Судить нельзя помиловать

Зоя Закирова - регент архиерейского митрополичьего хора в Уфе, высшая профессиональная ступень, которую регент может достигнуть в Башкирии. В выходные и в праздники она руководит хором во время службы главы Башкортостанской митрополии, владыки Никона, в храме Рождества Богородицы.
- Пойду попью чайку, а то замерз, - роняет батюшка, проходя мимо нас.
Мы в Сергиевском соборе, где Зоя регентует в будни. Приезжает сюда через весь город, как минимум час на дорогу. На улице мороз, а в храме далеко не так тепло, как дома. Когда Зоя Закирова училась на последнем курсе музыкального училища, она поехала к бабушке в Тамбов, и там окрестилась. Дома было нельзя - папа был татарин, партийный, и при должности. Через год Зоя стала регентом.

- Двадцать пять лет прошло, - говорит, - а я до сих пор считаю, что главное в моей работе – со-служение. Алтарь – они молятся, а мы помогаем. Алтарь, клирос и народ, когда все это сливается вместе – происходит чудо. Бывает, в хор приходят светские люди, но они всё видят и становятся верующими. Господь всех призывает, но чтобы петь в храме, надо иметь веру, пусть крохотную.
- Можно представить, что от безденежья человек, который работает в храме, совершит плохой поступок? Например, украдет?
- Да вы что?! – она смеется. – У людей, кто у нас поет, честность обязательно должна быть, порядочность, доброта, любовь к людям.
- Правильно понимаю, вы говорите, что верующий человек, который поет в храме, и в мыслях не допускает, что может поступить нехорошо, совершить, например, что-то уголовно наказуемое?
- Спаси Господи и помилуй! – Зоя говорит очень искренне. - Конечно, лукавый всегда ходит за нами по пятам. Но вера она всегда держит человека, есть же заповеди определенные, которые мы должны соблюдать, которых должны придерживаться. Поэтому мы, собственно говоря, и пришли сюда.
Я спрашиваю Зою, какие моменты в ее работе больше всего впечатлили. И она рассказывает, как служила с владыкой Никоном, и во время международного съезда регентов - с самим патриархом Кириллом. Ее впечатления – о высокопоставленных в Русской православной церкви лицах, и событиях, которые связаны с ними. И она говорит, что люди, работающие в храме, не могут свершить плохой поступок. Похоже, будто пересказывает официальную позицию большой корпорации. Внутри корпорации всегда есть люди, которые искренне верят в ее официальную идеологию. Даже в такую как, например: «Наши продавцы всегда доброжелательны к клиенту». Но мы по опыту знаем, что это разные вещи – официальная позиция, и реальная жизнь. Чем тогда Русская православная церковь отличается от любой другой корпорации? В обычной фирме было бы достаточно правильно выполнять свою функцию – носить платок, ходить к причастию - и никого не будет волновать, чем ты занят в свободное время, и что у тебя творится в душе. Правда ли, что все так и есть?
Уфа

«Как пройти, Творца хваля, с ноты «до» до ноты «ля»? И от Пасхи до Поста? Вы спросите у Куста!». Под этим стишком таким же черным маркером на стене - слова благодарности регентов из Мадрида, Амстердама и еще ниже из Австралии. Привет оттуда обведен в рамку, похожую на кошачью морду с ушками, но, оказывается, авторы имели ввиду форму самого австралийского острова.
- Попасть к нам на регентское отделение сложно, - говорит мне «Куст», которому посвящены все эти послания. Евгений Кустовский работает регентом в церкви Трех Святителей на Кулишке в центре Москвы, 27 лет назад он основал Московские Православные регентские курсы, сейчас руководит «Регентским и певчим отделением православного гуманитарного института «Со-действие». 

– Пусть набор небольшой, но зато нам не приходится краснеть за выпускников.
У него уже седые борода и усы, но все еще темные волосы, синие джинсы, поспешные движения, которые выдают в нем человека по-юношески активного.
- Обязательно музыкальное образование, - говорит. - Регент должен не просто издавать звуки, а задавать тон, находить нужную гармонию: устойчивую, неустойчивую. Сама профессия очень творческая. Несмотря на то, что существуют жесткие заданные рамки в служебном уставе, для регента остается простор в том, как реализовать его правила в звуки. Да, порядок службы зависит от того, кому она посвящена, какой день недели, праздник ли, или наоборот. Но есть регент, который должен службу приготовить, прочитать ее особенности в книгах, а затем, самое интересное, - Евгений запрокидывает подбородок, выглядывает на меня из-под полуприкрытых век. Движение такое, будто он держит голову прямо, но читает с листа, - надо подобрать песнопения так, чтобы, с одной стороны, выдержать традиции пения, а, с другой, выстроить звуковысотность, чтобы хору было удобно петь, а людям - слушать.
- Значит, главное, - говорю, - профессиональный подход?
- Я – не светский дирижер, так что объект моей деятельности – не музыкальное произведение. Оно лишь средство раскрытия процесса богослужения. Некоторые подменяют понятие «служение» другими вещами. Есть люди, которые пришли получить удовлетворения финансовые. Дай меньше, они откажутся регентовать. Но сейчас всем платят мало, что уж тут… Есть те, кто приходят ради общения, как в компанию близких друзей. Это не так цинично, но все равно не то. Как правило, такие люди устраивают междусобойчик между пениями. Некоторые приходят молиться, на клиросе, дескать, эффективнее. Ты такого спросишь: «Что ж так фальшиво поешь?», а он: «Зато молитвенно». И это не очень правильно тоже. Но когда человек постоянно ходит на клирос, то начинает расти его техника, его голова, глаза, уши и голос. И нет мыслей о заработке или общении. И лишь когда все доведено до автоматизма, освобождается в голове место для молитвы. Я вошел спустя много лет в понимание молитвенности. Всего лишь лет десять назад.
В отделении университета, где мы разговариваем, вдоль стен стеллажи с книгами: пособия, песнопения, авторское сочинение. В комнате с шутливой табличкой «Главный дирижер», на столе, альбом Чюрлёниса, литовского художника, который был еще автором первых литовских симфонических поэм.
- В нашем пении самое главное – слово. Что за ним стоит? Мой коллега, Владимир Чугриев начал говорить с нами о смыслах. «Как вы это понимаете?» - спрашивал. Умение вникать в смысл сделало многих из нашего хора хорошими, думающими.
Все это говорит учитель. Но так ли можно понять, кто такой регент в хоре? Он – специалист?
Порывисто поднявшись, Евгений уходит за книгой, и через секунду, водя пальцем по гласам, показывает, что переводы с греческого иногда существенно меняют смысл, но еще комичнее могут запутать смысловые разбивки, которые из-за ошибки в верстке относят важное слово не к той части.
- Прямо «казнить нельзя помиловать», - говорит он. - Тут начинаешь задумываться, и появляется сопереживание тексту службы, как собственной и одновременно соборной молитве. Когда я стал работать регентом, сразу поменялась моя мирская жизнь. Мне стали безразличны многие вещи, в частности меркантильные. Я порвал с аспирантурой и фольклором, которым занимался. Не разлюбил, просто не мог по остаточному принципу им заниматься. Светская жизнь может значить больше, но, как правило, церковная жизнь меняет человека, его ориентации в миру. Сам я стал гораздо больше придавать значения слову, и когда пою тексты служб, и когда читаю лекции студентам, и даже когда общаюсь с сынишкой. Теперь во всей жизни я чувствую сакральную силу Слова.
Евгений говорит, человек долго не удержится в церкви, если будет вести деятельность, которая православным ценностям противоречит. Потому что тогда он не сможет проникнуть в суть. Но это правило сработает для того, кто вдумчив и целостен. А если попадется регент другого склада?
Москва

Матушка Мария – регент в Воронежской духовной семинарии для мальчиков. На ней черное плотное платье, и нательный крестик на толстой серебряной цепочке. С раннего детства православные родители прививали ей любовь к Богу. Сначала заставляли молиться утром и вечером. Потом она стала молиться добровольно, сама.
- В моей семье все всегда пели, поэтому заниматься вокалом я решила с самого детства. Теперь я регент, мы с хором мальчиков выступаем на крупных торжествах и поем в храме по выходным, - говорит матушка. - Во время церковного пения я должна думать о Боге, но, честно говоря, мои мысли заняты только тем, чтобы вовремя предотвратить халтуру мальчиков. Потому что человек должен войти в храм и почувствовать эту связь с Богом, а не закрыть уши и выбежать на улицу.

В духовной семинарии Мария познакомилась со своим будущим мужем. Теперь он настоятель храма, она регент, у них трое детей.
- Как-то раз моя подруга, у которой муж-тусовщик скончался от наркотиков, повела меня на мастер-класс "Счастливая жизнь". Я послушала проблемы, с которыми приходят люди и поняла: я самый счастливый человек! Поблагодарила Бога и пошла домой, самой счастливой. Подругу прошу встать на праведный путь, но только аккуратно, чтобы не испугалась.
- А вам, как регенту, можно подрабатывать в другом месте?
От такого вопроса Матушка Мария покрывается ярким румянцем. Кажется, она читала статью про регента-проститутку.
- Мы с мужем за двадцать два года ни разу не были в кафе, не говоря уж о ночных клубах и прочих увеселительных местах, - говорит она, с испугом. - Грех это всё, неправильно. А вот работать врачом, нянечкой в детском саду можно, - она улыбается. - У нас есть такое понятие как послушание. Батюшка сказал, что мне нужно учить детей пению, в этом моё послушание. И я благодарна Господу за такую возможность. А деньги приносит в семью муж, поэтому подрабатывать не приходится.
Матушка прокручивает обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки и стыдливо приподнимает тёмные брови.
- А можно ли вести параллельную жизнь, связанную с развратом? - спрашиваю.
Она меняется в лице. И быстро достает из сумочки молитвослов, изрядно протёртый до дыр.
- Нельзя служить душою Богу, а телом Дьяволу! – убеждает она, и показывает мне иконы, разложенные по каждой странице книги. - Гнев Божий очень силен и его нельзя недооценивать! Можно раскаяться и молить Господа о прощении за поклонение Дьяволу, а служить ему это великий грех, да и не один священослужитель не пойдёт на такое! Великий, великий грех!
Образ матушки – правоверный гротескно, с ее черным платьем, и молитвословом, затертым до дыр. Но глядя на ее румяцец, слушая ее восклицание, я понимаю точно – Божьего Гнева она боится больше всего на свете.
Воронеж

Свято-Воскресенско-Германовский собор затерялся во дворах Ульяновска, но его всегда можно найти по бабушкам, которые крестятся в нужную сторону, даже сидя в маршрутке. На пути в храм коридором стоят цыгане. Внутри много женщин, но у регента Лидии Богдан особенное лицо – глаза светятся, сдержанность и мягкость в чертах.
- У меня обычная жизнь, - говорит она. - Вам, наверное, нужно что-то интересное, сенсации. Я ничего умного не скажу.

Лидия поднимается по винтовой лестнице на клирос, присаживается на деревянную скамью. Склонив голову набок, внимательно смотрит мне в глаза. И она не отведет взгляда ни разу за наш разговор.
- Музыкой я занималась с четырех лет, - говорит. - В школе внушали, что Бога нет, но в это не очень верилось. Бабушка много рассказывала о православии. О моих предках, которые в нескольких поколениях были священниками. А я работала танцевальным концертмейстером до тридцати, и преподавателем в Доме Культуры. Но в двухтысячном стала регентом. О светской работе уже не думаю. Но я не превратилась в фанатика. Считаю, что церковный музыкант должен разбираться во всем - и классика, и рок, и джаз, и опера…
Лидия говорит, что не любит «православнутых». Говорит, важно, чтобы человек понимал, зачем приходит в церковь, в особенности - на клирос.
- А зачем он приходит?
- Есть певчий, который работает в церкви сорок лет. У него бывали запои. Но мы не осуждали его - это же беда. Мы знали, что он борется. Певчий прикладывался к иконе «Неупиваемой чаши», и избавился от своей болезни. У православных есть правила, проверенные временем, и мы стремимся соответствовать им, понять их. Регенты - воцерковленные люди. Мы ходим и ко причастию, и на исповедь, соблюдаем пост. Но это дело личное. Тут важно не давить. У нас есть люди, которые по несколько лет не исповедовались, но мы знаем, что они все равно к этому придут. Потому что нельзя просто зайти в церковь, побыть православным, а потом пойти в мир и делать что попало. Нельзя служить двум богам сразу - либо ты во грехе, либо стремишься к спасению, в церковь. Иначе молишься - а душа-то может пустая.
Ульяновск

– Помню себя маленькой девочкой, – говорит Алина, регент Знаменского храма в Ярославле, у батюшки после воскресной службы общение с прихожанами, а у нее с хористами – разбор полетов. – Стою на клиросе. Хор поет. Мне кажется, что это пение восхитительно. И, вдруг, раздается мамин голос: "Нет, это совершенно никуда не годится!" Тогда я думала: "Ну как же так?!" А сейчас могу сказать только одно – "Не годится!"
Алина потомственный регент.

– Самое сложное – работа с коллективом, с каждым певчим, - говорит она. - Мы с ними просто живем одной жизнью. У нас одни шутки, мы говорим на одном языке, обсуждаем одни проблемы. Ты знаешь, как живет каждый из клирошан, конечно, в ту меру, в какую человек хочет этого. Будучи внешним в Церкви, нельзя понести весь объем умений и знаний регента. А если ты православный христианин, исповедующийся и причащающийся, то ты уже не можешь вести порочную жизнь, это не согласуется с твоей верой, с твоим духовным устроением. Это однозначно разорвет человека на части.
– Бывают в церковном хоре люди, далекие от веры?
– Да, приходят подработать, но остаются не все. В моей практике была ситуация, когда батюшка сказал, что не может слышать, как поет один из певчих. Понимаете, это не значит, что у него плохой голос или он не знает нот. Как раз наоборот, у человека консерваторское образование, он много лет поет в хорах. Но он не понимает, что в храме происходит за богослужением, не исповедуется, не причащается, даже не стремится к тому, чтобы стать хоть чуть-чуть лучше, исправить в себе дурные привычки. И это все отражается в его пении. Случается так, что на клирос просятся профессиональные музыканты, подходящие нам по тембру голоса. Мы в хор человека берем. Но, бывает, кто-то из них имеет дурные привычки – курит и выпивает. И тут начинается сложный для человека период выбора. Или оставаться в Церкви, но тогда надо меняться, причем люди понимают это сами, глядя на весь строй церковной жизни. Или оставлять в своей жизни все по-старому, но из церкви уходить. Это сложный выбор. Но его приходится делать человеку самому. Мы можем лишь помогать, советовать…
– Пение на клиросе меняет людей?
- Иногда до неузнаваемости. Несколько лет назад я была знакома с одной семейной парой. Муж и жена ходили в храм, а их сын был далек от Церкви. Его жизнь была обычной для мальчишек – он учился в вузе, интересовался музыкой, фильмами, курил, выпивал с друзьями. Но потом заинтересовался, пришел в храм. И вот сейчас этот молодой человек уже инок в одном из монастырей. Всегда трудно уловить этот момент изменения в человеке, виден он хорошо только священнику. Но это, наверное, самое главное, что происходит с человеком в храме – его духовное рождение, когда он свой выбор сам сделал. 

Евгений Пятыгин регентует в Свято-Троицком кафедральном соборе, старейшем православном храме Нижнего Тагила, всего полгода. Пока он учился в консерватории, был певчим в хоре. Сейчас учится еще в духовной семинарии. С детства он мечтал связать жизнь с музыкой, но так сложилось, что пошел в музыкальную школу на курс фортепиано только в двадцать один год. А к православию он пришел, говорит, через историю и живопись, и потому что задавался философскими вопросами, изводил себя поиском смысла жизни. И ответы нашел в религии. А посвятить себя служению Богу Евгений решил после того, как услышал в церкви хор бабушек. Голоса звучали так стройно, на душе становилось так тепло и спокойно.

- Без Бога не может быть музыки, для меня это неразделимые понятия, - говорит Евгений. - Я не могу сказать, что слышу Бога – нет, нет! Но в музыке начинаю слышать некоторые проявления того, что мы называем действием Бога. Это вся красота мира, гармония, одухотворенность! Поэтому люди, выходящие из храма, не желают друг друга зла, - мой собеседник говорит быстро-быстро, словно боится не поспеть за собственными мыслями. - Как дирижер-регент, я думаю о службе, и о том, какими средствами выражать ту или иную молитву, причем, обязательно в рамках канона. В моей работе нет места отсебятине и показушности. У певчих нет сцены, они не слышат аплодисментов - через пение они лишь служат Богу!
На воскресной службе хор Пятыгина поет полным составом. Дирижер улыбается – кажется, результатом доволен. А на столе в комнате отдыха хаотично расставлены чайные кружки, в углу – маленькая новогодняя елка, а на диване свободно флиртуют друг с другом обычные тагильские тинэйджеры. И это в храме! Евгений удивляется моему удивлению: храм место свободы, здесь должно быть комфортно разным людям, да и тут – ничего плохого…
- Неверующему человеку, - говорит Евгений, - здесь просто будет не по себе, скучно. Блаженный Августин говорил: люби Бога и делай что хочешь. Ведь понятно, что когда ты любишь Бога, ты не будешь делать безнравственные вещи. В любом храме служат простые люди, настоящих праведников – раз, два и все. Но человека убежденно безнравственного здесь быстро вычислят – дурные помыслы не скроешь. Вообще я против всех этих пафасных слов – грех, святость... Я обычный человек, даже бороду ношу лишь потому, что мне лень бриться. А еще говорят – она мне идет. Я слушаю разную музыку: от русского рока до американской попсы. У меня нет отрицания с достижениями современного мира. Я убежден в том, что человек, стремящий к добру, и интернет, и другие технологии использует во благо, и в этом суть.
Нижний Тагил

В субботу в храме Святителя Николая Чудотворца в Междуреченске закончилась литургия.
— Моральные качества певчих важны? – спрашиваю регента Елену Гребенюк, она пришла петь в клиросе в одиннадцать лет, в пятнадцать уже проводила службы, иногда ради службы прогуливала школу, потом, когда училась в педагогическом, отпрашивалась на службу каждую субботу. - Если придет, например, алкоголик, он будет петь?

— В Новокузнецке у нас в храме был бас… Спокойный, но выпивал, иногда пропадал. Кто сейчас скажет, вот алкоголик в хоре поет. Но был случай в поселке Мундыбаш, мы ждали владыку, у меня младшая дочка, семь месяцев, на руках. А старшая, четыре года, попросилась в туалет. И ее повела девочка постарше. Туалет уличный, дырка в земле, и она там была непривычно большая, и лампочка перегорела, было темно. И вот, мой ребенок упал в туалет, прямо в яму. И ее спас тот самый алкоголик. Он лег на пол, и вытащил ребенка из выгребной ямы. Никто другой не был готов лезть туда. Вопрос о том, какой человек, он не такой и простой. У нас в хоре одна девочка пела, а ее отец был против. Она говорила ему, что у бабушки ночует, а потом с бабушкой тайком приходила в храм.
— Это не противоречит христианским ценностям, обманывать папу, хитрить?
— Эта девочка в итоге поехала учиться в духовное училище, сейчас у нее год послушания в монастыре. Если бы ее папа пришел говорить со мной, я бы, скорее всего, попросила ее не идти против его воли. Я бы ей сказала: «Потерпи, потом поедешь учиться и сможешь петь». Но она бы выросла, и все равно скорее всего поехала в духовное училище. Был бы такой же итог. Не всегда по внешним признакам видно, какой человек, но мы можем видеть, как он в итоге раскрывается, как он поступит: может быть, он ребенка спасет, или свяжет все свою судьбу с Богом.
Междуреченск

Хор, в котором Денис Рогов работает регентом, - архиерейский, служит с митрополитом Казанским. Но в этом, говорит Денис, никаких привилегий нет. Еще Денис преподает в Казанской консерватории. За стеной нарастают звуки, кто-то играет на фортепиано, и регент постукивает ключом по столу этому кому-то в такт.

– Может ли случиться, что регент встанет на путь разврата, чтобы заработать на жизнь?
– Безгрешных людей нет. Вполне возможно, что была такая заблудшая душа, – говорит Денис, глубоко задумавшись. – Даже в «Житиях святых» указано, что и они грешили. Один из ближайших людей к Иисусу Христу продал его за тридцать серебряников. Происки лукавого - сами понимаете. Чем больше человек находится в Храме, тем ближе он к Богу, и тем больше на него нападок лукавого – больше искушений. Вот на меня всегда перед постами и большими праздниками со всех сторон сплошные неудачи, чтобы выбить из колеи. Также временные, случайные люди бывают всюду, иначе не существовало бы священников «в запрете». Но это может продолжаться в короткий период. Потому что православный человек либо уйдет, либо покается. У меня есть неправославные знакомые, которые поют в храме.
– Они регенты?
– Точно нет. Регент – ответственная работа. Она стимулирует следить за тем, что ты делаешь и говоришь. Регент пример для хора. Даже если он, зайдя в храм, не крестится, скорее всего, его хор будет делать так же. Бывает, люди сбиваются с пути истинного. Только Бог имеет право судить человека, только сам человек в ответе за свою душу. Однако, есть официальная позиция церкви, основанная на божьих заповедях. Есть официальная позиция церкви, а есть ни от кого на земле кроме самого человека не зависящая духовная жизнь.
Официальная позиция говорит, что близкие к церкви люди не нарушают заповедей. Но чем отлична эта самая духовная жизнь?
Казань

Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Медведково, шатровый белокаменный без «луковичных» куполов. Тут четыре хора, первый – он же главный - из профессиональных певчих, остальные - из послушников, обычных прихожан.
- Прийти, помолиться и домой пойти – так умеют только единицы, другим не хватает концентрации. Человека надо вовлечь в литургию. Поэтому наш отец Валентин решил отправлять всех, кто мало-мальски умеет петь, на клирос, - говорит Татьяна Королева. Она на послушании в храме двадцать лет, столько же лет назад она закончила обучение регентству у Евгения Кустовского. Она закончила строительный, и работает преподавателем в МАРХИ, диссертацию писала на тему «сохранение белокаменных памятников архитектуры». Одета со вкусом: длинная юбка в пол, легкий кашемировый свитер и шарф отличаются оттенками приятного серого, изящная подвеска на шее.

- Я не могу сказать, что люблю службу, - говорит Татьяна. - Но не представляю своей жизни без нее. Для меня путь к Христу идет через труд. Деятельность – моя молитва.
В храме много разных форм послушания, начиная от регентства, помощи при крещении, заканчивая украшением храма и уборкой. Прихожан пытаются вовлечь в любой род деятельности. Всего, по словам Татьяны, «духовных чад» у отца Валентина, настоятеля храма, около 150 человек, и каждый выполняет свое послушание.
- Мы чувствуем себя в храме как дома. Тут нет жестких правил, как тебе креститься, где стоять. Православие – не религия, а образ жизни. В церковь я пришла за мужем, как молодая жена, за советами. Мне батюшка тогда объяснил, что надо начинать с себя, изменюсь я, изменится и мир. Ежедневная работа над собой – вот вся жизнь. Здесь, в храме, на мне и реставрация, и дизайн, и выбор цвета стен, - широко улыбаясь, она трогает салатовые стены. – Я тут главный инженер. Я уверена, что не выйдет разделить жизнь мирскую и церковную. Может ли, к примеру, наркоман петь на клиросе? Скорее всего, в наемном хоре. Но зато, – Татьяна звучно смеется, - как красиво петь! Знаете, «человек сам с собой всегда договорится». Не главное, принял он наркотики или нет. Главное - стремиться очистить сердце от злобы, гнева, недовольства. Вот не может человек от плотского греха избавиться? У нас, например, наш регент Леонид Анатольевич всю жизнь курит. Да, грех, но тут в храме его любимое дело. Он не уходит в обычный хор, потому что, видимо, душа лежит именно к церковной музыке. Многие скажут: «Уж раз и в храме курят!», они не понимают, что сюда, может быть, самые грешные и приходят. А в миру гораздо больше нравственных людей, чем здесь. Но если человек пришел, он хочет что-то изменить. Все мы здесь за этим. Не получается физически, хотя бы мысленно, но главное – он признает свой грех, и стремится стать лучше. Разница в этом.
Евгения смотрит серьезно.
- Говорят, можно верить в Бога, а институт церкви сам себя дискредитировал. Мир меняется, ты не можешь абстрагироваться от внешнего. Вот, убили посла России, в ленте в Facebook момент убийства, я не хочу, а смотрю. Человек слаб: сегодня то посмотрел, завтра другое. А церковь нас возвращает. Без таинства в церкви нельзя поддерживать веру. Я каждый раз после причастия чувствую легкость. Сразу видна истина, что черное, а что белое, поэтому все мирские вопросы решаются легче, и я твердо стою на ногах. Не надо говорить, что есть церковь, а есть вера. Да, есть официальная часть и позиция как организации, Русской православной церкви. Но дело в том, что Бог живет в стенах храма, мы это знаем. И человеку нужно найти свой храм.
Москва

На клиросе храма святителя Николая Мирликийского у Соломенной сторожки в Москве уютно. Небольшой балкончик над церковным залом, на полу - ковер, на стенах - иконы, синтезатор в углу и яркая лампа над столом с нотами.
— В восемь часов, а то и раньше, надо быть здесь, петь, служить, молиться, - говорит Наталья. - Но каждый раз, как бы тяжело ни было, после службы чувствуешь такую радость. Я каждый раз благодарю Бога. Хотя бывает очень тяжело, остаешься вообще без сил. Вот так садишься на скамейку, и встать не можешь.
Наталья регент сестрического хора, по совместительству секретарь храма, и еще она ведет сайт.

— Я не замужем, у меня нет детей. Я и через десять лет вижу себя только в церкви. Может, мне просто многого и не надо. Если регентство — только способ заработать денег, то это большая беда. Сейчас есть тенденция: приходят певчие, которые относятся к служению потребительски — прийти, спеть и заработать. В каком-то смысле, это торговля собой. Хоры, где поют без веры, могут существовать какое-то время, но они скорее исключение. Не наше дело устанавливать сроки и времена для существования хора. Господь создает и разрушает. Но когда с таким намерением приходят, - это слышно. В душе остается пустота после такого пения.
— Насколько близки отношения между людьми в хоре? — я пытаюсь понять, моя регент мама-наседка, или работодатель. — Как вы поступите, если певчий окажется алкоголиком, к примеру?
— Бывали люди с такими проблемами, — Наталья становится серьезной, тонкие руки ложатся на колени. — В первый раз сильно переживала. Была Страстная седмица, а певчий пропал. Чудом выкрутились. Когда он вышел, я спросила, что произошло. Вижу, что уклончиво отвечает. Простила... Мы напрямую не говорили, но я дала понять, что знаю, о чем речь. Влезать во внутреннюю жизнь я не считаю себя правой. Я могу побеседовать, посоветовать подойти к священнику, даже отругать, но всё равно простить, если это не носит регулярный характер.
— А если человек, например, регулярно бьет жену, но в хоре поет хорошо?
— Невозможно знать все обо всех, только Бог – Всеведующий. В моей десятилетней практике я с таким не встречалась… По-христиански стараюсь прощать всё, но не могу пропускать фамильярность, насмешки над чем-то церковным, над священниками, небрежительное отношение человека к службе. Тут я могу быть очень жесткой. Вплоть до увольнения. Но у нас все хорошо друг друга знают, сложно жить параллельной жизнью. Если что-то не то, опытные в духовной жизни священники могут сразу это вычислить: по поведению, по уклончивости от исповеди и причастия. Когда человек грешит, он меняется и внешне. Что делать в таких случаях, знают только священники, но простить можно тогда, когда есть покаяние. Если священник знает о греховной стороне жизни регента, то должен быть призыв к покаянию, а у заблудшего — желание исправиться и жить по-другому. Искушения ведь могут быть у каждого. Но если человек упорствует во грехе и не имеет ни капли покаяния, то тут, наверно, стоит задуматься?
Все время, пока мы говорили, я смотрела на Наталью и думала: могла бы или нет она быть героиней такой истории, как про регента-проститутку? Она напоминает мне мою лучшую подругу — чистейшего человека, от которого правда исходит свет. Но меня глодал червь сомнения: вдруг внешность обманчива? Я же вижу ее в первый раз. Но когда мы стали говорить о том, как могут или не могут себя вести певчие в хоре, в голосе Натальи появилась характерная твердость. И сразу стало понятно: у человека есть законы — моральные ли, церковные ли — которые она не нарушит. В ней есть внутренняя честность и строгость, которая не позволит такого. До интервью я не могла дать себе четкий ответ: выдумка та статья или нет? Может быть такое в церкви или нет? А вдруг? После разговора с Натальей я поняла, что она, и те, кто живут и служат как она, точно бы не допустили такой истории, тем более они не стали бы ее героями. Червь сомнения подсказывал: а вдруг? В другом городе, с другими людьми...? А потом я осознала, что меня так долго смущало в той статье. Героиня не кается, она считает, что поступает правильно и не хочет меняться. Но в церкви по-другому быть не может: если верующий человек приходит в храм, то хочет быть причастным к свету и благости, которые там есть, к Богу. А быть причастным иначе как через покаяние в своих грехах невозможно. Я не знаю, о какой церкви написана та статья, но в той Церкви - не в частном, а в глобальном смысле - где служит моя героиня Наталья, такой истории никогда не могло бы произойти.
— Наталья, что будет с церковью, если в ней регент грешит? – спрашиваю ее.
— Скорее всего ничего, - говорит. - Потому что храм — это дом Божий, там хозяин — Господь. Просто грехи лично нас обкрадывают и отдаляют от Бога.
Москва

Если у нас есть пример – анонимный, который сам по себе не проверить. И есть сомнение в нем. Как выяснить правду? Героиню скандального текста поставили в ряд с регентами православных приходов. И вот он – в нашем репортажном расследовании – этот ряд. Вы можете посмотреть на Зою Закирову из Уфы, на матушку Марию, на Евгения Кустовского – на всех десятерых наших героев. Встает ли регент-проститутка рядом с ними? По нашим результатам получилось, что нет. Насколько это убедительно? Судите сами.

Разиф Абдуллин, Наталия Подлыжняк, Дарья Васильева, Елена Плотникова, Екатерина Баранова, Екатерина Парунян, Дарья Гречанникова, Альфия Ляпина, Соня Новак, Ольга Лобач, Юлия Гутова.