солнечном буфете на втором этаже Манежа у меня однажды было драматичное объяснение с одной замечательной девушкой. Из тех, что помнишь всю жизнь.

Прямо в знаменитых бетанкуровских стропилах, под самой крышей, в 90-е открыли ещё один маленький зал, и я успел там посмотреть несколько выставок и какой-то спектакль. И потрогать те толстенные балки 1817-го года рукой. В минувшем ноябре им исполнилось бы ровно 200 лет. 

Около рубежа миллениума в Манеже висел Картье-Брессон. Насмотревшись великого мэтра, я вышел на летнюю Манежную площадь и машинально отщелкал на гуляющие парочки две пленки. Шеф в «Независимой», грозный Борис Кауфман, увидел контрольки и сделал из них фотополосу «про любовь в городе».

14 марта 2004-го шеф позвонил мне около девяти вечера, когда я вышел из ЦИКа. «Там в Манеже возгорание. Ты ближе всех. Сходи, сделай кадр и езжай домой», - у всех нас тот рабочий день длился уже 12 часов.

Для меня его начал в 9 утра Жирик, ругавшийся с кем-то около урны. Кажется, Путина я тоже снимал в тот день, на участке в НИИ на Косыгина, но могу и путать. Путин шел на второй срок. 

Когда я вышел на Театральную из-за стены Китай-города, я что-то сказал матом. Это не было «возгорание», скорее — вулкан посреди города. 

Когда я почти дошел до угла Большой Никитской, с грохотом рухнула треугольная верхушка фасада. Снять падение я не успел. Насколько я понимаю, именно в этот момент там погибли люди.

К ограде Журфака МГУ никого не пускали и я свернул вправо, на Никитскую, мимо бывшего Студтеатра. Там стояли вереницы пожарных машин. Я сделал кадр из глубины улицы. 

За это время оцепление на площади сдвинули и я автоматически оказался за ним. Никто больше не останавливал, я пошел по шлангам, вдоль стены с сияющими огнем окнами.

Я не специалист, но мне казалось, что никто тушить уже не пытается. Бетанкуровские фермы стали единым костром, мощь огня явно была несоразмерна человеческим силам.

На Моховой стоял жар. Несколько брандспойтов било в воздух — мне потом объяснили, что это «водяной занавес», чтоб огонь не перекинулся на древнюю Библиотеку МГУ, это было бы катастрофой  похуже сгоревшего Манежа.

Я поснимал мыльницей пожарных. Они были не против.

Со стороны Библиотеки им. Ленина от фасада уже валил пар, огонь не было видно. 

Фермы перекрытий прогорели до углей только к полуночи. Помню, я ждал, что будут тушить вертолетами. Но, видимо, зависать над таким колоссальным костром вертолету небезопасно.

Я успел вдоль Александровского сада обойти вокруг всего здания Манежа.

В прогоревшие двери со стороны Кремля пожарные уже собирались заходить внутрь. Там всё было завалено обугленными балками. Над ними стояло малиновое марево невероятной красоты, на фотографии это не передается. Торчали те знакомые с детства искореженные металлические фермы. 

Помню, я боялся, что расплавятся подошвы ботинок, когда пошел за пожарными. От пленки я уберег к этому моменту лишь пару кадров. А в паре метров за стеной и в мыльнице сел аккумулятор. Подошвы не пострадали.

Я встретил перед тем кого-то из коллег. Спросил пленки взаймы. Ни у кого не было. В день выборов все отстрелялись еще днем. Я не видел ни одного чужого кадра, сделанного внутри Манежа после полуночи 15 марта. Интересно, есть ли у кого-то снимки оттуда, особенно позже часа ночи. Чисто визуально именно там было самое невероятное зрелище.

Когда снимать стало не на что, я уехал домой, чтоб не терзать душу.

Манеж восстановили очень быстро, за год. Внутри мало что напоминает старое здание. Всё другое, и вестибюль, и залы. Зато удобно и современно, этого не отнять.