- Публикатор: Марина Ахмедова (МаринаАхмедова)
- Текст: Марина Ахмедова
- В моей жизни появился мужчина, которого я очень любила. Мы провстречались пять лет, потом у нас родилась дочка. Когда я забеременела, мы съехались. Он очень ждал ребенка, хотя недавно на суде сказал, что не хотел этого ребенка. Для меня это стало открытием, но ладно… Дочка родилась восемнадцатого декабря 2010 года. Но оказалось, что пока я была беременна и лежала на сохранении, у него все это время была любовница. Ребенок у нас родился недоношенный, поэтому какое-то время дочка принимала лекарства. Его родители начали вмешиваться в лечение – говорили, что ребенку вместо таблеток, нужны какие-то травы медвежьи ушки или лапки что ли. Я консультировалась с врачом – «Нам советуют какие-то лапки попить..». Она говорит – «Хорошо, а если у ребенка от этих ушек пойдут высыпания, что будем делать?». А мне кому доверять – людям без медицинского образования или врачу по специализации? У нас возник с его родителями конфликт, стали портиться отношения.
- Из-за ушек?
- Не знаю. Но он сказал – «Ты не уважаешь моих родителей». Вот честно, я не знаю, зачем он все это сделал. Мне непонятно. Приставы задали ему тот же вопрос – «Зачем ты все это сделал?». Он ответил – «Она меня унизила перед всеми тем, что ушла».
- А вы ушли?
- Он просто перестал ночевать дома, делал это очень часто. То в лифте где-то застрянет, то у сестры конфликт с мужем и он поехал его решать. Вранье это все было. И все это понимали, кроме меня. Потому что я любила и верила ему. Однажды я его спалила – открываю свой компьютер, а там вылезает страница его любовницы, она у меня была в друзьях в социальных сетях. То есть он сам заходил на нее. Потом на ее странице начались посты – «Обожаю дев!». А у него день рождения в сентябре, он – по гороскопу дева. Или «Гриш, а Гриш, и что я в тебя такой влюбленный?». Я написала ей сообщение прямым тексом – «Ты спишь с моим мужем?». Она отвечает – «А что, Гриша твой муж?». Я говорю – «Да. У нас ребенок. А ты не знала?». Потом он мне пишет – «Да, у нас с ней давно отношения». Я говорю – «Ну, тогда мне в этом доме делать нечего. Я ухожу и забираю ребенка». На что он ответил – «Имеешь право». Я переехала к маме на Речной вокзал и там прописала ребенка. Ребенку было где-то девять месяцев. Он за сентябрь, октябрь, ноябрь приезжал три или четыре раза. И мне это было реально непонятно. «Почему? Может, ты меня не хочешь видеть? Ради Бога, я буду уходить. Но она тебя забывает». Когда он приезжал, он нормально общался, и у меня была надежда, что все еще, может быть, наладиться. Десятого декабря у моего брата была назначена свадьба. Приехали наши родственники из Америки. И он, вроде как сам, напросился пойти на эту свадьбу. Конечно, мне это было приятно. Мало ли что? Вдруг все нормально будет… Когда я с ним разошлась, я просто перестала есть и спать. Мне было очень больно и очень плохо. Я из его четырехкомнатной квартиры за сорок минут собрала свои вещи. На меня няня смотрела вот такими глазами. Так сильно мне хотелось унести оттуда ноги… Десятого декабря я поехала наводить красоту перед свадьбой (макияж и прическу). Он сказал – «Я приеду пообщаюсь с ребенком, а ты вернешься, отвезешь меня домой, я надену костюм и поедем на свадьбу». В общем, пока я ехала домой, мама позвонила и сказала, что он ее закрыл дома, ключ с той стороны торчит, а ребенка нет. Мы, естественно, в полицию написали заявление.
- А свадьба?
- На свадьбу я не пошла, мне не до того было. И там гости уже знали, что произошло, и им тоже не до веселья особо было. Когда мы писали заявление, нас первым делом спросили – «Есть ли решение суда?». Но тогда судиться вообще никто не собирался… Три дня он не выходил на связь. А ребенка он вынес просто в одних ползунках в декабре месяце. Я в последний раз видела ее двадцатого декабря. Восемнадцатого у нее был день рождения, меня на него не пустили. А двадцатого я все-таки выпросила у него встречу с дочкой, привезла игрушки. У нее сопли были по колено. На мои звонки он не отвечал, сбрасывал их, я писала ему смс.
- Что вы писали?
- Я задавала вопрос – «Зачем ты это делаешь?». «А помнишь ты меня дураком при дочери назвала? Ну, получай». Он мне сказал, что ребенок трое суток просто орал без остановки, после того, как он ее забрал. Не было людей, который она привыкла видеть – меня и мамы (бабушки). Он для нее был чужим. Тетка – его двоюродная сестра – тоже была чужой. Просто хорошо так поиздевались над психикой ребенка. Я звонила его матери. Она мне сказала – «Алина, надо было себя корректно вести по отношению к моему сыну». «Что вы имеете в виду?». «Надо было пускать его на встречи с ребенком». «О чем вы говорите? На какие встречи?». «Ты же не давала ему видеться с ребенком». «Вам показать смс, где я с ним ругалась из-за того, что он не приходил?». «Ой, не знаю. Он другое говорит». «Ну, все понятно…». Сестра его говорила, что они не могут его уговорить вернуть мне ребенка. На самом деле никто его не уговаривал, всем было плевать и на ребенка, на меня и на наши чувства.
- А Вы писали ему о том, что Вам плохо без ребенка?
- Конечно. Я писала – «Я согласна на все, на все твои условия, только дай мне быть с ребенком. Все, что хочешь, делай. Пусть там будет охрана, мне все равно. Дай мне возможность видеть своего ребенка. Я тебя люблю. Я ошиблась. Я раскаялась во всем. Я прошу прощения. Я извинюсь перед твоими родителями». Но ему нравилось меня убивать.
- За что?
- Он сам по себе человек очень мстительный. Он однажды моей маме рассказывал, как его подрезал чувак на тачке. Он довел его до дома, и около дома набил ему морду.
- А Вы когда встречались с ним пять лет, этого не замечали?
- По отношению ко мне такого не было. По отношению к другим – видела. Я ему говорила – «Почему ты официантам хамишь и людям, которые моют машины? Зачем ты так говоришь, что руки кому-то оторвешь?». Он говорит – «Я за это деньги плачу». «Но это можно нормально сказать. Ты же – человек. Ты же – не скотина». Он набросился на мойщика – «Я из-за тебя с любимой женщиной поругался, тварь!». У него не было друзей выше него или наравне с ним. Он не терпит конкуренции. Все его друзья – это люди, которые на него работают. Он покупает им машины, снимает им квартиры, кормит их, водит их по стриптиз-барам. Естественно, эти люди против него ничего не сделают, а если сделают, то сдохнут от голода. Я ему тогда много раз говорила – «Если у тебя не будет денег, ты останешься один». Он отвечал – «Да, я знаю это прекрасно».
- И вы бы его тоже оставили, если бы он оказался без денег?
- Он меня проверял много раз. Вы себе не представляете, сколько. У меня была достаточно дорогая машина Q7. Он однажды принес несколько пачек денег домой. Сказал – «Это последние деньги. Я не знаю, сколько мы еще на них сможем жить». Я говорю – «Гриш, если вдруг тебе понадобятся деньги, все украшения, которые ты мне дарил, ты смело можешь продать, и машину мою тоже. Я поезжу на метро, если буду выходить с ребенком, то возьму такси». На него это произвело большое впечатление тогда. Я ему столько раз говорила – «Ты тратишь такое огромные деньги. Люди не живут на сто тысяч в неделю, как ты. Продукты можно покупать не в «Азбуке Вкуса», а в Карусели, они там такие же, только дешевле». Но человек привык так жить. Не могу сказать, что я была плохой женой. Свои обязанности я выполняла… Потом был Новый год. На него меня тоже не пустили. Я просила – «На Рождество все-таки дай мне возможность пару дней побыть с ребенком». И он мне сказал – «Хорошо. Давай побудем семьей пару дней». Я купила подарки и приехала в назначенное врем.
- Из-за ушек?
- Не знаю. Но он сказал – «Ты не уважаешь моих родителей». Вот честно, я не знаю, зачем он все это сделал. Мне непонятно. Приставы задали ему тот же вопрос – «Зачем ты все это сделал?». Он ответил – «Она меня унизила перед всеми тем, что ушла».
- А вы ушли?
- Он просто перестал ночевать дома, делал это очень часто. То в лифте где-то застрянет, то у сестры конфликт с мужем и он поехал его решать. Вранье это все было. И все это понимали, кроме меня. Потому что я любила и верила ему. Однажды я его спалила – открываю свой компьютер, а там вылезает страница его любовницы, она у меня была в друзьях в социальных сетях. То есть он сам заходил на нее. Потом на ее странице начались посты – «Обожаю дев!». А у него день рождения в сентябре, он – по гороскопу дева. Или «Гриш, а Гриш, и что я в тебя такой влюбленный?». Я написала ей сообщение прямым тексом – «Ты спишь с моим мужем?». Она отвечает – «А что, Гриша твой муж?». Я говорю – «Да. У нас ребенок. А ты не знала?». Потом он мне пишет – «Да, у нас с ней давно отношения». Я говорю – «Ну, тогда мне в этом доме делать нечего. Я ухожу и забираю ребенка». На что он ответил – «Имеешь право». Я переехала к маме на Речной вокзал и там прописала ребенка. Ребенку было где-то девять месяцев. Он за сентябрь, октябрь, ноябрь приезжал три или четыре раза. И мне это было реально непонятно. «Почему? Может, ты меня не хочешь видеть? Ради Бога, я буду уходить. Но она тебя забывает». Когда он приезжал, он нормально общался, и у меня была надежда, что все еще, может быть, наладиться. Десятого декабря у моего брата была назначена свадьба. Приехали наши родственники из Америки. И он, вроде как сам, напросился пойти на эту свадьбу. Конечно, мне это было приятно. Мало ли что? Вдруг все нормально будет… Когда я с ним разошлась, я просто перестала есть и спать. Мне было очень больно и очень плохо. Я из его четырехкомнатной квартиры за сорок минут собрала свои вещи. На меня няня смотрела вот такими глазами. Так сильно мне хотелось унести оттуда ноги… Десятого декабря я поехала наводить красоту перед свадьбой (макияж и прическу). Он сказал – «Я приеду пообщаюсь с ребенком, а ты вернешься, отвезешь меня домой, я надену костюм и поедем на свадьбу». В общем, пока я ехала домой, мама позвонила и сказала, что он ее закрыл дома, ключ с той стороны торчит, а ребенка нет. Мы, естественно, в полицию написали заявление.
- А свадьба?
- На свадьбу я не пошла, мне не до того было. И там гости уже знали, что произошло, и им тоже не до веселья особо было. Когда мы писали заявление, нас первым делом спросили – «Есть ли решение суда?». Но тогда судиться вообще никто не собирался… Три дня он не выходил на связь. А ребенка он вынес просто в одних ползунках в декабре месяце. Я в последний раз видела ее двадцатого декабря. Восемнадцатого у нее был день рождения, меня на него не пустили. А двадцатого я все-таки выпросила у него встречу с дочкой, привезла игрушки. У нее сопли были по колено. На мои звонки он не отвечал, сбрасывал их, я писала ему смс.
- Что вы писали?
- Я задавала вопрос – «Зачем ты это делаешь?». «А помнишь ты меня дураком при дочери назвала? Ну, получай». Он мне сказал, что ребенок трое суток просто орал без остановки, после того, как он ее забрал. Не было людей, который она привыкла видеть – меня и мамы (бабушки). Он для нее был чужим. Тетка – его двоюродная сестра – тоже была чужой. Просто хорошо так поиздевались над психикой ребенка. Я звонила его матери. Она мне сказала – «Алина, надо было себя корректно вести по отношению к моему сыну». «Что вы имеете в виду?». «Надо было пускать его на встречи с ребенком». «О чем вы говорите? На какие встречи?». «Ты же не давала ему видеться с ребенком». «Вам показать смс, где я с ним ругалась из-за того, что он не приходил?». «Ой, не знаю. Он другое говорит». «Ну, все понятно…». Сестра его говорила, что они не могут его уговорить вернуть мне ребенка. На самом деле никто его не уговаривал, всем было плевать и на ребенка, на меня и на наши чувства.
- А Вы писали ему о том, что Вам плохо без ребенка?
- Конечно. Я писала – «Я согласна на все, на все твои условия, только дай мне быть с ребенком. Все, что хочешь, делай. Пусть там будет охрана, мне все равно. Дай мне возможность видеть своего ребенка. Я тебя люблю. Я ошиблась. Я раскаялась во всем. Я прошу прощения. Я извинюсь перед твоими родителями». Но ему нравилось меня убивать.
- За что?
- Он сам по себе человек очень мстительный. Он однажды моей маме рассказывал, как его подрезал чувак на тачке. Он довел его до дома, и около дома набил ему морду.
- А Вы когда встречались с ним пять лет, этого не замечали?
- По отношению ко мне такого не было. По отношению к другим – видела. Я ему говорила – «Почему ты официантам хамишь и людям, которые моют машины? Зачем ты так говоришь, что руки кому-то оторвешь?». Он говорит – «Я за это деньги плачу». «Но это можно нормально сказать. Ты же – человек. Ты же – не скотина». Он набросился на мойщика – «Я из-за тебя с любимой женщиной поругался, тварь!». У него не было друзей выше него или наравне с ним. Он не терпит конкуренции. Все его друзья – это люди, которые на него работают. Он покупает им машины, снимает им квартиры, кормит их, водит их по стриптиз-барам. Естественно, эти люди против него ничего не сделают, а если сделают, то сдохнут от голода. Я ему тогда много раз говорила – «Если у тебя не будет денег, ты останешься один». Он отвечал – «Да, я знаю это прекрасно».
- И вы бы его тоже оставили, если бы он оказался без денег?
- Он меня проверял много раз. Вы себе не представляете, сколько. У меня была достаточно дорогая машина Q7. Он однажды принес несколько пачек денег домой. Сказал – «Это последние деньги. Я не знаю, сколько мы еще на них сможем жить». Я говорю – «Гриш, если вдруг тебе понадобятся деньги, все украшения, которые ты мне дарил, ты смело можешь продать, и машину мою тоже. Я поезжу на метро, если буду выходить с ребенком, то возьму такси». На него это произвело большое впечатление тогда. Я ему столько раз говорила – «Ты тратишь такое огромные деньги. Люди не живут на сто тысяч в неделю, как ты. Продукты можно покупать не в «Азбуке Вкуса», а в Карусели, они там такие же, только дешевле». Но человек привык так жить. Не могу сказать, что я была плохой женой. Свои обязанности я выполняла… Потом был Новый год. На него меня тоже не пустили. Я просила – «На Рождество все-таки дай мне возможность пару дней побыть с ребенком». И он мне сказал – «Хорошо. Давай побудем семьей пару дней». Я купила подарки и приехала в назначенное врем.
Проект W - сесть взаимопощи женщинам, попавшим в тяжелую жизненную ситуацию, был основан общественным деятелем Аленой Поповой и писателем, журналистом Мариной Ахмедовой
- Вы надеялись, что он к вам вернется?
- Да. Да. Я приехала, дома, естественно, никого нет. На мои звонки никто не отвечает.
- Как вы думаете, почему он с вами договаривался, если не собирался выполнять договоренности?
- Я не знаю… Вот недавно у нас суд был, и суд обязал нас организовать встречу – я, он, ребенок, психолог и охрана по его желанию. Но он на нее не приехал.
- Что вы чувствовали, стоя под закрытой дверью?
- В тот момент он меня страшно напугал… За несколько недель до первого суда у нас был разговор, который я записала на диктофон. Он говорит – «Лишить тебя родительских прав стоит двести тысяч долларов. Весь суд у меня уже заряжен. Так что ты даже не пытайся, у тебя вообще шансов нет». Я спрашиваю – «За что?». «Не за что. Но я это сделаю».
- И все же что вы чувствовали в Рождество, стоя под закрытой дверью?
- Я сидела в машине под домом два часа и просто понимала, что мне надо идти дальше куда-то, что-то делать, иначе он так и будет вытирать об меня ноги. И тогда я позвонила отцу – «Скажи мне, почему мы ничего не делаем?». Он ответил – «Скажи мне, что надо сделать, и мы сделаем». «Надо подавать в суд, больше мы ничего не сможем».
- Так и что вы чувствовали в тот день, когда он не выполнил договоренность?
- У меня просто… Да, наверное, мне было обидно – за все хорошее мое отношение к нему, за всю мою любовь, человек уничтожил меня одним поступком. Мне было очень больно. Я просто сидела и не знала, что будет дальше, и что дальше делать. Я была худая, ровно в половину чем сейчас. Я вообще не ела. Утром я выпивала чашку кофе и съедала бутерброд только потому, что это надо было. Иначе у меня вообще не было бы сил.
- Когда вы поняли, что Ваши отношения разрушены окончательно?
- Когда он забрал у меня ребенка, и я поняла, что мне очень страшно – я боялась, что больше никогда ее не увижу. А в то Рождество я чувствовала себя раздавленной. Я была в Рождество без ребенка. А когда начался самый первый процесс… и он стал лить такое говно на меня… у меня просто уши в трубочку сворачивались. Но меня поразила наша судья. Он обращается к ней – «Посмотрите, сколько высших образований у моих родителей, и сколько у ее». Судья отвечает – «Вы считаете, я должна забрать ребенка у матери на том только основании, что у нее нет высшего образования?». Ему уже нечего было возразить, и он говорит – «Я ей сделал грудь за миллион!». Судья отвечает – «И, наверное, очень переживаете, что попользоваться не успели?». Там умер весь зал. Он орал, что он мне покупал кучу белья по тридцать тысяч в «Дикой Орхидее». Судья просто молча смотрела на него.
- А в каком суде проходил процесс?
- В Головинском. По месту моей прописки… Я не вскакивала, не кричала – «Ваша честь, это вранье!». Я просто сидела, и у меня, наверное, взгляд был, как будто я… не знаю, как будто я ничего не понимала. Я не могла поверить в то, что любила этого человека. Он говорил, что пока он был на работе, я выставляла ребенка в коридор и принимала у себя любовников каких-то. Что я пила, нюхала кокаин, употребляла героин, била ребенка своего. В зале сидел мой отец и просто готов был сдохнуть от стыда. Потом отец встал и сказал – «Ваша честь, все, что сейчас говорила эта субстанция мужского пола – это вранье. Мой ребенок терпеть не может алкоголь и очень плохо относится к запрещенным препаратам. И слов у меня просто больше нет…». Я – абсолютно нормальный человек. У меня нормальная работа. Я не пью. Я не курю. Я не употребляю запрещенные препараты. Но сейчас я понимаю, что мой ребенок не знает меня. А я – не враг ей. Я не собираюсь ее сейчас хватать в охапку и вытаскивать из среды, к которой она привыкла. Я просто хочу, чтобы этот человек дал мне возможность начать с ней общение – разговаривать с ней, ходить в зоопарк, гулять в парке. Он меня лишил даже этого. Ребенку сейчас пять с половиной.
- Вы знаете, как сейчас выглядит ваш ребенок?
- Не знаю.
- Вы представляете себе ее?
- Я только знаю, что у нее – мои черные глаза. И, наверное, светло-русые волосы. У меня есть только последняя фотография, которую мне прислали приставы.
- Что вы чувствовали, когда открыли фотографию?
- А я очень долго ее не открывала. Просто боялась. Сама не знаю, чего. Но просто когда я ее увидела… когда я смотрела на фотографию, я понимала, что… она так похожа на меня и так похожа на него. Что у нее черные-черные мои глаза, в которых можно просто утонуть.
- Это он вам говорил, что в Ваших глазах можно утонуть?
- Да. Да. Говорил. И много других красивых слов.
- Вы любите сейчас его?
- Сейчас я его жалею. Может, он неплохой человек. Но он так бездарно проживает жизнь, причиняя боль людям.
- Ваша боль притупилась?
- Сейчас я просто занимаюсь борьбой за своего ребенка.
- Почему за эти годы вы не родили другого ребенка?
- У меня постоянный страх – он подошлет ко мне кого-то, чтобы со мной познакомились, а потом поснимали меня. Какие-нибудь интимные сцены. В суде он их покажет – «Смотрите, ей плевать на ребенка. Вон она чем занимается». Нет, я могу общаться с мужчинами. Но только если это знакомый знакомого… Следующий суд у нас был в Ингушетии.
- Почему в Ингушетии?
- У него есть товарищ – Башир. Он там его и моего ребенка зарегистрировал временно на пять лет, и по месту регистрации подали в суд на лишение меня родительских прав. Вела дело судья Бузуртанова – дальняя родственница Куштова. Ингушетия оказалась страной чудес. Он был уверен, что у него там связи, и он все обстряпает на раз-два. Я тоже была уверена, что все так и будет, что меня лишат там родительских прав, конечно, я буду обжаловать, и, конечно, верну права, но пройдет время, много времени. Тогда я познакомилась с детективом Юрием Гавасари, который должен был установить местоположение моего ребенка. Но нам, как снег на голову, свалился этот иск, и Юрий просто ломанулся в Ингушетию искать адвоката и вообще узнавать, как там и что происходит.
- Вы ему платили?
- Конечно, я продала машину… От моего имени по доверенности он подал заявление в ФМС – они не имеют права прописывать там ребенка. По телефону начальник ФМС обещал все аннулировать, раз такое дело. Но когда Юрий пришел к нему в кабинет через полчаса после телефонного разговора, он сказал – «Нет, мы не можем аннулировать. Подавайте в суд». «Но вы же только что говорили?». «А теперь вот так…». Юрий объехал весь Дагестан, всю Чечню и Ингушетию. Но ни один адвокат, услышав фамилию Куштов, с нами просто не связывался. Юрий, в конце концов, нашел одного. У них в Москве есть целый правовой центр, где они занимаются защитой заключенных, когда над ними издеваются, избивают, ну и вообще правами людей на территории Северного Кавказа. Его звали Магомед Барахоев. Он принял и выслушал моего детектива. Сказал, что у него нет опыта ведения гражданских дел, но если мой адвокат будет писать жалобы, ходатайства, присылайте все сюда, я буду представлять ее интересы в суде. Магомед Барахоев – теперь мой брат. Мы до сих пор созваниваемся и встречаемся, когда он сюда приезжает. Он сделал для меня очень много, благодаря ему мы дошли до президента Ингушетии. У нас состоялась встреча с советником безопасности Евкурова Ахмедом Котиевым. Сейчас его нет в живых, его расстреляли несколько лет назад. До нашей встречи они провели проверку – искали там моего ребенка. Отец ребенка говорил, что дочка находится на лечении в оздоровительном комплексе «Армхи» в районе Джейрарха республики Ингушетия. Но Юрий Гавасари съездил туда и взял справку о том, что моего ребенка там никогда не было. Ахмед мне сказал – «Следов твоего ребенка здесь нет. Ее здесь и не было. Это я могу тебе сказать стопроцентно. Если бы она была здесь, она бы сейчас сидела в этом кабинете, и ты бы ее забрала. Но, к сожалению для тебя, ее здесь не было и нет». Он зада мне вопрос – «Как так получилось, что суд тут? При чем здесь Ингушетия?». И я ему рассказала про Башира. Он ему звонит – «Ты где?». Тот отвечает – «В Назрани. Приехал сегодня». «А ты случайно не на суд приехал?». «Аа-а. Ну, вообще, нет, но я знаю, что там суд». «Я жду тебя у себя в кабинете через пять минут». Тот приехал, поднимается. Открывается дверь. Заходит Башир. И просто уставляется на меня. У него был шок. Но не от того, что я пролезла в кабинет к Ахмеду, а потому, что за пять минут до этого ему звонил отец моего ребенка и сказал, что я опоздаю в суд, а скорее всего, вообще на него не попаду, так как только что выехала в аэропорт «Внуково». То есть он за мной следил. Но как это провернул мой детектив, это знает только он. Я спрашивала Юрия, как так у него получилось, а он ответил – «Тебе этого не надо знать»… Башир сел с нами за стол, и Ахмед ему говорит – «Башир, ты мне объясни, ты, вообще, с какого боку с этим судом оказался?». И тот начинает – она проститутка, туда-сюда. Ахмед ему – «Ты прежде, чем так говорить, проверил информацию?». «Нет, но мне так сказали». «Тогда ты какое право имеешь вообще так говорить? Мы, прежде, чем этого человека позвать в свой кабинет, проверили информацию про нее. Она – нормальная мать, не проститутка, не наркоманка, не пьет, не курит. Она просто боится за свою жизнь, приехав сюда. Как ты можешь верить в такое без доказательств?».
- Почему он так за Вас вступился? Вы ему – чужая москвичка, а он шел против своих…
- Мое дело стало последней каплей по отношению к этой судье. За ней наблюдали уже очень долго и она нарушала закон, не стыдясь ничего.
- Да. Да. Я приехала, дома, естественно, никого нет. На мои звонки никто не отвечает.
- Как вы думаете, почему он с вами договаривался, если не собирался выполнять договоренности?
- Я не знаю… Вот недавно у нас суд был, и суд обязал нас организовать встречу – я, он, ребенок, психолог и охрана по его желанию. Но он на нее не приехал.
- Что вы чувствовали, стоя под закрытой дверью?
- В тот момент он меня страшно напугал… За несколько недель до первого суда у нас был разговор, который я записала на диктофон. Он говорит – «Лишить тебя родительских прав стоит двести тысяч долларов. Весь суд у меня уже заряжен. Так что ты даже не пытайся, у тебя вообще шансов нет». Я спрашиваю – «За что?». «Не за что. Но я это сделаю».
- И все же что вы чувствовали в Рождество, стоя под закрытой дверью?
- Я сидела в машине под домом два часа и просто понимала, что мне надо идти дальше куда-то, что-то делать, иначе он так и будет вытирать об меня ноги. И тогда я позвонила отцу – «Скажи мне, почему мы ничего не делаем?». Он ответил – «Скажи мне, что надо сделать, и мы сделаем». «Надо подавать в суд, больше мы ничего не сможем».
- Так и что вы чувствовали в тот день, когда он не выполнил договоренность?
- У меня просто… Да, наверное, мне было обидно – за все хорошее мое отношение к нему, за всю мою любовь, человек уничтожил меня одним поступком. Мне было очень больно. Я просто сидела и не знала, что будет дальше, и что дальше делать. Я была худая, ровно в половину чем сейчас. Я вообще не ела. Утром я выпивала чашку кофе и съедала бутерброд только потому, что это надо было. Иначе у меня вообще не было бы сил.
- Когда вы поняли, что Ваши отношения разрушены окончательно?
- Когда он забрал у меня ребенка, и я поняла, что мне очень страшно – я боялась, что больше никогда ее не увижу. А в то Рождество я чувствовала себя раздавленной. Я была в Рождество без ребенка. А когда начался самый первый процесс… и он стал лить такое говно на меня… у меня просто уши в трубочку сворачивались. Но меня поразила наша судья. Он обращается к ней – «Посмотрите, сколько высших образований у моих родителей, и сколько у ее». Судья отвечает – «Вы считаете, я должна забрать ребенка у матери на том только основании, что у нее нет высшего образования?». Ему уже нечего было возразить, и он говорит – «Я ей сделал грудь за миллион!». Судья отвечает – «И, наверное, очень переживаете, что попользоваться не успели?». Там умер весь зал. Он орал, что он мне покупал кучу белья по тридцать тысяч в «Дикой Орхидее». Судья просто молча смотрела на него.
- А в каком суде проходил процесс?
- В Головинском. По месту моей прописки… Я не вскакивала, не кричала – «Ваша честь, это вранье!». Я просто сидела, и у меня, наверное, взгляд был, как будто я… не знаю, как будто я ничего не понимала. Я не могла поверить в то, что любила этого человека. Он говорил, что пока он был на работе, я выставляла ребенка в коридор и принимала у себя любовников каких-то. Что я пила, нюхала кокаин, употребляла героин, била ребенка своего. В зале сидел мой отец и просто готов был сдохнуть от стыда. Потом отец встал и сказал – «Ваша честь, все, что сейчас говорила эта субстанция мужского пола – это вранье. Мой ребенок терпеть не может алкоголь и очень плохо относится к запрещенным препаратам. И слов у меня просто больше нет…». Я – абсолютно нормальный человек. У меня нормальная работа. Я не пью. Я не курю. Я не употребляю запрещенные препараты. Но сейчас я понимаю, что мой ребенок не знает меня. А я – не враг ей. Я не собираюсь ее сейчас хватать в охапку и вытаскивать из среды, к которой она привыкла. Я просто хочу, чтобы этот человек дал мне возможность начать с ней общение – разговаривать с ней, ходить в зоопарк, гулять в парке. Он меня лишил даже этого. Ребенку сейчас пять с половиной.
- Вы знаете, как сейчас выглядит ваш ребенок?
- Не знаю.
- Вы представляете себе ее?
- Я только знаю, что у нее – мои черные глаза. И, наверное, светло-русые волосы. У меня есть только последняя фотография, которую мне прислали приставы.
- Что вы чувствовали, когда открыли фотографию?
- А я очень долго ее не открывала. Просто боялась. Сама не знаю, чего. Но просто когда я ее увидела… когда я смотрела на фотографию, я понимала, что… она так похожа на меня и так похожа на него. Что у нее черные-черные мои глаза, в которых можно просто утонуть.
- Это он вам говорил, что в Ваших глазах можно утонуть?
- Да. Да. Говорил. И много других красивых слов.
- Вы любите сейчас его?
- Сейчас я его жалею. Может, он неплохой человек. Но он так бездарно проживает жизнь, причиняя боль людям.
- Ваша боль притупилась?
- Сейчас я просто занимаюсь борьбой за своего ребенка.
- Почему за эти годы вы не родили другого ребенка?
- У меня постоянный страх – он подошлет ко мне кого-то, чтобы со мной познакомились, а потом поснимали меня. Какие-нибудь интимные сцены. В суде он их покажет – «Смотрите, ей плевать на ребенка. Вон она чем занимается». Нет, я могу общаться с мужчинами. Но только если это знакомый знакомого… Следующий суд у нас был в Ингушетии.
- Почему в Ингушетии?
- У него есть товарищ – Башир. Он там его и моего ребенка зарегистрировал временно на пять лет, и по месту регистрации подали в суд на лишение меня родительских прав. Вела дело судья Бузуртанова – дальняя родственница Куштова. Ингушетия оказалась страной чудес. Он был уверен, что у него там связи, и он все обстряпает на раз-два. Я тоже была уверена, что все так и будет, что меня лишат там родительских прав, конечно, я буду обжаловать, и, конечно, верну права, но пройдет время, много времени. Тогда я познакомилась с детективом Юрием Гавасари, который должен был установить местоположение моего ребенка. Но нам, как снег на голову, свалился этот иск, и Юрий просто ломанулся в Ингушетию искать адвоката и вообще узнавать, как там и что происходит.
- Вы ему платили?
- Конечно, я продала машину… От моего имени по доверенности он подал заявление в ФМС – они не имеют права прописывать там ребенка. По телефону начальник ФМС обещал все аннулировать, раз такое дело. Но когда Юрий пришел к нему в кабинет через полчаса после телефонного разговора, он сказал – «Нет, мы не можем аннулировать. Подавайте в суд». «Но вы же только что говорили?». «А теперь вот так…». Юрий объехал весь Дагестан, всю Чечню и Ингушетию. Но ни один адвокат, услышав фамилию Куштов, с нами просто не связывался. Юрий, в конце концов, нашел одного. У них в Москве есть целый правовой центр, где они занимаются защитой заключенных, когда над ними издеваются, избивают, ну и вообще правами людей на территории Северного Кавказа. Его звали Магомед Барахоев. Он принял и выслушал моего детектива. Сказал, что у него нет опыта ведения гражданских дел, но если мой адвокат будет писать жалобы, ходатайства, присылайте все сюда, я буду представлять ее интересы в суде. Магомед Барахоев – теперь мой брат. Мы до сих пор созваниваемся и встречаемся, когда он сюда приезжает. Он сделал для меня очень много, благодаря ему мы дошли до президента Ингушетии. У нас состоялась встреча с советником безопасности Евкурова Ахмедом Котиевым. Сейчас его нет в живых, его расстреляли несколько лет назад. До нашей встречи они провели проверку – искали там моего ребенка. Отец ребенка говорил, что дочка находится на лечении в оздоровительном комплексе «Армхи» в районе Джейрарха республики Ингушетия. Но Юрий Гавасари съездил туда и взял справку о том, что моего ребенка там никогда не было. Ахмед мне сказал – «Следов твоего ребенка здесь нет. Ее здесь и не было. Это я могу тебе сказать стопроцентно. Если бы она была здесь, она бы сейчас сидела в этом кабинете, и ты бы ее забрала. Но, к сожалению для тебя, ее здесь не было и нет». Он зада мне вопрос – «Как так получилось, что суд тут? При чем здесь Ингушетия?». И я ему рассказала про Башира. Он ему звонит – «Ты где?». Тот отвечает – «В Назрани. Приехал сегодня». «А ты случайно не на суд приехал?». «Аа-а. Ну, вообще, нет, но я знаю, что там суд». «Я жду тебя у себя в кабинете через пять минут». Тот приехал, поднимается. Открывается дверь. Заходит Башир. И просто уставляется на меня. У него был шок. Но не от того, что я пролезла в кабинет к Ахмеду, а потому, что за пять минут до этого ему звонил отец моего ребенка и сказал, что я опоздаю в суд, а скорее всего, вообще на него не попаду, так как только что выехала в аэропорт «Внуково». То есть он за мной следил. Но как это провернул мой детектив, это знает только он. Я спрашивала Юрия, как так у него получилось, а он ответил – «Тебе этого не надо знать»… Башир сел с нами за стол, и Ахмед ему говорит – «Башир, ты мне объясни, ты, вообще, с какого боку с этим судом оказался?». И тот начинает – она проститутка, туда-сюда. Ахмед ему – «Ты прежде, чем так говорить, проверил информацию?». «Нет, но мне так сказали». «Тогда ты какое право имеешь вообще так говорить? Мы, прежде, чем этого человека позвать в свой кабинет, проверили информацию про нее. Она – нормальная мать, не проститутка, не наркоманка, не пьет, не курит. Она просто боится за свою жизнь, приехав сюда. Как ты можешь верить в такое без доказательств?».
- Почему он так за Вас вступился? Вы ему – чужая москвичка, а он шел против своих…
- Мое дело стало последней каплей по отношению к этой судье. За ней наблюдали уже очень долго и она нарушала закон, не стыдясь ничего.
- Для республик Северного Кавказа все это – не новость. Но как вы думаете, почему Ахмед Котиев заступился за Вас?
- Он? Ахмед – был великим человеком. Он для своей республики сделал очень много. Он был вторым человеком после Юнусбека Евкурова. Он очень многих ребят молодых вернул с гор, они были вахабитами и террористами. И его убили поэтому. Он был человеком за правду. Он жил в обычном доме, ездил на девятке. Он был просто обычным человеком, который болел за свою республику.
- Вы не боялись ехать в Ингушетию?
- Я была там только дважды, и нам дали охрану – чеченцев… Мы опоздали на процесс немножко. Они уже сели, и тут открывается дверь, и входим мы. Они не ожидали, что мы придем. Проходит немного времени, и снова открывается дверь, заходят люди президента Евкурова из Совета Безопасности – «Мы пришли по поручению Главы Республики и будем присутствовать». Судья – «Но у нас закрытый процесс». «Вы не слышали, откуда мы?». Они сели на моей стороне и просто сидели и наблюдали за процессом и что-то записывали. После процесса судья Бузуртанова назначила мне и моему бывшему мужу наркологическую экспертизу. Она отправила дело в наркологический диспансер по Московской области. Но этот центр делает исследование по волосам, а экспертиза – это другое. Они звонят – «Мы не делаем экспертизу, мы делаем только исследования по волосам. Вас это устроит?». Бузуртанова ответила, что нет. Ей отвечают – «Тогда высылайте отвод». Она сказала – «Да, хорошо». И с того момента полгода до нее никто не мог дозвониться. Самое первое решение у нас было двадцать третьего марта две тысячи двенадцатого года. Суд постановил вернуть несовершеннолетнюю Ариану матери, определить место жительства ребенка с матерью. Предмет исполнения – «Немедленно». Апелляцию двадцать четвертого марта мы тоже выиграли. Но за два дня до апелляции моего отца приняли с двумястами граммами героина. Когда Григорий украл моего ребенка, отец сказал ему – «Я даю тебе месяц, чтобы ты все исправил». И я просто думаю, что моего отца заказал именно он. Мой отец умер в две тысячи тринадцатом году.
- Какое решение вынесла апелляция?
- Оставить решение суда без изменений.
- Тогда не очень понятно, как дело перекочевало в Ингушетию.
- Двадцать третьего марта я привезла исполнительный лист в Даниловский ОСП, к приставам. Они просто прочли, поставили запрет на выезд, сделали бумажку о розыске ребенка, вызвали его пару раз. Сначала он сказал – я верну ребенка в мае. Ждали мая. Никто никого не вернул. Я уже прекрасно понимала, что он привык врать. Дальше он написал, что вернет ребенка пятнадцатого июня. Пятнадцатого июня они получают копию регистрации о том, что ребенок находится на лечении в Ингушетии. И чтобы они дело передали туда. Одиннадцатого сентября 2012 года, я получаю повестку – телеграмму о том, что мне завтра надо будет явиться в Ингушетии на процесс десять утра. Иск - о лишении меня родительских прав и взыскании алиментов. То есть за сутки я должна была купить билет, а в десять утра – уже процесс. Физически даже при большом желании я не могла бы там появиться. Я дозвонилась до этого суда, выслала им по факсу, на почту все решения – «Вы не имеете права рассматривать там иск! Есть решение суда, которого никто не отменял!». Они говорят – «А мы ничего не получали». И двенадцатого сентября Бузуртанова уже выносит определение о приостановке решения Головинского суда. Вы можете себе такое представить? Кто такая Республика Ингушетия, чтобы приостанавливать решения московского суда? Тем не менее, эта судья взяла на себя такую ответственность. И все, они отправили это определение к приставам, и приставы сказали – «Приостановлено. Мы ничего не можем сделать». Нет, ингушский суд на это не имел права! Право имеет только Мосгорсуд! Но вот сами их спросите, почему такое стало возможно. Мы это определение обжаловали, написали жалобу, но опоздали на дин день. Потом было заседание самое первое в Ингушетии, куда он притащил своих свидетелей, которые меня в глаза не видели, но вылили на мою голову ушат помоев. Приехала родственница той бабы, с которой он сейчас живет, и говорит про меня – она неадекватная, людей бьет, психически нездоровая. Я вот не понимаю, как можно просто взять и оклеветать человека и этой клеветой сломать ему жизнь? А я, наверное, так воспитана – в таком страхе, что, вот, ну, не могу я просто взять и своей клеветой ломать человеку жизнь. Как ты потом можешь жить дальше? Ты считаешь, что Бог тебя не накажет за то, что ты сделала? Для меня оклеветать человека – хуже смерти. Из-за слов может быть сломана жизнь. Не знаю, почему люди так поступают. И потом живут абсолютно спокойно. А я вообще не знала, кто она такая.
- И чем закончилось заседание?
- Перенесли разбирательство на октябрь. А в октябре уже приехала я, это в тот раз, когда я виделась с Котиевым. На это же заседание приехали какие-то психологи, эксперты, которые меня ни разу в глаза не видели, но заочно вынесли заключение о том, что я – психически нездоровая. То есть вот так врачи могут, не видя человека, сказать, что он болен. И таких случаев, как мой, очень много. Все – липовые документы, но судья Бузуртанова не считала, что их нужно проверять. После моего дела ее «вежливо» попросили освободить судейское кресло. Говорят, сейчас у нее все плохо со здоровьем.
- А она вынесла решение в вашу пользу?
- Она, не успела, она уже ушла в отставку.
- У меня на руках десять решений в мою пользу.
- Как вы думаете, почему эти решения не исполнены?
- Таких историй, как у меня, огромное количество. Из-за того, что у нас нет нормальных законов, и неисполнение решения суда, проходит просто безнаказанно. Должен быть создан конкретный отдел, который занимается исключительно возвратом детей. Чтобы у людей из этого отдела были нормальные полномочия. Чтобы судебные приставы могли применять силу. У нас должна быть введена уголовная ответственность за неисполнение решения суда, а не просто штраф в две тысячи рублей. Это просто смешно. Но когда человеку грозит уголовная ответственность, он уже по-другому думает. У нас должна быть общая база с Белоруссией. Потому что нашли должники выезжают заграницу через Белоруссию.
- На каком этапе ваше дело сейчас?
- Исполнительное производство по приставам находится в Тульской области, в городе Богородицк. По его словам, он зарегистрирован там. Хотя регистрация бывшего мужа просрочилась еще в мае. Приставы выехали на место по адресу и сказали, что ребенок там. «А доказательства – фото или видео?». У них нет. «Хорошо, а вы уверены, что там – именно мой ребенок?». «Да». «А я – нет. Я пять лет ее не видела. В их семье много детей». Мне не знали, что ответить. А как я вообще могу быть уверена, что мой ребенок жив и здоров. За пять лет ни приставы, ни сотрудники полиции ни разу не видели ребенка, у них нет ни фото, ни видео». У меня есть только фотография с фотографии. А мы подавали заявление на федеральный розыск ребенка еще в две тысячи двенадцатом году. У нас по этому заявлению восемь отказных. Потому что Следственному Комитету наплевать. Они выносят отказное, отправляют на проверку в прокуратуру. Прокуратура отменяет их постановление, возвращает им, пишет сопроводительное письмо – «Установите местоположение ребенка…». Они ждут ровно месяц, втупую распечатывают то же самое и снова отправляют в прокуратуру. Прокуратура снова отменяет. И вот этот футбольный мяч скачет от Следственного Комитета в Прокуратуру и обратно. И никто ничего не может с этим сделать… Недавно я приехала к приставам, они сказали, что процесс передачи назначен на четвертое августа. Когда судья Бузуртанова ушла в отставку, мое дело взял председатель Карабулакского суда Мурад Тумгоев. А мы в судебном порядке уже отменили регистрацию ребенка там, и у них уже не было оснований вести там дело. Они передали дело в Москву – по месту его прописки, в Чертановский районный суд. И там ему отказали в удовлетворении его требований в полном объеме.
- То есть по всем решениям ребенок должен быть с вами?
- Да. Но он снова подал иск по вновь открывшимся обстоятельствам на определение места жительства ребенка с ним. Якобы у него еще двое детей, эта баба ему родила. Суд сказал – вам нужно сначала исполнить первое решение суда, а потом уже думать о следующем иске.
- У него есть жена и дети. Как вы думаете, зачем ему ваш ребенок?
- Я думаю, что он ее любит. Она – его первенец. Он ее любит, но и пытается мне мстить, хочет меня морально удавить.
- Но почему за столь долгое время желание мести не охладело?
- Я не знаю. Я не знаю, что я такого ему сделала, что он до сих пор хочет меня уничтожить.
- Как вы думаете, месть сильнее любви к ребенку?
- Я знаю только, что сейчас моя дочь называет эту бабу мамой. И я вот думаю, что она не сможет полюбить моего ребенка, как любит своих.
- Что вы чувствуете, когда думаете о том, что ваш ребенок называет ее «мамой»?
- Боль.
- Она не притупляется?
- Нет. Я не знаю, что происходит с моим ребенком, как к ней относятся, любят ли ее, не унижают ли ее. Я этого не знаю. У меня нет ни к кому чувства мести, я никого не ненавижу. У меня нет одержимости. Мне его очень жаль.
- Что такое любовь?
- Поддержка и комфорт друг с другом.
- Что будет четвертого августа?
- По непонятным причинам встреча будет проходить на территории должника, хотя должна пройти на нейтральной территории у приставов или опеки. Там, наверняка, скорее всего меня будут провоцировать. Но я сейчас хожу к психологу, который готовит меня к тому, чтобы я сдержалась, ни в коем случае не напугала ребенка, чтобы встреча прошла как можно комфортнее для нее. Я прекрасно понимаю, что она меня не знает, я для нее – чужой человек. Но в душе я очень надеюсь, что где-то там на глубине… что она посмотрит на меня и почувствует, что я ей – не чужая, что нас с ней что-то связывает.
- Ваше самое яркое воспоминание о ребенке?
- Я была в это время в Америке, дома лежала на диване и в первый раз почувствовала, как она пошевелилась. Я просто увидела, что мой живот шевелится. Это были вообще такие необычные необыкновенные чувства. Я вот просто держала свою руку, и она вскакивала на животе у меня. Это был так удивительно, и не передать этого чувства. Но я желаю вот этого каждой женщине на планете – пережить это ощущение.
- Самое яркое ощущение в жизни?
- Вот то ощущение, когда ребенок зашевелился, ни с чем не сравнить. Но я помню, как однажды была ночь, и он мне написал – «Я здесь. Выйди». «Ты с ума сошел? Два часа ночи! Люди уже спят». «Если ты сейчас не выйдешь, я весь двор разбужу». Он включил музыку в машине и открыл все двери. «Слышишь? Это только начало. Выйди». Я вышла, а была погода такая плохая, дождь. В общем, я открываю дверь, а это чудо стоит на коленях в луже. И я вот так сделала два шага и вернулась снова в подъезд – «Что ты делаешь?!». А он стоит в луже и улыбается – грязный, мокрый…
- Значит, он вас любил?
- Наверное, но потом нашел кого-то лучше, чем я. Я не гордая, но у меня такой характер – не буду делать того, чего не хочу.
- У вас что-то осталось от ребенка – вещи, игрушки?
- Было очень много всего. Но мне настолько больно было на это смотреть, что я раздала все тем, кто нуждался. Себе оставила ее первые ботиночки, несколько игрушек и комбинезон розовый Монклер. С этими вещами я не могу расстаться.
- Вы уже пять лет не видите своего ребенка. И если вашу дочь вам не вернут, что вы ей скажете, когда встретитесь с ней повзрослевшей? Вы, наверняка, прокручиваете в голове эти слова?
- Я почему-то прокручиваю в голове другую ситуацию – она сама меня найдет. Не знаю как. Мир не без добрых людей. Однажды ей кто-нибудь расскажет… Мне жаль, что этот человек сейчас не понимает, что он поступает неправильно. Жаль, что он не думает о будущем. Мы не знаем, какой будет ее реакция. Возможно, она скажет ему – «Ты лишил меня самого дорогого. Я ненавижу тебя за это».
- А если не скажет?
- Возможно, не скажет. Но, по крайней мере, я в данный момент делаю все. И если вдруг она задаст мне вопрос – «А что ты делала для того, чтобы меня вернуть» - я знаю, что я ей отвечу. У меня нет денег и связей, чтобы с ним бороться. У меня есть только закон. Но я все делаю для того, чтобы если она этот вопрос мне задаст, каждое мое слово было бы доказано документально. У меня есть доказательства, что я от нее не отказывалась, я ее не бросала, я за нее боролась до конца сил и возможностей. У меня нет к нему ни любви, ни ненависти, хотя мое материнство было очень коротким… И я очень люблю детей.
- Кем вы работаете?
- Администратором в стоматологии. Но у меня грандиозные планы, со временем я хочу открыть центр для женщин, где бы им возвращали душевное равновесие.
- Вы сказали, что он вас оставил потому, что нашел кого-то лучше. А кто такие хорошие люди?
- Не знаю… Мама говорит, что я – очень жалостливая. У одной моей знакомой однажды знакомая девушка застряла на Гоа. Она там родила маленького мальчика. У нее не было документов, не было денег. У нее была пара носочков для ребенка. Один она потеряла и заматывала его ножку в носовой платок. Я пошла и купила кучу вещей. У меня не было денег, но я у мамы взяла, у тети взяла и немного денег наперед у своего босса. Я работала в кофейне тогда, и у меня зарплата была небольшая. Я накупила два пакета качественных вещей, отправила туда, и они были очень рады. Ты же помогаешь не для того, чтобы тебе сказали спасибо или чтобы ты стала знаменитой. Просто сам факт, что ты делаешь людей немножко счастливыми… Ну, вот сколько есть у меня возможности, столько я продолжу помогать. Я делаю все, что могу. Только выше головы прыгнуть не получается.
- Он? Ахмед – был великим человеком. Он для своей республики сделал очень много. Он был вторым человеком после Юнусбека Евкурова. Он очень многих ребят молодых вернул с гор, они были вахабитами и террористами. И его убили поэтому. Он был человеком за правду. Он жил в обычном доме, ездил на девятке. Он был просто обычным человеком, который болел за свою республику.
- Вы не боялись ехать в Ингушетию?
- Я была там только дважды, и нам дали охрану – чеченцев… Мы опоздали на процесс немножко. Они уже сели, и тут открывается дверь, и входим мы. Они не ожидали, что мы придем. Проходит немного времени, и снова открывается дверь, заходят люди президента Евкурова из Совета Безопасности – «Мы пришли по поручению Главы Республики и будем присутствовать». Судья – «Но у нас закрытый процесс». «Вы не слышали, откуда мы?». Они сели на моей стороне и просто сидели и наблюдали за процессом и что-то записывали. После процесса судья Бузуртанова назначила мне и моему бывшему мужу наркологическую экспертизу. Она отправила дело в наркологический диспансер по Московской области. Но этот центр делает исследование по волосам, а экспертиза – это другое. Они звонят – «Мы не делаем экспертизу, мы делаем только исследования по волосам. Вас это устроит?». Бузуртанова ответила, что нет. Ей отвечают – «Тогда высылайте отвод». Она сказала – «Да, хорошо». И с того момента полгода до нее никто не мог дозвониться. Самое первое решение у нас было двадцать третьего марта две тысячи двенадцатого года. Суд постановил вернуть несовершеннолетнюю Ариану матери, определить место жительства ребенка с матерью. Предмет исполнения – «Немедленно». Апелляцию двадцать четвертого марта мы тоже выиграли. Но за два дня до апелляции моего отца приняли с двумястами граммами героина. Когда Григорий украл моего ребенка, отец сказал ему – «Я даю тебе месяц, чтобы ты все исправил». И я просто думаю, что моего отца заказал именно он. Мой отец умер в две тысячи тринадцатом году.
- Какое решение вынесла апелляция?
- Оставить решение суда без изменений.
- Тогда не очень понятно, как дело перекочевало в Ингушетию.
- Двадцать третьего марта я привезла исполнительный лист в Даниловский ОСП, к приставам. Они просто прочли, поставили запрет на выезд, сделали бумажку о розыске ребенка, вызвали его пару раз. Сначала он сказал – я верну ребенка в мае. Ждали мая. Никто никого не вернул. Я уже прекрасно понимала, что он привык врать. Дальше он написал, что вернет ребенка пятнадцатого июня. Пятнадцатого июня они получают копию регистрации о том, что ребенок находится на лечении в Ингушетии. И чтобы они дело передали туда. Одиннадцатого сентября 2012 года, я получаю повестку – телеграмму о том, что мне завтра надо будет явиться в Ингушетии на процесс десять утра. Иск - о лишении меня родительских прав и взыскании алиментов. То есть за сутки я должна была купить билет, а в десять утра – уже процесс. Физически даже при большом желании я не могла бы там появиться. Я дозвонилась до этого суда, выслала им по факсу, на почту все решения – «Вы не имеете права рассматривать там иск! Есть решение суда, которого никто не отменял!». Они говорят – «А мы ничего не получали». И двенадцатого сентября Бузуртанова уже выносит определение о приостановке решения Головинского суда. Вы можете себе такое представить? Кто такая Республика Ингушетия, чтобы приостанавливать решения московского суда? Тем не менее, эта судья взяла на себя такую ответственность. И все, они отправили это определение к приставам, и приставы сказали – «Приостановлено. Мы ничего не можем сделать». Нет, ингушский суд на это не имел права! Право имеет только Мосгорсуд! Но вот сами их спросите, почему такое стало возможно. Мы это определение обжаловали, написали жалобу, но опоздали на дин день. Потом было заседание самое первое в Ингушетии, куда он притащил своих свидетелей, которые меня в глаза не видели, но вылили на мою голову ушат помоев. Приехала родственница той бабы, с которой он сейчас живет, и говорит про меня – она неадекватная, людей бьет, психически нездоровая. Я вот не понимаю, как можно просто взять и оклеветать человека и этой клеветой сломать ему жизнь? А я, наверное, так воспитана – в таком страхе, что, вот, ну, не могу я просто взять и своей клеветой ломать человеку жизнь. Как ты потом можешь жить дальше? Ты считаешь, что Бог тебя не накажет за то, что ты сделала? Для меня оклеветать человека – хуже смерти. Из-за слов может быть сломана жизнь. Не знаю, почему люди так поступают. И потом живут абсолютно спокойно. А я вообще не знала, кто она такая.
- И чем закончилось заседание?
- Перенесли разбирательство на октябрь. А в октябре уже приехала я, это в тот раз, когда я виделась с Котиевым. На это же заседание приехали какие-то психологи, эксперты, которые меня ни разу в глаза не видели, но заочно вынесли заключение о том, что я – психически нездоровая. То есть вот так врачи могут, не видя человека, сказать, что он болен. И таких случаев, как мой, очень много. Все – липовые документы, но судья Бузуртанова не считала, что их нужно проверять. После моего дела ее «вежливо» попросили освободить судейское кресло. Говорят, сейчас у нее все плохо со здоровьем.
- А она вынесла решение в вашу пользу?
- Она, не успела, она уже ушла в отставку.
- У меня на руках десять решений в мою пользу.
- Как вы думаете, почему эти решения не исполнены?
- Таких историй, как у меня, огромное количество. Из-за того, что у нас нет нормальных законов, и неисполнение решения суда, проходит просто безнаказанно. Должен быть создан конкретный отдел, который занимается исключительно возвратом детей. Чтобы у людей из этого отдела были нормальные полномочия. Чтобы судебные приставы могли применять силу. У нас должна быть введена уголовная ответственность за неисполнение решения суда, а не просто штраф в две тысячи рублей. Это просто смешно. Но когда человеку грозит уголовная ответственность, он уже по-другому думает. У нас должна быть общая база с Белоруссией. Потому что нашли должники выезжают заграницу через Белоруссию.
- На каком этапе ваше дело сейчас?
- Исполнительное производство по приставам находится в Тульской области, в городе Богородицк. По его словам, он зарегистрирован там. Хотя регистрация бывшего мужа просрочилась еще в мае. Приставы выехали на место по адресу и сказали, что ребенок там. «А доказательства – фото или видео?». У них нет. «Хорошо, а вы уверены, что там – именно мой ребенок?». «Да». «А я – нет. Я пять лет ее не видела. В их семье много детей». Мне не знали, что ответить. А как я вообще могу быть уверена, что мой ребенок жив и здоров. За пять лет ни приставы, ни сотрудники полиции ни разу не видели ребенка, у них нет ни фото, ни видео». У меня есть только фотография с фотографии. А мы подавали заявление на федеральный розыск ребенка еще в две тысячи двенадцатом году. У нас по этому заявлению восемь отказных. Потому что Следственному Комитету наплевать. Они выносят отказное, отправляют на проверку в прокуратуру. Прокуратура отменяет их постановление, возвращает им, пишет сопроводительное письмо – «Установите местоположение ребенка…». Они ждут ровно месяц, втупую распечатывают то же самое и снова отправляют в прокуратуру. Прокуратура снова отменяет. И вот этот футбольный мяч скачет от Следственного Комитета в Прокуратуру и обратно. И никто ничего не может с этим сделать… Недавно я приехала к приставам, они сказали, что процесс передачи назначен на четвертое августа. Когда судья Бузуртанова ушла в отставку, мое дело взял председатель Карабулакского суда Мурад Тумгоев. А мы в судебном порядке уже отменили регистрацию ребенка там, и у них уже не было оснований вести там дело. Они передали дело в Москву – по месту его прописки, в Чертановский районный суд. И там ему отказали в удовлетворении его требований в полном объеме.
- То есть по всем решениям ребенок должен быть с вами?
- Да. Но он снова подал иск по вновь открывшимся обстоятельствам на определение места жительства ребенка с ним. Якобы у него еще двое детей, эта баба ему родила. Суд сказал – вам нужно сначала исполнить первое решение суда, а потом уже думать о следующем иске.
- У него есть жена и дети. Как вы думаете, зачем ему ваш ребенок?
- Я думаю, что он ее любит. Она – его первенец. Он ее любит, но и пытается мне мстить, хочет меня морально удавить.
- Но почему за столь долгое время желание мести не охладело?
- Я не знаю. Я не знаю, что я такого ему сделала, что он до сих пор хочет меня уничтожить.
- Как вы думаете, месть сильнее любви к ребенку?
- Я знаю только, что сейчас моя дочь называет эту бабу мамой. И я вот думаю, что она не сможет полюбить моего ребенка, как любит своих.
- Что вы чувствуете, когда думаете о том, что ваш ребенок называет ее «мамой»?
- Боль.
- Она не притупляется?
- Нет. Я не знаю, что происходит с моим ребенком, как к ней относятся, любят ли ее, не унижают ли ее. Я этого не знаю. У меня нет ни к кому чувства мести, я никого не ненавижу. У меня нет одержимости. Мне его очень жаль.
- Что такое любовь?
- Поддержка и комфорт друг с другом.
- Что будет четвертого августа?
- По непонятным причинам встреча будет проходить на территории должника, хотя должна пройти на нейтральной территории у приставов или опеки. Там, наверняка, скорее всего меня будут провоцировать. Но я сейчас хожу к психологу, который готовит меня к тому, чтобы я сдержалась, ни в коем случае не напугала ребенка, чтобы встреча прошла как можно комфортнее для нее. Я прекрасно понимаю, что она меня не знает, я для нее – чужой человек. Но в душе я очень надеюсь, что где-то там на глубине… что она посмотрит на меня и почувствует, что я ей – не чужая, что нас с ней что-то связывает.
- Ваше самое яркое воспоминание о ребенке?
- Я была в это время в Америке, дома лежала на диване и в первый раз почувствовала, как она пошевелилась. Я просто увидела, что мой живот шевелится. Это были вообще такие необычные необыкновенные чувства. Я вот просто держала свою руку, и она вскакивала на животе у меня. Это был так удивительно, и не передать этого чувства. Но я желаю вот этого каждой женщине на планете – пережить это ощущение.
- Самое яркое ощущение в жизни?
- Вот то ощущение, когда ребенок зашевелился, ни с чем не сравнить. Но я помню, как однажды была ночь, и он мне написал – «Я здесь. Выйди». «Ты с ума сошел? Два часа ночи! Люди уже спят». «Если ты сейчас не выйдешь, я весь двор разбужу». Он включил музыку в машине и открыл все двери. «Слышишь? Это только начало. Выйди». Я вышла, а была погода такая плохая, дождь. В общем, я открываю дверь, а это чудо стоит на коленях в луже. И я вот так сделала два шага и вернулась снова в подъезд – «Что ты делаешь?!». А он стоит в луже и улыбается – грязный, мокрый…
- Значит, он вас любил?
- Наверное, но потом нашел кого-то лучше, чем я. Я не гордая, но у меня такой характер – не буду делать того, чего не хочу.
- У вас что-то осталось от ребенка – вещи, игрушки?
- Было очень много всего. Но мне настолько больно было на это смотреть, что я раздала все тем, кто нуждался. Себе оставила ее первые ботиночки, несколько игрушек и комбинезон розовый Монклер. С этими вещами я не могу расстаться.
- Вы уже пять лет не видите своего ребенка. И если вашу дочь вам не вернут, что вы ей скажете, когда встретитесь с ней повзрослевшей? Вы, наверняка, прокручиваете в голове эти слова?
- Я почему-то прокручиваю в голове другую ситуацию – она сама меня найдет. Не знаю как. Мир не без добрых людей. Однажды ей кто-нибудь расскажет… Мне жаль, что этот человек сейчас не понимает, что он поступает неправильно. Жаль, что он не думает о будущем. Мы не знаем, какой будет ее реакция. Возможно, она скажет ему – «Ты лишил меня самого дорогого. Я ненавижу тебя за это».
- А если не скажет?
- Возможно, не скажет. Но, по крайней мере, я в данный момент делаю все. И если вдруг она задаст мне вопрос – «А что ты делала для того, чтобы меня вернуть» - я знаю, что я ей отвечу. У меня нет денег и связей, чтобы с ним бороться. У меня есть только закон. Но я все делаю для того, чтобы если она этот вопрос мне задаст, каждое мое слово было бы доказано документально. У меня есть доказательства, что я от нее не отказывалась, я ее не бросала, я за нее боролась до конца сил и возможностей. У меня нет к нему ни любви, ни ненависти, хотя мое материнство было очень коротким… И я очень люблю детей.
- Кем вы работаете?
- Администратором в стоматологии. Но у меня грандиозные планы, со временем я хочу открыть центр для женщин, где бы им возвращали душевное равновесие.
- Вы сказали, что он вас оставил потому, что нашел кого-то лучше. А кто такие хорошие люди?
- Не знаю… Мама говорит, что я – очень жалостливая. У одной моей знакомой однажды знакомая девушка застряла на Гоа. Она там родила маленького мальчика. У нее не было документов, не было денег. У нее была пара носочков для ребенка. Один она потеряла и заматывала его ножку в носовой платок. Я пошла и купила кучу вещей. У меня не было денег, но я у мамы взяла, у тети взяла и немного денег наперед у своего босса. Я работала в кофейне тогда, и у меня зарплата была небольшая. Я накупила два пакета качественных вещей, отправила туда, и они были очень рады. Ты же помогаешь не для того, чтобы тебе сказали спасибо или чтобы ты стала знаменитой. Просто сам факт, что ты делаешь людей немножко счастливыми… Ну, вот сколько есть у меня возможности, столько я продолжу помогать. Я делаю все, что могу. Только выше головы прыгнуть не получается.
Комментарии:
Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...