- Публикатор: Юлия Грицай (yulia_gritsay)
Двери лифта, останавливающегося только на нечетных этажах совсем не типичной для Страсбурга многоэтажки, открываются, и мне навстречу шагает пожилая улыбающаяся женщина, которая первым делом интересуется, как у меня дела. За ней – яркий свет люстры, полная гамма красок на стенах и прелестная белая собачка. Мари-Франс Бейлер – художница и скульптор, работающая в стиле модерн. Талантливая и одинокая. Немного сумасшедшая.
Пока Мари-Франс выключает спрятанный за дверью шкафа современный телевизор, совершенно не вписывающийся в ее царство кистей и холстов, мой взгляд сам собой притягивается к мольберту посреди комнаты, на котором - цветочный паззл в раме и сидящая над ним серебристая стрекоза. “Я очень любила свою бабушку,” – скажет она позже. (какая разница, раньше или позже?) “Она тоже обожала птиц и насекомых”. На стенах - картины, на которых сравнительно четкие фигуры выделяются на фоне желтого цвета, причудливо смешивающегося с синим. На полу – корзинка с одеялом для пушистого питомца. На столе – скульптуры то ли людей, то ли языческих божеств.
Не дожидаясь моего первого вопроса, Мари-Франс заговаривает о галерее, в которой когда-то выставляла свои работы и даже давала уроки живописи. “Директор попробовал заставить меня поменять стиль, писать на заданные темы. Но я так не хочу и не могу! Искусство – это креативность и индивидуальность!”
Эту идею про искусство, которое обязательно должно отражать личность автора, художница озвучит (слово из лексикона советских чиновников) еще, как минимум, раз десять. Наш разговор, вообще, больше похож на монолог, в который у меня иногда получается вставить пару слов. Мари-Франс говорит очень много, не делает пауз и повторяет одну и ту же мысль несколько раз, как будто боится, что я вдруг уйду или просто не услышу ее.
Тем временем, мадам Бейлер ведет меня в соседнюю комнату, которая кажется безумно маленькой из-за огромного количества картин: висящих, стоящих и просто лежащих вповалку. На большинстве из них можно увидеть портреты пар и звезды, символы любви, как считает моя собеседница. На одной из них, спрятавшейся в углу - надпись, сделанная синей ручкой: “Весь мир тебя любит. Спасибо. Мы тебя любим”. И в конце приписка: “Извини за грамматические ошибки”. “От кого это?” – спрашиваю я со смехом. ("Ха ха ха ха!") “От Ваших поклонников?”
Эту идею про искусство, которое обязательно должно отражать личность автора, художница озвучит (слово из лексикона советских чиновников) еще, как минимум, раз десять. Наш разговор, вообще, больше похож на монолог, в который у меня иногда получается вставить пару слов. Мари-Франс говорит очень много, не делает пауз и повторяет одну и ту же мысль несколько раз, как будто боится, что я вдруг уйду или просто не услышу ее.
(Вот тут бы попробовать воспроизвести этот стиль речи. Хотя бы кусочек, со всеми повторениями и странностями. Понимаю, что сложно в переводе, но можно попробовать)
Тем временем, мадам Бейлер ведет меня в соседнюю комнату, которая кажется безумно маленькой из-за огромного количества картин: висящих, стоящих и просто лежащих вповалку. На большинстве из них можно увидеть портреты пар и звезды, символы любви, как считает моя собеседница. На одной из них, спрятавшейся в углу - надпись, сделанная синей ручкой: “Весь мир тебя любит. Спасибо. Мы тебя любим”. И в конце приписка: “Извини за грамматические ошибки”. “От кого это?” – спрашиваю я со смехом. ("Ха ха ха ха!") “От Ваших поклонников?”
Но для Мари-Франс эта надпись оказывается сюрпризом. Она скорее удивляется и расстраивается, когда видит, что сделали с картиной в ее отсутствие. (Хотя сам по себе это хороший эпизод, я бы с него начала!) Следующие десять минут она пытается разобрать полный текст послания и вслух размышляет, кто бы это мог быть. В конце концов, она предполагает, что это девочки, которые иногда к ней приходят. (что за девочки, вы не спросили?) “Я за ними не слежу, могу спать, или смотреть телевизор, или принимать душ”. Но она на них не злится – все равно всегда рада гостям. Ведь они скрашивают ее одиночество.
О гостях она говорит примерно так же, как и о галерее: много, несвязно и повторяясь. Примерно на этом моменте разговора меня начинают посещать сомнения о ее психическом здоровье, а легкая эйфория от знакомства с влюбленным в искусство человеком, который необыкновенно добр по отношению к тебе, сменяется легким беспокойством.
Пытаясь увести ее от больной темы (почему больной? Она же любит гостей. Или больная тема - это ее безумие? Она про свое, как вам кажется безумие, ничего не говорила. Лучше так и напишите: я стесняюсь прямо задать вопрос о ее психическом здоровье и поэтому спрашиваю... ) , я спрашиваю, не занимается ли она фотографией, так как на полке спрятана старая камера. “Нет, это моего сына,” – отвечает она. “Он фотограф или тоже художник?” “Нет, он психиатр,” – заявляет мадам Бейлер и рассказывает, как однажды, после того как она ушла из галереи, они вдвоем взяли грузовик, погрузили в него мольберты и отправились в горы рисовать пейзажи.
Ее рассказ о сыне проникнут любовью и восхищением перед его талантом. Представляю себе серьезного днем человека в костюме, который после работы берет краски и превращается в эльзасскую версию Анри Матисса.
Пытаясь увести ее от больной темы (почему больной? Она же любит гостей. Или больная тема - это ее безумие? Она про свое, как вам кажется безумие, ничего не говорила. Лучше так и напишите: я стесняюсь прямо задать вопрос о ее психическом здоровье и поэтому спрашиваю... ) , я спрашиваю, не занимается ли она фотографией, так как на полке спрятана старая камера. “Нет, это моего сына,” – отвечает она. “Он фотограф или тоже художник?” “Нет, он психиатр,” – заявляет мадам Бейлер и рассказывает, как однажды, после того как она ушла из галереи, они вдвоем взяли грузовик, погрузили в него мольберты и отправились в горы рисовать пейзажи.
Ее рассказ о сыне проникнут любовью и восхищением перед его талантом. Представляю себе серьезного днем человека в костюме, который после работы берет краски и превращается в эльзасскую версию Анри Матисса.
Несмотря на наличие камеры в квартире, Мари-Франс не любит фотографию. Она считает, что фото делается слишком быстро, и за такое короткое время нельзя до конца понять объект съемки. Живопись же, например, дает больше времени на раздумывание и выражение идеи.
Большинство предметов в квартире мадам Бейлер так или иначе относятся к искусству – статуэтки, коробки с кистями, книги про живопись. (уже не интересно, и так понятно) Единственная вещь, которая выделяется на фоне всего остального – темно-зеленая военная каска в шкафу под ключом. Эта каска – ее отца, который в 40-х годах в составе французской армии помогал восстанавливать разрушенные дома в Алжире. Именно там и родилась Мари-Франс. Это, кстати, одна из причин, почему вторая часть ее имени переводится на русский как “Франция” – в память о родной стране. Но в Алжире семья прожила недолго. Скоро они вернулись на родину ее отца – в Эльзас.
Большинство предметов в квартире мадам Бейлер так или иначе относятся к искусству – статуэтки, коробки с кистями, книги про живопись. (уже не интересно, и так понятно) Единственная вещь, которая выделяется на фоне всего остального – темно-зеленая военная каска в шкафу под ключом. Эта каска – ее отца, который в 40-х годах в составе французской армии помогал восстанавливать разрушенные дома в Алжире. Именно там и родилась Мари-Франс. Это, кстати, одна из причин, почему вторая часть ее имени переводится на русский как “Франция” – в память о родной стране. Но в Алжире семья прожила недолго. Скоро они вернулись на родину ее отца – в Эльзас.
На этом интересном моменте наш разговор был прерван приходом сына и внука художницы. Как раз того самого сына-фотографа-художника-психиатра. Кажется, он принял меня за иммигрантку, желающую отправить бедную женщину на тот свет или, по крайней мере, избавить ее от части сбережений. Едва не пожертвовав камерой или психическим здоровьем, мне приходится срочно ретироваться. (Подъезжая к вокзалу, с меня слетела шляпа) (И еще: тут надо конечно описать эту сценку изгнания вас. Это тоже интересный эпизод. Описать сына, что он сказал, как отреагировала Мари-Франс) Но Мари-Франс не разделяет его беспокойства. Она провожает меня до выхода и просит обязательно прийти к ней еще раз. Или даже сходить в кафе с ней и ее сыном. Говорю, что постараюсь.
Наверное, все творческие люди немного сумасшедшие. (Я как-то не заметила особого сумасшествия. Вы о нем заявили, но не показали его. Есть намек на безумие в эпизоде с девочками-гостями, но тут надо бы поподробнее. Если вы даже в заголовке заявляете безумие, надо отвечать за базар и показать это безумие или хотя бы какую-то странность. Пока что она выглядит как совершенно нормальная художница в своей мастерской) Или они просто живут в своем мире?
Наверное, все творческие люди немного сумасшедшие. (Я как-то не заметила особого сумасшествия. Вы о нем заявили, но не показали его. Есть намек на безумие в эпизоде с девочками-гостями, но тут надо бы поподробнее. Если вы даже в заголовке заявляете безумие, надо отвечать за базар и показать это безумие или хотя бы какую-то странность. Пока что она выглядит как совершенно нормальная художница в своей мастерской) Или они просто живут в своем мире?
Комментарии:
Вы должны Войти или Зарегистрироваться чтобы оставлять комментарии...